— Кир, но это и есть жизнь! Многоликая, вечная и бесформенная. Нельзя пытаться принять только маленькую её часть — ту, что тебе по душе…
— Жизнь — это страдания и ничего больше!
— Да! Жизнь — всегда дискомфорт! Что с того? Страдания — обратная сторона чувствительности, развитой нервной системы. Не желаешь страдать, будь амёбой! Веди жизнь амёбы: уйди с головой в наркотики, фильмы, игры. Спрячься от мира в пещере! — Эйприл нахмурилась. — Или, как ты, внутри самого себя.
— Там, снаружи — Зло.
— «Зло» — лишь твои фантазии. У всего есть причина.
— Неужели?
— Есть лишь стратегии выживания. Успешные и не очень, пугающие тебя или нет. Может быть, восхищающие. Чтобы добраться до «зла» нужно раскрутить клубок причин и следствий до момента рождения Вселенной.
— Эйприл… — в глазах у мальчишки была только грусть. — А когда она родилась, эта Вселенная?
Девочка вскинула брови.
— В школе не проходил?
— Думаешь, я учился когда-нибудь в школе? Думаешь, был где-то, кроме этого места? Откуда мне знать? Просто принять на веру? — он в миллионный раз посмотрел на залитую солнцем цветущую степь и отогнал докучливую бабочку. — Что, если этот мир сформирован Злом? Ты ведь не знаешь, что за сила его сотворила!
— Опять за своё? Нравится жить, спрятавшись в коконе и внушая себе, что Вселенной не существует — пожалуйста! На здоровье! — Эйприл смутилась, сообразив, сколь жестоко звучат в его случае эти слова. Но продолжила: — Только меня в это дело не впутывай!
Они просидели в степи целый день. Кир честно пытался привыкнуть, но… Не получалось.
В Логово вернулись уже в темноте.
— Эйприл, котёнка всё нет.
— Успокойся, куда ему деться! Со зверушками заигрался…
Тьма окутала притихшую Станцию. Угомонились стрижи, зайцы и единственный пока что олень.
Лишь фырканье вышедших на охоту ёжиков, да пение цикад…
В самом укромном месте реакторной зоны, среди нагромождения оборудования и путаницы сияющих труб, на груде убитых мышей восседал чуть подросший котёнок.
Тишину зала нарушил лёгкий топот маленьких ножек. Облако дёрнул ушами, втянул носом воздух, на мягких лапах спустился с импровизированного трона и спрятался за насосом. Когда увлечённый поеданием кузнечиков ёж оказался на расстоянии прыжка, раздался щелчок — сработал один из бесчисленных клапанов. Ёж бросился наутёк, но опоздал. Облако взвился в воздух и обрушился на добычу. Утробно рыча, он разодрал ежа на куски.
«Конечно, это не тот прекрасный олень, но… Ничего, всему своё время. Олень мне ещё покажет свой танец!»
Пробившийся сквозь небольшие оконца лунный свет, выхватил из мрака кровавую пасть и вонзившиеся в нос иглы — которые вдруг стали мягкими, сдулись и пропали под кожей.
Облако оскалился и зарычал. От стены отскочило эхо.
А за стеной, над реактором, билось и трепетало неугомонное чёрное пламя.
Тьма.
Сфера
В облике чёрной сферы, абсолютная, ничем не ограниченная власть лежит передо мной на столе.
Неясно одно, что с ней делать?
Я не жалею, что не оставил нейросеть в ящике стола. Это было бы попросту глупо. Но и применения для неё не найти — риск засветиться превышает возможные выгоды.
Поглаживая матовый корпус, ощущаю себя дураком. Сам себе создал проблему!
Первостепенный вопрос: где это чудо хранить? Точно, не под матрасом!
Ладно. Город большой, место найдётся.
А после — найдётся и применение. Я это чувствую, ведь во всём есть свой смысл. Если жизнь представляется хаотичным нагромождением блестящих стекляшек, нужно взглянуть под другим углом — и глазам предстанет калейдоскопический узор идеальной геометрической формы…
Или нет? Может, жизнь — только лишь хаос?
Морщу нос… Вне всяких сомнений, подобные устройства не пахнут. Но сфера слишком сильно воняет дерьмом.
Несу её к умывальнику.
Глава 17. Новый Сад
«5:59»
«Что? Почти шесть?»
Кир опёрся на локоть и приподнялся в кровати. Искажённое хроматическими аберрациями от купола Логова, над горами вставало Солнце.
«А сон был таким коротким!»
Диван оказался пуст. Ни девушки, ни котёнка. А на гвозде не было куртки.
«Наверное, она посмотрела этот короткий сон, проснулась, переставила будильник и ушла. Но куда и зачем?»
И ещё…
Снова было такое же чувство, как после сна про набережную. Что в сновидении спрятан ключ. Что во сне было то, чего в реальности не бывает.
Но что? Там была только сфера! Существуют они или нет, Кир не знал.
Он встал, натянул штаны, и запустил в Сети поиск… На экране был только мусор — никаких «реверс-процессоров». Это не значило ничего: такое устройство должно быть секретным.
Ладно… Сны — это только лишь сны. В реальности проблем было не меньше.
На столе стояла тарелка, аккуратно накрытая крышкой.
Кир заглянул.
Ха! Его любимые блины с любимым персиковым вареньем.
«Ну нет! Этим меня не заманишь! Я узнаю, чем ты там втихаря занимаешься!»
Он решительно вышел на крышу.
«Только, где это, „там“?»
Взобравшись на парапет, Кир осмотрел территорию. Обычно, увидеть рыжую девчонку не составляло труда.
Эйприл не было, но в глаза бросалось другое: в центре Станции расползлось уродливое зелёное пятно. От его вида, Кирилла охватило отчаяние, а тело пронзила боль — созданная психикой, но неотличимая от настоящей.
«Цветок! Он засеял Станцию!»
Не помня себя, он скатился по лестнице и побежал. В глаза попадали мошки, в лицо врезались жуки. Всё вокруг жужжало, пищало и пело. Кир не обращал внимания. Он мчался, пока путь не преградили деревья.
Тонкие стволы молодой рощицы, проломив бетон, тянулись ввысь. Зеленели молодые клейкие листочки. На ветках сидели тысячи птиц.
Кир опасливо дотронулся до ствола… Ожога не было.
Наклонился и подобрал обломок бетона. Покрутил в руках, поморщился и осторожно положил обратно.
«Точно раны… Она всё тут ломает!»
Кир вошёл в рощу. Густой воздух был пропитан волшебством, и это волшебство мальчишке не нравилось. Он медленно и осторожно пошёл к Излучателю.
Раздвинув ветки, Кир увидел сидящую на кубе девчонку. Закрыв глаза, она пела на неведомом языке — удивительно мелодичном и непостижимо знакомом. Утренние лучи, пробившись сквозь листву, рисовали на лице причудливые арабески.
Кир остановился, боясь спугнуть наваждение. Обнял ствол, прижал щёку к прохладной и гладкой коре. Голос любимой усмирил злость, и в душе зародилось какое-то новое чувство.
Он ощущал, предельно явственно, свою чужеродность этому новому миру. Всё вокруг было наполнено сияющим совершенством жизни, но сам он был мёртвой пустой оболочкой. Безупречная и чистая мелодия открыла Кириллу его самого, и увиденное разорвало грудь жгучей болью… Не мёртвый, но уже не живой, утративший контакт с миром и влачащий настолько жалкое, бесцельное, одинокое существование, что даже ему самому было не ясно, живёт он или смотрит бесконечный кошмарный сон.
Хотелось уйти — куда-то, где ЭТОГО нет. Но теперь, ЭТО было везде.
Он осел на растрескавшийся бетон.
Пение оборвалось — Эйприл услышала шорох.
— О! Ты уже тут! Вкусные были блины?
Кир не сразу понял, о чём она говорит. В голове не укладывалось, что с коралловых губ невесомого создания, могут слетать не только волшебные звуки, но и слова о каких-то блинах!
— Чего?
— Завтрак! Ты его съел? Я старалась!
«Старалась? Он появляется сам по себе, ты просто достаёшь тарелки из шкафа!»
— Это что за язык, и откуда ты его знаешь?
— Кир! Ну зачем? — Эйприл наклонила голову и смотрела теперь с укоризной. — Зачем анализом губить красоту? Превращать сияние небес — в бомбардировку атмосферы заряженными частицами, белеющий в океане парус — в тряпку на палке, а девушку — в пронизанное миллиардами трубочек мясо? Глядя на мир таким образом, ты не найдёшь сил жить… Ничего я тебе не скажу. Хочу, чтобы ты был счастлив!
