И, что-то изменилось — везде. В мире родилось нечто новое, небывалое.

Утих ветерок. Тёплый весенний воздух подрагивал от напряжения, словно в нём разлилось электричество.

Страх — вот, что это было. Ужас, отвращение, отторжение в чистом виде.

И ОНО приближалось.

Ягуар озирался, не в силах понять, откуда идёт угроза. Потом поджал хвост, выгнул спину, присел.

Куда исчез грозный хищник! Ягуар сжимался, в жалкой попытке стать незаметнее, нервно переминаясь мощными лапами в ширившейся луже. Глаза, вдруг ставшие живыми, вновь встретились со взглядом Кирилла. Теперь в них были мольба и трепет — как у ребёнка, из шалости раскидавшего игрушки и вдруг заметившего в руках отца меч.

«Будто горные массивы, в ином мире, на другой планете. Да… Как горы, — отрешённо думал Кир, разглядывая узоры на звериной радужке, — Узлы, отроги, цепи. Да…»

Слегка зашелестело, будто тёрлись друг об друга пожухлые осенние листья.

Из носа, из ушей, из глаз, а затем — из-под каждой шерстинки на теле животного, потянулись дрожащие белёсые ниточки.

Хлопнуло, так сильно, что заболели уши.

В воздухе повисла мелкая красная взвесь. Через секунду она исчезла, унесённая порывом ветра. И на том месте, где ещё недавно стоял перепуганный ягуар, осталась лишь окрашенная красным трава.

Висевшее в воздухе напряжение исчезло. Над цветущей степью сияло солнце, по небу ползли лёгкие пушистые облачка. Ветер гнул траву, в тёплом воздухе летал пух и мельтешили насекомые.

Но всё уже было не так, как прежде: чуть поодаль, среди колышущихся голубых цветков льна, лежали недоеденные останки. А рядом, у ног Эйприл — текли по травинкам красные капли. И на белых кроссовках, на топе, на шортах — алые точки, будто узоры чужих, таинственных, жутких созвездий.

Эйприл опустила кулаки, повернулась к Кириллу. По щеке, как слеза, ползла красная капелька. Взглянув на его штаны, девочка отвела глаза:

— Встретимся возле обрыва.

И пошла, не оборачиваясь, прямо по кровавой траве. Стебли рисовали на загорелых ногах красные полосы…

Внутри разгоралось отчаяние. Лучше бы Эйприл подколола его, как всегда. Лучше бы расхохоталась… Но, нет. На её лице не было никаких эмоций.

Отчаяние сменилось безысходной тоской.

Эйприл… Раньше он воспринимал её, как девчонку. Но что это на самом деле? Что это — Эйприл?

Ужас перед ней возрастал. А вместе с ним, росла неприязнь и враждебность.

— Ты говорила, остались только шлагбаумы! Зачем ты его притащила?

Тошнотворный запах водорослей смешивается с кислым ароматом раскалённого металла…

— Облако? Но я ведь не знала! Он появился вместе со мной!

… и разогретого пластика.

— Два монстра! Угораздило же меня!

Сиплые вопли чаек… Слёзы у Эйприл в глазах…

— Всё равно, спасибо. За то, что спасла мне жизнь.

Тысячи насекомых…

— Но это не я! — Эйприл дёрнула головой. Мошки взлетели с волос, их унёс ветер. — Я хотела тебя защитить, хотела его прогнать! А тут — Она!

— Она?

— Разве ты Её не заметил?

— Ну, воздух был какой-то особенный, как перед грозой. И вязкий, что ли… А потом ягуар сломался.

— Сломался? — Эйприл выпучила свои, и без того большие глаза. — В каком это смысле, сломался?

— Ну, развалился, — неохотно буркнул Кирилл. Сидеть на жаре, среди вони и туч насекомых, рядом с жутким созданием, притворившимся девочкой Эйприл, было выше его сил. И вспоминать, переживать заново, этот кошмар!

Он отрешённо разглядывал океанский горизонт — в этом и заключалось спасение.

— Так это не ты?

— Что — не я?

— Ну… Не ты ягуара сломала?

Девочка сочувственно посмотрела на Кирилла. Попыталась заглянуть в лицо.

— Не хочешь узнать, что я видела? Это важно!

Кир пожал плечами.

— Ну чего ты! Что случилось? — прильнула к Киру, положив голову ему на плечо.

Кончики её волос щекочут щёку… Свежая трава и цветы… И зверь…

— Всё нормально.

Распахнутые глаза ловят его взгляд… Лесная чаща… Изумрудные глубины океана… И — узлы, отроги, цепи — как и в звериных глазах.

— Точно? Ты не злишься? — не дождавшись ответа, продолжила: — Она пришла со стороны Станции. Кажется, от Излучателя. Я видела Тень…

— Тень или Тьму?

Кир смотрел на белые шорты. Кровь осыпалась, и ткань вновь сияла.

«Ни кровь, ни грязь, к этой девчонке не пристают!»

В своей памяти Кир — теперь навсегда, видел её одежду другой. Усеянной мелкими красными пятнышками. Которые, если не знать, можно принять за весёлый рисунок, призванный разбавить скучную стерильную белизну.

Если не знать…

— Я тебе благодарен… Но, защищая меня, ты сотворила нечто ужасное. И оно не исчезнет само по себе!

Эйприл нахмурилась, а мальчишку словно прорвало:

— Это не Тень, это Тьма! Я смотрел в Сети — повстанцы никогда не нападали на Дзету! Сон был предупреждением, которое я не понял. Теперь Она здесь, на Земле, — глаза Кирилла сузились. — Благодаря тебе! Ты Её пригласила, ты вытащила!

— Вытащила? Кир, ты не понимаешь…

— Тогда, лучше бы тебе объяснить!

— Ладно… Тьма — не Зло из другого мира, пытающееся проникнуть в наш, чтобы его уничтожить. Она в самом деле — тьма, пустота, изнанка, оборотная сторона ткани пространства! Она ни хорошая, ни плохая, её нельзя уничтожить, как нельзя уничтожить мир. Тьма — это непроявленность, потенциальность, без которой невозможно дать начало новому. Чтобы создать — необходимо вначале разрушить, трансформировать, преобразовать. Потому все вещи мира содержат Её в себе… Мы все вышли из пустоты — давно, в самом начале. И маленькая её частичка поселилась в каждом. Я говорю «частичка» лишь потому, что по-другому не скажешь… Человек ощущает её внутри — не боль, а ненаполненность… Мудрый знает: пустоту заполнить нельзя — это обратная сторона полноты жизни. Дурак — пытается. И чем больше он борется с пустотой, бросаясь в чувственные переживания, тем сильнее становится пустота. Приходится повышать дозу, от обычных средств: секса, еды, вечеринок, состязаний и прыжков с

парашютом, переходить к необычным: наркотикам, убийствам, войне… А бывает, другие помогают твоей пустоте — высокомерием, жестокостью, равнодушием. Тогда она ширится, пока уже не останется никакого тебя. Лишь стариковская серая оболочка…

При этих словах я вздрагиваю. «Стариковская серая оболочка»! Как точно она описала Фиеста!

— Кир, надо делиться наполненностью, а не заполнять пустоту друг другом.

— То, что ты говоришь, противоречит твоему собственному существованию. Ведь ты — не результат трансформации, ты возникла из ничего, из пустоты! Появилась так, как случается только вначале! Сама говорила!

— Говорила? Подумаешь! Я постоянно вру… — Эйприл грустно улыбнулась. — Нет, Кир. Из пустоты рождаются только Вселенные. Я — не она.

— Так значит, была другая… Кто? Или… что?

Эйприл произнесла, будто выдохнула:

— Кто.

На Станцию опускалась ночь.

Возле реактора, под завывающим чё

рным пламенем, сидел облезлый и жалкий котёнок. Его тело почти полностью восстановилось — котёнок заканчивал воссоздавать мозг.

Быть ягуаром ему не понравилось. Кажется, эта форма не слишком подходит для охоты на девочек. Меньше всего хотелось опять стать кровавой пылью, покрывшей траву. Облако ещё чувствовал связь с теми своими частичками, что Эйприл унесла на носках — но связь уже угасала.

Эйприл! Девчонка оказалась сильнее, чем он ожидал!

Он уже видел пушок на её коленках — с которым не раз забавлялся, а ноздри раздувались от привычного и желанного запаха — запаха прогретой солнцем травы и цветов. В мыслях, он уже ломал мощными лапами её рёбра и лакал кровь из разодранного живота.

И вдруг… Нечто пришло со стороны Станции — проникло в него и взорвало, превратило в пыль. Это нечто было настолько сильнее его самого и настолько ужаснее, что…

Нет, о секундах позора не стоит и вспоминать!