На Станцию.

На полпути Эйприл стала меняться — на коже выступила прозрачная слизь, а тело стало таким гибким, будто размякли кости. Теперь она выскальзывала из рук, словно рыба.

— Ну, подруга, спасибо за помощь! — ругнулся Кирилл.

Но в душе он был рад, вспомнив, что Эйприл уже так «лечилась» после ожогов.

Когда Кир поднялся по лестнице в Логово и опустил девушку на постель, был уже полдень. Бесконечный переход и подъём по лестнице, с отдыхом каждые пять минут, вспоминать не хотелось.

Кир хотел привести Эйприл в чувство, облив водой, и дать ей попить.

Но не смог. Он упал на постель, обняв девчонку рукой, и впал в забытьё.

Видимо, посиделки с отцом возле отделений полиции, становятся нашей традицией.

Снова понадобилась его помощь. И всё рано, пришлось затратить немало усилий, чтобы убедить полицию и блогеров, что я не причём.

«С чего ты решил, что там бомба?»

Резонный вопрос. Если бы я знал! В тот момент, мне казалось логичным, что раз есть террорист, должна быть и бомба. А где её закладывать, как не в месте скопления людей?

Ответственность за взрыв взяла на себя радикальная феминистическая организация «it», выдвинув требование: прекратить создание геноморфов.

Значит, не повстанцы. Девчонки, опасающиеся конкуренции — того, что за серией HEF, придут другие, более совершенные куклы. Покорные или взбалмошные — как пожелает заказчик. Умеющие поддержать мужчину ласковыми словами и вкусным ужином после работы. Опытные в постели. Верные и не устраивающие истерик. И деньги пойдут не торговцам косметикой, одеждой и предметами роскоши, а производителям геноморфов, вездесущей корпорации «Aeon».

Впрочем, не факт, что это они. Болтать — не взрывать!

— Сын, мне кажется, вокруг тебя происходит слишком уж много событий.

Я молчу.

— Хоть бы спасибо сказал. Ладно, пошли…

Мэйби показывает заголовок в планшете: «Только благодаря отважному мальчику никто не погиб».

«Мальчику»? Я совершеннолетний!

— Ладно, давай за работу!

На Диэлли праздник, День Единения. К единению он не имеет ни малейшего отношения — в этот день флот Союза отбил у повстанцев планету. Но кого волнуют детали, раз на улицах раздают футболки и кепки, а вечером устраивают карнавал!

Если в действительности людей связывает лишь ВДК, нужно выдумать таинственный «День Единения».

У нас куча дел: я больше не хочу клянчить деньги у отца. Мы мечемся на мультикоптере в небесах над столицей и раскрашиваем удерживаемые силовыми полями облака в цвет государственного флага. Вечером они засияют в свете прожекторов.

Р-р-аз! — нужно лишь навести прицел…

Ба — бах! Часть облака окрашивается в коралловый. Как губы Мэйби…

Ба — бах! Теперь — в лазурный.

Будто небо над крышей небоскрёба «Aeon», что стала нашим убежищем от целого мира…

Оставшиеся облака мы оставляем белыми, как есть.

Нет! Не оставляем! Мэйби не любит скучать и играть по правилам.

Ба — бах! — и часть облака, что должна быть белой, становится алой.

Как кровь на белом бетоне…

Голова начинает кружиться, подташнивает.

Девчонка хохочет.

— Мэйби, зачем? Что теперь делать?

— А ты всё тот же Кирилл — трус и зануда! Не парься, я прихватила корректор.

В краске нет пигмента, это пудра из миллиардов бесцветных кристаллов. Идею украли у бабочек, покрытых, словно черепицей, прозрачными чешуйками — какую часть спектра они отражают, в тот цвет и окрашиваются крылья.

Бах! Бах! Бах!

Корректор растворяет кристаллы…

Свист лопастей, и опять:

Бах! Бах!

Мы сидим у воды, а над нами зажигаются первые звёзды.

Ни пения ветра, ни грохота волн — тишина. Как и всё остальное, её начинаешь ценить, лишь утратив.

От бесконечных бабахов в ушах до сих пор стоит звон.

Весь город на площади, там сейчас музыка, шум и рокот толпы. Но такое веселье мне нужно меньше всего. В канонаде победных салютов, я уже слышу громовые раскаты новых боёв.

— Эх, Мэйби… Отчего же ты сразу не рассказала, что ты — геноморф.

У неё на коленках урчит белый, как облако, котёнок.

— Я пыталась. Много раз: на пляже, на набережной. Разве ты хотел слушать? Сам потом говорил: если бы знал, то не стал бы дружить! Ты считал геноморфов вещами, марионетками.

— А зачем скрыла возраст?

— Как бы я объяснила, что взрослая — и без чипа? И неохота казаться старухой!

— Семнадцать — ещё не глубокая старость.

— Но старше тебя!

Ладно. С девушками про возраст не говорят. Да и какое значение имеют цифры, когда ты будешь семнадцатилетним от первой секунды до смерти, которая придёт за тобой лет этак в сто — геноморфы живут не так долго, как люди.

Впрочем, мы с Мэйби похожи — я тоже, навсегда останусь пятнадцатилетним. Правда, только для ГСН.

Для ГСН…

Я вдруг понимаю: что-то не сходится. Нейросеть Маяка не обмануть парой цифр. А записи с камер, мои анализы, лечение, профилактика? В сеть уходят все данные о состоянии организма!

Выходит, весь этот план, о котором рассказал мне отец — чепуха. И соответственно, все мои знания о мире и об устройстве общества — тоже.

Как там было во сне? Как рассуждал Фиест? «Когда власть целиком перейдёт Маяку — а когда-нибудь, это случится».

Как же я это упустил?

Судя по всему, пока что — власть Маяка ограничена. В конце концов, Маяк не умеет имплантировать чипы. Поэтому — разные номера ВДК, разная степень свободы.

Как говорил всё тот же Фиест: «Quid pro quo».

Маяк — инструмент человечества, а человечество — инструмент Маяка.

Он — инструмент. Но чей?

Правительства? Учёных? «Aeon»?

И к чему он стремится? Зачем ему люди? Ведь, если бы он хотел остаться один — я бы уже тут не философствовал!

Без толку думать об этом: выяснить мотивы и цели Маяка не получится, для человека он непознаваем. Нужна информация о тех, с кем он входит в контакт…

Над городом вспыхивает огромная голограмма — лицо бородача с целой гривой волнистых волос. Мягкие черты, доброта и забота во взгляде.

До ушей долетают обрывки стандартных фраз…

— Смешно, когда бесчувственный психопат рассуждает о жертвенности!

— С чего ты взяла, что он психопат?

— Кир, ты чего? Это же Президент целой планеты, а не сопля, вроде тебя! Как он, по-твоему, захватил власть? Хотя… У вас много общего: бесчувственность, чёрствость и эгоизм.

— Захватил власть? Но Президента выбирают по количеству лайков в Сети! На Диэлли демократия!

Эйприл смотрит на меня, как на умалишённого.

— Думаешь, власть — никому не нужная штука, что лежит под ногами? Пошёл и нашёл?

— Ладно, проехали. Ты всегда считала меня дурачком… Знаешь, я ведь никак не могу поверить, что ты не одна из серии, а та самая… Девчонка, с которой мы вместе смотрели на океан.

— «Смотрели на океан?» Теперь это так называется? И зачем для этого раздеваться? — её глаза превращаются в щёлки. — А если серьёзно: хорош! Ведь я рассказала, как подделала запись!

— Мэйби, прости… За геноморфа, за грязные шорты, за «отца». Я ведь не знал…

— Да я понимаю и не сержусь. Ни капельки… Люди — как облака, сотворённые ветром времени, чтобы вскоре исчезнуть, уступив место новым. Можно лишь восхищаться текучими, полупрозрачными формами… Разве это возможно — не любить облака? — в её глазах стоят слёзы. — Ты тоже… Тоже меня прости.

И всё же, она какая-то странная. Другая… Ведь то, что я сейчас слышу — слезливая интерпретация её заявления: «Не получается ненавидеть тех, кто скоро умрёт. А умрут скоро все».

Нет. Девчонка, с которой я целовался на крыше, была не такой. Не замечал в ней особой любви к человечеству.

— Ты очень добрая и романтичная… — её лицо озаряет улыбка, на щеках появляются ямочки, а в глазах — весёлые искры. И я прибавляю: —…как для безжалостного убийцы.