Значит Эйприл — по-настоящему сильный противник, а вовсе не жертва. Если, конечно, с ним сделала это она. В этом Облако не был уверен, ведь сила шла не от девочки.
Как бы там ни было, история ягуара закончилась. Нужно было придумывать что-то ещё…
Мозг почти полностью восстановился, и в голове появилась новая мысль.
«А ведь, когда я убью Эйприл, девчонки закончатся! На этой планете их больше нет!»
Кир его нисколько не интересовал. Но именно с ним нужно было разделаться первым. А уж потом, не торопясь, насладится девчонкой.
Погружённый в раздумья котёнок лизнул на лапке подушечку и озадаченно покусал коготки. Раздражённо почесал задней лапой за ушком — в воздух взлетела шерсть. Фыркнул.
«Нет! Не может быть! Девчонки никогда не заканчиваются!»
Облако довольно мяукнул. На бетон упала капелька кровавой слюны — внутри пока ещё шли трансформации.
Облако… Дурацкое имя, выдуманное бывшей хозяйкой.
Нет. С этого момента, он — Змей.
Дракон.
На белой спине начали проклёвываться чёрные крылья.
Сквозь запах гнилых водорослей и металла, по ступеням, казавшимся сейчас островками сгустившейся тьмы, Кир спустился на пляж.
Шаг — вдох, шаг — выдох, и никаких чувств, весь долгий путь.
Прошелестела галька, и — всё. Лишь тишина и лунное серебро на поверхности океана.
Накатывает волна — вдох, уходит назад в океан — выдох.
Летели часы, но Кир не сдавался, пока не заметил, как в глубинах души, раздвинув бесплодные камни возникло нечто живое, трепещущее и уязвимое.
Да — это было то самое, чего он так ждал. Нежный зелёный росток его чувств — чувств к Эйприл.
Вдох — выдох.
Кир подождал, пока стебель наполнится силой, выбросит отсвечивающие платиной листья, в наивной надежде напитаться мёртвым светом луны, и лишь после — набросился на него и растоптал.
Он не ненавидел это растение, не злился, чтобы не дать сил новому ростку. Лишь стёр с подошв зелёную слизь, и поднялся наверх, на Станцию, к Эйприл.
Разрыв
Ветер и облака.
Под ногами привычная дрожь трансформаторов.
Внизу — белый мрамор набережной, а дальше — искусственные острова с башнями небоскрёбов и огромными ветряками.
Как тут хорошо! Это не замусоренная заброшка и не ночные посиделки с маньяком.
Впрочем, на душе вовсе не так светло, как на этой крыше.
— Помнишь, ты говорила, что не хочешь меня терять? И знаешь что? Ведь мы можем… — ловлю её взгляд и умолкаю.
Прав, прав был Фиест!
Так, сжимая в пальцах булавку, смотрят на диковинного жука, способного стать украшением коллекции.
Хочет! Хочет терять!
Думает: «Ну и дурак ты, Кирилл! Даром, что гений!»
Тварь!
— Я тебя очень люблю, — её голова опускается мне на колени. — Я буду с тобой всегда. Если ты только захочешь.
Что?! Выходит, я совсем не понимаю её взгляды, жесты, эмоции!
— Может, наконец-то, расскажешь, кто ты такая?
Она поворачивает ко мне лицо, разбрасывая локоны по штанам.
— Твоя девчонка.
— Моя? А Фиест? Ты говорила, что с ним разберёшься!
— Да. Уже скоро. Только, мне надо уехать.
— Уехать? Куда?
— По делам. По твоим делам… Но, я скоро вернусь. Навсегда, если только захочешь.
— С ним?
Она молчит. Потом распрямляется и произносит, глядя куда-то в сторону:
— Кир, я вернусь одна.
— Куда же он денется? И, что за «мои» дела?
Она поворачивается.
— Я ведь уже говорила! Я давно тебя знаю. Давно люблю.
— Любишь? А его?
— Это другое… — я замечаю в её взгляде отчаяние, и понимаю, что собственные чувства для Мэйби — загадка.
От этого понимания не легче. Я злюсь — на себя, на девчонку, на целый мир. И злость не находит выхода…
С безукоризненной белизной парапета, на котором сидит Мэйби, контрастируют её замызганные шортики. И я не выдерживаю:
— Есть у тебя нормальная одежда?
Мне прекрасно известно, что есть. Но это не важно. Имеют значение только её эмоции.
Мэйби вздрагивает и отворачивается:
— Не твоё дело! Они, между прочим, дорогущие! Из настоящего хлопка! Его подарок!
— Они грязные. Зачем вообще носить вещи без самоочистки?
— Затем, что он мне сказал!
— Ну, подставь их под излучение в умывальнике.
— Думаешь, я так не делала? Очищается верхний слой, но всё равно какие-то пятна, — её ногти с противным звуком скребут белую ткань. Язык высунут из уголка рта и закушен губами. Очнувшись, она поднимает глаза. — Въелась!
— Блин, ну водой их помой.
— Водой?! Одежду?! Ты что, идиот? На бирке было написано: «Избегать контакта с жидкостями». Хлопок — это тебе не синтетика, он от воды сгниёт!
— А это ещё что такое?
На ткани проступает эмблема. Разглаживаю пальцами ткань, пытаясь разобрать еле заметные буквы.
«Первая… Барнарда…»
— Кто этот Барнард?
— Руки убрал! Владелец бренда женской одежды и знаменитый фотограф. Небось, и не слыхал?
— Нужны мне ваши фотографы!
— А кто тебе нужен? Фиест? Его подарки? Нравится пахать на него днём и ночью?
Она молчит. На злополучные шорты падает капля. Ещё одна, и ещё.
Становится не по себе. Но ведь я добивался именно этого, разве не так?
Кладу руку ей на плечо. Мэйби отстраняется в попытке её сбросить. Бормочет сквозь слёзы:
— Отвали!
Она в последний раз шмыгает носом и замолкает. Размазывает по щекам влагу. Поворачивается и сидит, ни слова ни говоря, уставившись в океан. Ветер треплет её волосы, гудит в громоотводах. Ветер сушит слёзы.
Мы молчим. Я разглядываю шорты, где теперь одним пятном больше и сжатые кулачки. Но не знаю, что ей сказать.
Она поворачивает голову и смотрит в глаза.
Несмотря на жаркое солнце, мои руки холодеют, и по спине бегут мураши. Раньше я и не знал, что ТАК можно смотреть. Кажется, она видит во мне уже не мальчишку, а что-то другое — страшное и отвратительное. И жаждет это убить. Жаждет, но что-то мешает.
Взгляд меняется. Мэйби встаёт и треплет мне волосы. Я уворачиваюсь, задираю голову, и вижу нависшую надо мной девчонку. Её голова закрывает солнце, лучи струятся сквозь пепел волос. Она говорит, истерично при этом смеясь:
— Дурачок!
И вдруг добавляет:
— Он мне не отец. Во мне только часть его генов. Немного.
— Я догадался, кто ты. Жаль, не сразу. Какая модель? Номер!
— Жаль? Значит, узнай ты правду вначале — и разговаривать бы не стал?
— Не стал.
Она садится рядом и опускает глаза. Руки дрожат, на носу висит какая-то капля.
— Мэйби, я лишь стараюсь быть честным.
— Да? Ну спасибо, огромнейшее, за правду! Ты тоже, между прочим — совсем не так прост, как считаешь!
— Тебе-то, откуда знать? Хочешь сказать, я — геноморф, а не человек?
— Геноморфы — такие же люди! — теперь в её голосе лишь ненависть и враждебность. — Я так же росла, но не в матке, а в гидростатической капсуле. И геном у меня человеческий, только лучше… Что до тебя — ты вовсе не геноморф! Да и насчёт человека, я тоже уже сомневаюсь! Думаю, маловато в тебе человеческого, чтобы иметь право им называться.
— Мои права тебя не касаются. Это у вас нет никаких прав, и не может быть.
— Какие «твои права», марионетка Маяка!
— У меня не стоит ВДК. И не будет стоять.
— Как ты понимаешь, и у меня!
— Зато, стоят схемы контроля.
— Они отключены.
— Так не бывает!
— Нет… Нет… — Мэйби начинает задыхаться. — Бывает! Бывает! Он меня отпустил…
— Ты что, добровольно ему помогаешь?!
Она вздрагивает и отворачивается.
А на меня вдруг налетают океанские белые ветряки, и перемалывают, перемалывают чувства…
Я-то, дурак — считал, что она под контролем.
Что же ещё я мог думать? Мне в голову не могло прийти, что можно осознанно принять такое решение: помогать дракону, змею, злу.
Зачем? Для чего?
Чтобы оно на тебя нацепило ошейник? Чтобы оно над тобой издевалось?
