— Тогда я и понял, что людям нужен контроль… Мальчишки должны улыбаться! Девчонки должны хохотать! — он хлопает ладонью по столу, будто с ним кто-то спорит. — И когда руководил созданием сети Маяков, изменил техническое задание. Ввёл кое-какие дополнительные условия. Почему бы машине, контролирующей транспорт и связь, не контролировать ещё и людей?

От выпитого алкоголя, он как будто трезвеет. Болтает уже вполне связанно. Вот только, долго ли это продлится? Пожалуй, спрашивать нужно быстрее. Придётся рискнуть, пусть даже он придёт в ярость. Я не смогу ждать, пока он проспится.

— Отец, я всё знаю! Про Фиеста и Мэйби, про серебристые облака!

— Да что ты там знаешь? Что ты способен понять?! — кажется, он и не думает злиться. Наоборот, счастлив побеседовать по душам.

— Отец, выходит у Мэйби — мамины глаза?

Он подмигивает и хохочет. Кажется, он болтает не с сыном, а с собутыльником. И похоже, ему уже наплевать на Маяк и работу, на жену и ребёнка— для него они, словно тени чужой, не слишком реальной жизни.

Как можно было ухитрится так деградировать за столь короткий срок?! Может, Маяк поит его не алкоголем, а чем-то другим? Или отец всегда и стремился к этому состоянию, и теперь рад возможности сбежать от проблем? Полностью сдался, капитулировал перед жизнью!

— Сынок! — ага, он всё-таки знает, с кем разговаривает. — Ну да, я хотел увидеть их вновь! И что? — отец причмокивает, и наливает пойло в стакан… Наконец, до него доходит: — А! Понимаю! — он усмехается. — Понимаю, но ужаса твоего разделить не могу. У нас, у людей, геном почти идентичен! Все — в какой-то степени родственники, — он вновь усмехается. — Не думал, что ты такой деревянный!

Он вздыхает, и опрокидывает в глотку стакан.

— Ещё, от Фиеста взяли немного… От этой мрази!.. Зря!.. Но в общем-то, всё это — несущественные мелочи. Мэйби — та девчонки с Дзеты… Эээ… Как там её?

— Облако.

— Ну да… Её геном, её личность — конечно, существенно изменённая в симуляторе.

Мутные глаза смотрят, будто сквозь время.

— Облако… Ну и девчонка! Огонь! Не то, что ты! Столько жизни! — он выпивает и кривится. — Но, и её забрал проклятый Маяк!

Маяк? У него во всём виноват Маяк, а сам он — лишь жертва трагических обстоятельств!

— Прекраснейший прототип! Но ничего не вышло — она была слишком мала. Такие личности не подходят для имплантации в геноморфов. Да и четыре года в виртуальной среде — многовато. Тогда, я ещё это не понимал… Теперь, мы используем в качестве прототипов пятнадцатилетних — позже нельзя, в шестнадцать имплантируют ВДК. И дорабатываем личность не дольше, чем один виртуальный «год», используя самые мощные кластеры — реальное время обработки тоже влияет на результат.

Над головой грохочет. Видимо, будет гроза.

Отец наливает опять. Выдыхает, и закинув голову, пьёт. Морщась, большими глотками. Острый кадык ходит туда-сюда. Пойло не лезет в глотку, он роняет стакан, кашляет, разбрасывая мокроту по столу. И неожиданно заявляет:

— Всё хорошо!

Хорошо? Он считает, что всё хорошо? Может и так, учитывая, что он не упал и связанно говорит.

— Отец, твоим оружием убили бы миллиарды людей!

— Зато война бы закончилась! А теперь, она будет тянуться вечно. Погибнет намного, намного больше!

— А дети? Из «Гелло». Они же страдают!

— Страдают? Да что ты вообще о страданиях знаешь? Я так тебе скажу: страдают не больше, чем все остальные. Не больше, чем люди. А есть модели, которым вообще неизвестны страдания — с такой любой бы хотел поменяться местами!

Похоже, именно к этому отец и стремится…

— Что это за дракон у тебя на плече? Такой же, как у Фиеста.

— Дракон? Чепуха! Глупая детская шалость. В школе встречались с одной и той же девчонкой… Такое весеннее имя… Эйприл… В память о ней и набили.

— Набили? С кем?

— С Фиестом, с кем же ещё!

Не нравится мне эта история… Какая-то мутная!

— Ты сказал: «в память». Что с девочкой стало потом?

— Откуда мне знать? Дело прошлое…

По тому, как бегают его глаза, я понимаю: знает! Он не зря записал: «Я узнал про Фиеста правду! Правду про Эйприл!» Но не скажет, бесполезно пытать.

— То чувство, когда прожил с человеком всю жизнь, и не знаешь о нём ничего…

— А по-другому и не бывает, сынок… По-другому и не бывает…

— Почему ты не установил мне ВДК, как у тебя или у Фиеста? Первую версию? Зачем нужно было запускать вирус?

— Первую? Нет, у нас стоит нулевая. И у тебя. ГСН принимает за своего, но контролировать не в состоянии. Никакого вируса нет — ты об этом наверняка догадался.

Нулевая? Я считал, что таких не бывает! Видимо, твёрдая уверенность в своих знаниях — первый повод задуматься об их достоверности…

— Их создаёт Маяк? Но зачем?

Отец пожимает плечами и кивает на дверь:

— Ну, спроси у него! Идти недалеко.

— Тогда почему я не могу ментально управлять электроникой?

— Эта функция заблокирована. Подключить? — он хохочет.

— Разумеется.

Отец умолкает. Сопит, хмурит брови. Ментальные усилия ему даются с трудом. Наконец, с противной ухмылкой на опухшем лице, заявляет:

— Готово. Наслаждайся!

— И когда ты собирался мне обо всём рассказать?

— На совершеннолетие.

— Оно было летом!

Отец разводит руками.

— Ну прости! Заработался!

— И когда же ты ухитрился мне его имплантировать?

Когда ты попал в больницу на Дзете. Вместе с медчипом.

— Медчипом?

— Чтобы снимать телеметрию, постоянно контролировать организм, и не пропустить начало болезни.

— Только организм? Не меня?

— В тебе нет схем, управляющих поведением.

— А что есть? Только ВДК и медчипы?

— Не только…

Ноги слабеют, и я сажусь на диван. Обхватываю руками голову.

— Ну зачем?!

— А почему бы и нет?! Хочешь представить меня воплощением вселенского зла? — отец действительно негодует. — Ты решил, что и правда гений? Думаешь, без встроенных чипов ты бы что-то взломал? А так, прекрасно провёл время с ребятами на Ириде! И с Мэйби позажигал, поиграл в любовь!

Я не выдерживаю. Вскакиваю с дивана и несусь на отца, наклонив голову, точно разъярённый мифический олень.

Тресь!

В глазах вспыхивает.

Отец сидит на полу, прижав руку к носу, в окружении порхающих звёздочек. А сквозь пальцы, на давно не стиранную рубашку хлыщет кровь.

Недоучёный и недочеловек! Пустой остов заносчивой каравеллы, разбитой безжалостным штормом о скалы. Выброшенный сюда, к забытому Маяку.

Хорошо хоть, я — не такой!

Мэйби рядом. И Облако.

Я смог защитить любимых! Он — нет…

Что я вообще тут делаю? С кем разговариваю?

Разворачиваюсь и шагаю прочь. Кончается коридор, и я выхожу в осенние сумерки.

Холодные потоки воды стекают по крышам, становясь пустотой, пузырящейся в лужах. Клёны возле скамейки, некогда дарившие прохладную тень, тычут голыми сучьями в небосвод.

В лицо бил утренний свет, но Кир боялся открыть глаза.

«Эйприл! Сны скрывают правду не только обо мне, но и об Эйприл! Эти слова: „Я узнал про Фиеста правду! Правду про Эйприл!“ Но, что же это за правда? Неужели Фиест… Нет! Эйприл жива, она рядом со мной!»

Чтобы спастись от реальности и от яркого света, Кир натянул на голову одеяло.

«Она рядом… Со мной… Но что, если… Если я тоже… Не умираю, а мёртв! Уже давно мёртв!»

Эйприл стащила одеяло с его головы и нежно поцеловала в затылок.

— Хочешь?

— Нет.

Кир встал, посмотрел на часы.

«05:55»

«Ну и рань! И наверное, холод. Особенно там, у воды».

Он снял с гвоздя фиолетовую куртку.

— Кир… Ты куда? Хочешь, поговорим? Я приготовлю блинов…

Но Кир не мог есть, и не мог говорить.

Пробурчав что-то среднее между: «Хорошего дня!» и «Заткнись!», он вышел из Логова.

Эйприл с аппетитом уминала салат.