Лестница сияла, как раньше. Но внизу, в воздухе летал пух и пыльца. Эйприл чихнула, и Кир рассмеялся.
— Баланс! Во всём есть свои недостатки. Зато посмотри, как красиво! Будто во сне!
Яркое, но не жаркое солнце заливало усыпанные огромными цветами лужайки, а над ними пестрели красными и жёлтыми листьями кроны деревьев.
И тишина. Необыкновенная, звенящая тишина.
Именно она подтолкнула Кирилла к открытию.
— Эйприл! А я ведь придумал!
— Что? Как меня на поцелуй развести?
— Нет, лучше! — перехватив недовольный взгляд, он попытался исправиться: — Не лучше, конечно. И не настолько важное… Способ, как избежать войны!
— Думаешь, это так просто?
— Ага! Ты напрасно всё усложнила. Выдумала какие-то оси и диапазоны. Давай, я объясню по-другому!
— Попробуй.
— Эта смерть чувств, про которую ты говорила, она почему происходит? Привыкание! Адаптация нервной системы. Как с музыкой! Человек прибавляет громкость, выкручивает ручку удовольствий. Организм адаптируется к воздействию, привыкает. Приходится дальше ручку крутить. И вдруг, всё! Иссяк запас громкости! Теперь, крути ни крути — ощущений не будет. Чтоб снова что-то почувствовать, нужно уменьшить громкость. А лучше, выключить музыку! И после периода тишины, музыка заиграет, как в первый раз!
— А кто согласится сидеть в тишине? Люди всё время хотят развлечений!
— Никто и не будет их спрашивать! Есть ВДК!
— То есть, пройдёт команда и всех просто выключит?
— Временно… Для всеобщего блага.
— Это насилие!
— Оправданное. Ничего не может быть хуже войны!
— Надеюсь, Маяк тебя не услышал.
— Конечно услышал, раз слышала ты!
— Знаешь, Кирилл. Раньше я сомневалась, что у тебя был отец. Теперь, нет. Ведь ты — такой же, как он!
Она отвернулась, и сколько Кир не пытался с ней заговорить, не отвечала. Залезла на куб и заиграла на флейте.
Кир произнёс, тронув легонько её за плечо:
— Схожу, посмотрю, куда впадает ручей.
Русло извивалось среди корней огромных дубов и терялось в молодом сосняке. Кир зашагал вдоль ручья…
«Ты напрасно всё усложнила. Выдумала какие-то оси и диапазоны».
До него наконец дошло.
«Ничего она не усложнила! А может, не слишком-то понимала собственные слова. Анализ и математика — не её конёк. Я беседовал с Маяком!»
Ноги утопали в сухих пожелтевших иголках.
«Когда же они успели нападать? — рассеянно думал Кирилл. — Ого!»
На пригорке стоял Олень. Не бурый с белыми пятнами, как в прошлый раз. Настоящий Изумрудный Олень.
«Так вот куда исчез амулет! Он ожил! Вот так магия!»
Олень втянул воздух полупрозрачным зелёным носом, фыркнул, мотнул головой и скрылся среди деревьев.
Кир побежал вслед.
Сосны кончились, сменившись красными клёнами. Кир запыхался. Пару раз он мельком замечал изумрудное тело, точно олень стремился его раздразнить.
«Чего ожидать от создания, внутри которого — Тьма? Наверняка, ничего хорошего!»
Но остановится мальчишка не мог. Его влёк азарт.
Вдруг он снова увидел Оленя, изучающего собственный портрет на пёстрой стене. Но когда попробовал подобраться, тот гордо задрал голову и зашёл в проход между зданиями. Кир последовал за ним.
Поворот, ещё поворот.
«Вот же он!» — Кир помчался бегом.
В проходе мелькала спина. При каждом прыжке изумрудные рога издавали звон. Звуки отражались от стен, и, подхваченные эхо, превращались в чарующую мелодию. Олень манил…
Через десяток минут Кир его потерял. Олень исчез за очередным поворотом, и не появился. Мальчишка бежал ещё минут пять. Затем осознал, что погоня окончена — не было больше ни звона, ни стука копыт.
Кир повернул назад.
Пространство между зданиями сузилось так, что нельзя было вытянуть руки, не уперевшись в стены.
Поворот, опять поворот. И за каждым — очередной коридор.
«Как я здесь очутился? — поражался Кирилл. — Разве можно потеряться на Станции?»
По прикидкам, он протопал не меньше пяти километров. Из лабиринта не было выхода.
Белый бетон искрился и отливал серебром, с каждым пройденным метром — всё ярче. Постепенно, стены стали зеркальными. Эхо шагов превратилось в хрустальный звон.
Нахлынула паника. Кир побежал, и сразу же врезался в блестящую грань. По лицу заструилась кровь.
Он покрутился на месте. Куда двигаться дальше, понять уже было нельзя.
На мальчишку смотрели его отражения. И, отражения отражений. Тысячи, миллиарды Кириллов…
Вдруг они стали меняться, потекли и расплылись, принимая облик виденных когда-то людей. Рядом с ним были Эйприл и Мэйби, отец и Фиест — с белым котёнком в руках. Поодаль стояли чиновники, с которыми он говорил через терминал, Бурундук и Кисуня, хрупкая рыжеволосая Катя и парень из «купола радуг» по имени Гром. Дальше — совсем незнакомые люди.
Сзади послышался шёпот: «Я здесь!»
Кир обернулся.
Девчонка с обманчивой внешностью хрупкой снежинки. Огромные фиолетовые глаза, белые локоны на плечах. Ресницы, будто пушистый снег… И почему-то, совсем без одежды.
Самое близкое к нему отражение.
По девичьему лицу текла кровь — его собственная, от столкновения со стеной.
— Зачем ты убил меня, трус? Выпусти! Я хочу жить! — она ударила по стеклу с той стороны. — Выпусти! Выпусти! Выпусти! — голос менял тональность, «плыл», пока отчаянные вопли не превратились в слова: «Отпусти! Отпусти! Отпусти!»
Волосы и глаза почернели, лицо изменилось и стало его собственным отражением.
— Нет! Нет! Нет!
Кир ударил. Раскрытой ладонью — но зеркальный бетон подёрнулся паутиной трещин…
Шумел ветер. Кир стоял на коленях среди пирамидок антенн. Из рассечённого лба на траву капала кровь.
Перед глазами мелькали отражения в зеркалах и разрисованная стена…
Солнечный день превратился в кошмар. Изумрудный Олень заманил в ловушку и показал самое страшное.
«Ядерный взрыв! На картине, похоже, всё как в зеркалах: чем что-то важнее, тем ближе! Но тогда, почему взрыв по центру? Почему рядом с ним одуванчик и этот дурацкий олень?»
Кир затравленно огляделся.
Никаких коридоров. Синее от цветущего льна антенное поле.
Сжимая флейту в руке, к нему неслась Эйприл.
— Что случилось? Зачем ты сюда пришёл?
— Потерялся… — буркнул Кирилл.
— Потерялся… — повторила Эйприл, нахмурившись. — Ты так кричал…
— Всё этот Олень!
— Олень? — Эйприл отвела взгляд. — Кир, опухоль выросла и давит на мозг. Не ходи больше сам.
Кир лежал на диване, уставившись в затянутое тучами вечернее небо. Эйприл играла его волосами.
«Неужто, я скоро сойду с ума?» — он хотел произнести это вслух, но не смог.
Счастье превратилось в кошмар. Разве реальность позволит забыть о страданиях и наслаждаться моментом!
— Эйприл… Ну почему, счастье такое недолговечное?
Земля
— Да уж, с отцами нам повезло.
— Ну да… Твой хоть родной…
Мы с Мэйби сидим, свесив ноги в пропасть, на южной арке земной Станции Гипермаяка. На остальные мы даже не залезали.
Далеко внизу, под обрывом, вяло плещется океан. В воздухе висит удушливый запах водорослей и горечь от перегретых листьев полыни. Добавляет тоски понимание, что мы — в самом интересном и оживлённом месте планеты.
Я и подумать не мог, что юность — теоретически, самое лучшее время, будет похожа на скучную старость!
В мой первый прилёт, Земля мне понравилась. Сейчас, после бурной жизни на Ириде и приключений на Диэлли, мне кажется, будто я оказался в застывшем загробном мире.
Ни дуновения ветра, ни облачка. Ни щебета птиц, ни жужжания насекомых, лишь гул одинокой Станции над сухими волнами бескрайней степи. Выжженная безжалостным летним зноем трава, да метёлки самоопыляющихся растений.
