В её глазах снова что-то мелькнуло.

— Да и не нужно тебе ничего знать!

— Эйприл, зачем ты пришла?

— Для существования одного, нужен второй — иначе, исчезнет и первый… Как определить себя, если другого нет? Отчего, так тягостно одиночество? Не оттого ли, что оно — угроза?

— Врёшь! — он помолчал. — Всё меняется…

— В каком это смысле?

— Разве не видишь? — Кир сорвался на крик. — От того, что было раньше, тут ничего не осталось!

Девчонка поморщилась.

— Зачем так кричать? Разумеется, здесь всё меняется. Место такое… Если Станции что-то понадобилось — создаст. Если больше не нужно — разрушит. И что?

— Разрушит! Вот именно!

— Кир, ты слишком сосредоточился на разрушении… Зачем? Его ведь и нет, по сути. Новое должно появится, старое уйти. Вот и всё. Вечное созидание!

— Конечно! Не тебя ведь стирают! Можно пофилософствовать!

Эйприл отвернулась. Кир продолжал:

— Видно, есть в тебе что-то, чего нет во мне. То, что этому миру нужнее… — его голос был еле слышен. — Я чувствую, ты — другая. Не та Эйприл, которую я повстречал… Ты растёшь. А меня с каждым днём всё меньше… — он добавил с отчаянием: — Ведь ты уже выше меня!

Глядя в сторону, Эйприл сказала:

— Выше? И что с того? Девчонки ведь раньше взрослеют… Может, я тебе вовсе не враг.

Но сама уже в это не верила.

Солнце упало на город, разбившись на тысячи сверкающих граней. У нас есть часа полтора, затем — всё окутает тьма…

Ветер крепчает, надвигается буря. Пыль превращает обычный, фиолетово-золотистый закат в кровавый.

Облака — будто безумный хирург заткнул ватой раны, от пронзивших низкий небосвод белых шпилей. И губы Мэйби, покрытые алым блеском, как рана.

Она жмёт мои пальцы — сильно, тепло. Прижимается и заглядывает в глаза.

— Как ты? Очухался?

Чёрные круги под глазами, ссадины и синяки по всему телу. Часть локонов бесследно исчезла, вместо уха — обрубок, прикрытый волосами, начёсанными с другой стороны и закреплёнными заколкой. За последние дни она похудела и ни капельки не похожа на девушку-в-самом-соку, что я встретил на пляже. Теперь она — обычный угловатый подросток.

На такую бы я не повёлся. Обошёл бы десятой дорогой.

Пытаюсь обнять, скорее из жалости, чем от желания. Она отстраняется и запрыгивает на парапет. Расхаживает туда и сюда городским привидением, тёмной хозяйкой улиц. Коленки с подсохшей кровавой корочкой движутся на уровне моих глаз.

Впрочем, ноги всё те же — ровные, длинные. Только исцарапанные кустами.

Да и как бы там ни было, выглядит она лучше меня самого. Похоже, раны заживают на ней, как на кошке.

— Столько кипучей деятельности и важности! — Мэйби плюёт. Слюна, пролетев пару метров, рассыпается в мелкую пыль, которую ветер швыряет обратно в девчонку. — Но люди лишь стремятся к удовольствию и пытаются избежать неприятного. И на этом — всё!

Она вновь собирает слюну. Но, видимо, вспомнив неудачу, глотает.

— Ну а ты? — старательно делаю вид, что ничуть не смущён. С каждым днём Мэйби раздражает меня всё больше и больше. Даже не знаю, зачем сюда притащился, ведь я её уже почти ненавижу. Манеры, жесты, бесконечное враньё и наглость…

— Что, я?.. А!.. Ты обо мне… — с удивлением замечаю румянец на скулах. — Ну, со мной всё ещё хуже, — она замолкает и смотрит на океан, на яхты. Ветер треплет серую чёлку.

— Почему? — спрашиваю лишь для того, чтобы прервать молчание.

Она поворачивается. Смотрит так, будто видит впервые.

— По рождению, Кир. По рождению! Или «золотой» папин мальчик уже подзабыл, что сфера возможностей определяется именно так?

— Ты, вроде, не бедная…

— Дело только в деньгах? Другого неравенства в обществе нет?

— Нет.

— Ну конечно! — она, всё же, плюёт. — Что говорить с идиотом, не способным понять очевидное… Вот тебе, кстати, ещё одно из неравенств! — девчонка кулачком вытирает с лица прилетевшую обратно слюнявую пыль и… слёзы. — А знаешь что, Кир? В жопу океан! Поехали, посмотрим на степь!

— Степь? Что в ней интересного?

— То, что она — не океан с белоснежными яхтами около белоснежной набережной. А здание, куда я тебя приглашаю, совсем не стерильное! — она закидывает в рот жвачку, а фантик уносит ветер. — Ты ещё не видел такой столицы!

— И как мы туда попадём? При помощи твоей волшебной жвачки? Я не собираюсь жрать эту дрянь!

— Сейчас покажу!

Она берёт меня за руку и волочёт за оголовок лифтовой шахты.

Там лежит ховерборд.

— Ты не взял меня в полёт, как я не навязывалась. Даже после прозрачных намёков про крышу! — она смотрит сердито. — Что, между прочим, ужасно обидно…

— На Диэлли полёты запрещены! Можно только сидеть на земле. Если смелый — на крыше.

— Идиот? Сам мне его подарил! Любой дурак может установить какое-то правило, и каждый дурак будет его соблюдать!

— Ты на нём прилетела?

— Нет, ни к чему заранее привлекать внимание полиции. Принесла, — она наклоняет голову и выдувает огромный пузырь. Невинно машет ресницами.

— Никуда я с тобой не полечу, — протыкаю пальцем розовую плёнку. Раздаётся хлопок. — С такой!

— Чем это я тебя не устраиваю? — её руки упираются в бока. — Раз сумел, будто суперагент, обворовать корпорацию, сможешь и полететь! Поймают, папа заплатит штраф. Он тебя простит, не волнуйся. Наоборот, ощутит вину — за то, что совсем забросил сынулю.

Это всё замечательно. Но я не вижу замедляющих падение аварийных жилетов.

— А жилеты? Что, если мы упадём?

— А что, если бы мы вчера захлебнулись говном?.. Как бы я приволокла доску и два тяжеленных жилета? Я не геноморф-уничтожитель-танков! Нафиг они сдались, эти жилеты. Только мешают! Мир не любит трусишек, ему по нутру победители, — её голос становится похож на шипение змеи: — Что я с тобой разговариваю! Ты полетишь, вот и всё! Это уже решено!

Она хватает мою ногу и пихает в захват.

— Вторую поставишь сам! Я тебе не нанималась! В полёте, повторяй движения за мной, — в её глазах мелькает сомнение. — Ты вообще, летал на доске?

— Летал. Заткнись!

— Вот и отлично!

Мэйби ставит ноги в захваты.

— Жди! Взлетим, когда свалит полиция.

Верчу головой. Наблюдательный дирижабль не особенно близко…

— Ну?

— Что?

— Можно меня приобнять! Или хочешь разбиться?

Беру её за талию, и ховерборд поднимается в воздух.

Обычный антиграв с нейроинтерфейсом: мощный, бесшумный, простой в управлении — поле поддерживает с боков. У него лишь один недостаток — цена. Но деньги уплачены, пришла пора развлечений.

Мы скользим возле стен, окрашенных красным закатным солнцем. Резко снижаемся — так, что сердце падает в пятки. Проносимся под ажурными эстакадами, едва не касаясь опор.

Ветер свистит в ушах.

Надо признать, она неплохо справляется — будто только этим и занималась целыми днями. А ведь доски у неё вообще не было!

Она мчится прямо к зеркальной стене небоскрёба. Присев, наклоняется в сторону.

Вот сучка! Хочет разбить полем все окна на этаже! Тогда нас заметут однозначно, и штрафом уже не отделаться!

Изо всех сил луплю её кулаком в бок. Выходит скорее комично, чем больно. Но, ховерборд поворачивает.

Вот она, цель нашего путешествия — одинокая недостроенная высотка на окраине города. Будто огромный корабль, застывший в ожидании плавания по степным травяным волнам.

Мы приземляемся на крышу. Вернее, на пол последнего из построенных этажей — крыши у здания, пока что, нет. Повинуясь мысленной команде Мэйби, силовые захваты выпускают мои ноги, и я спрыгиваю с доски.

Крышу этот дом не получит — он ещё не родился, не вырос, но уже умирает. Из растрескавшегося бетона, как кости, торчат куски арматуры, стены покрыты потёками ржавчины и похабными рисунками. Ввысь уносятся опорные конструкции, которые уже никогда не будут удерживать новые этажи.

Заброшка.

А ведь, мы с этим домом похожи.