Стояла насыщенная звуками ночной жизни тишина — степь пищала, выла и ухала. В прозрачном куполе Логова отражались кроваво-красные заградительные огни. Вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли… А в небе сияли серебристые облака.

Кир стоял очень долго, но в голове не было даже единственной мысли. И не было чувств.

Когда тело от холода стало трястись, он вернулся в кровать и пролежал до рассвета.

За завтраком он молчал, а Эйприл не задавала вопросов, лишь изредка бросала на него осторожные быстрые взгляды.

«А ведь, в чём-то он прав, — Кир жевал омлет, не чувствуя вкус. — Нужно поменьше слушать девчонок. Эйприл врёт, а я уши развесил. Теперь ещё и… А пока мы целуемся, разглядывая закат, от Станции ничего не останется… Или она станет настолько чужой и враждебной, что на ней мне не будет места! А в степи я погибну… Да ведь эта хрупкая девочка меня убивает!» — от запоздалого понимания по ногам заструился холод.

Эйприл шмыгнула носом. Кир вздрогнул.

— Извини… — прошептала девчонка. И тут же, шмыгнула снова. Встала, вытерла несуществующие сопли, проведя под носом рукой. Стараясь не встретится взглядом с Кириллом, унесла его пустую тарелку.

«Нет, ей нельзя доверять…»

Спускаться по лестнице было почти невозможно — ступеньки покрылись скользким птичьим помётом. Не желая уступать дорогу и раздражённо воркуя, под ногами бегали голуби. Взлетали они только в последний момент, хлопая крыльями по лицу и раскидывая грязно-белый пух.

Кир не выдержал.

— Ты можешь, хотя бы, убрать голубей?

— Но Кир… Я здесь не при чём… Почему ты не веришь?

Эйприл снова шмыгнула носом и закусила губу.

Железо и бетон покрыл мох, из которого росли деревца и кусты. В переплетении ветвей прыгали юркие воробьи, а по мху сновали суетливые мыши. По испещрённой тысячей нор земле скакали зайцы, рядом фырчали довольные сытые лисы. При каждом шаге, из травы выпрыгивали кузнечики. Под облаками кружили орлы.

Жизнь была всюду. Казалось, Станция заразилась болезнью.

Когда они подошли к опоре арки, Кир посмотрел на перемазанные в помёте ладони и пробурчал:

— Я никуда не полезу.

— Кир, смирись… — произнесла Эйприл, и, перехватив гневный взгляд Кирилла, затараторила: — Я тут не причём! Просто хочу помочь! Кир, тебе не справится с Маяком. Если Станция стала такой, придётся привыкнуть. Чем больше ты будешь сопротивляться, тем будет больней!

— А зачем она такой стала? Что за странная новая конфигурация?

— Кир, ну откуда мне знать? Возможно, Маяк восстанавливает планету, воссоздаёт жизнь…

На губах мальчишки заиграла кривая усмешка.

— Ну конечно! А мы — прародители нового человечества! Я-то раздумывал: зачем Маяк выдал девчонку?

Эйприл смутилась.

— Кир, ну зачем ты так…

— Затем! Не неси чепуху! Думаешь, я поверю в твои сказочные истории?

— Кир, сядь… Вот сюда… — Эйприл взяла мальчишку за рукав и усадила на покрытый белым пластиком куб. На рукаве остались пятна помёта. Кир брезгливо поморщился. Девчонка уселась рядом.

— Кир, ты только не злись… Пойми, тебе нужно взрослеть… Будучи ребёнком, ты обладаешь всем миром. Ветер, солнце, облака — всё твоё… Но однажды, ты забредаешь в соседний двор, и, утирая первую кровь, начинаешь подозревать, что миром придётся делиться. Начинаешь делить мир на хорошее и плохое. Уверяешься, что в нём существуют вещи полезные и — совершенно не нужные. Принимаешься бегать от «плохого» и стремится к «хорошему». Приходит время бесконечной борьбы. За девушек и за место в стайке. За ресурсы — нахапать и удержать… И ты видишь, что раньше у тебя был целый мир, а теперь нет даже маленького кусочка. У тебя отобрали всё… И начинаешь ненавидеть тех, кто это сделал. Тех, кого ты повстречал в соседском дворе, и тех, кого встретил позже. Всех — всех людей. Захлёбываешься от ненависти и выгораешь. Не остаётся ничего — ни смысла, ни чувств…

Эйприл умолкла. Кир ждал продолжения, но его не последовало.

— Так в чём суть?

Девчонка вздохнула.

— Ты ведь узнал себя?

— Допустим… И что?

— Кир, единственный выход — всё отпустить. И мир будет твой — целиком, как в детстве. Ты сам станешь им… Ведь почему в детстве было так хорошо? Потому, что ещё не было так много «тебя»!

Кир встал. Попытался убрать с рукава помёт, но только размазал.

— Знаешь, не нужны мне твои истории.

Кир долго бродил по изменившейся до неузнаваемости Станции.

Когда-то лишь камеры отслеживали передвижение мальчишки. Потом, даже у них он перестал вызывать интерес — и камеры задремали, склонив серебристые головы.

Теперь всюду были глаза, уши, носы. На Станции не было места, где за тобой не следили бы сотни существ, всех размеров и форм. Большие и крошечные, пушистые и безволосые, опасные и безобидные.

Глаза, глаза, глаза… Никуда от них было ни скрыться.

И, этот запах… Мускусный, насыщенный, звериный…

Казалось, он всюду… Причём, рядом с Эйприл, он даже усиливался — забивая её собственный запах цветов и травы.

Запах… Он исходил даже от себя самого.

От него было невозможно сбежать, как не сбежать от своих собственных глаз, ушей или носа. Не сбежать зубов, вырывавшихся из плоти костяными наростами: язык — обитающее в пасти неугомонное розовое животное, только и делал, что к ним прикасался.

Но, можно было сбежать со Станции — и Кир ушёл в степь.

Среди залитого полуденным солнцем разнотравья было легче. Животных тут было поменьше, и не было вони — лишь аромат цветов.

Было легче, пока Кир не увидел Эйприл. Девушка радостно махала рукой — его она заметила раньше.

Кир вздохнул…

Способен ли один зверь помочь другому стать чем-то большим? Наверное, нет…

Эйприл снова таращилась вдаль пустыми глазами.

— Ну, как там с искусством? Картинки все досмотрела? Музыку дослушала?

Она скривилась:

— Что там смотреть? Люди — пустые повторители. Одно и тоже: плодовитые красотки, да мужественные герои. И бесконечная похоть.

— А в музыке — одни и те же ноты, верно? И, одни и те же аккорды.

Девчоночий нос вновь презрительно сморщился:

— Не смешно!

Эйприл отвернулась, твёрдо решив никогда больше не общаться с этим придурком, раз он ничего не способен понять. Но, спустя пару минут ей стало скучно. Тогда она ткнула Кирилла локтем в рёбра и заявила:

— Ты разве не видишь, что люди давно уже просто играют! В пилотов и докторов, в учёных и музыкантов. И от гнетущего осознания того, что они — пустышки, их игры становятся всё безумней.

Она нахмурилась.

— До КК было хоть качество исполнения. После, не на что даже смотреть.

— До КК? Но, ничего не осталось…

— Да прямо! Всё на месте, в Сети. Просто стало ненужным… Ведь отчего случился Коллапс Культуры? Не знаешь? А я расскажу!

— Дураков на порядок больше, чем умных. Что будет, если каждому дать право голоса, право устанавливать свои ценности и выбирать путь, которым будет шагать человечество? С появлением компьютеров и Сети, каждый — независимо от степени профессионализма, получил возможность творить. Создавать книги, музыку, фильмы — и сразу, без посредников, без цензуры, закачивать в Сеть… А главное, возможность выбирать и голосовать, влияя на чужую популярность… Так и завалили Сеть мусором! А под его слоем, бриллиантов уже не найти. Да и не ищет никто… Чтобы отличить сокровище от фальшивки требуется вкус. Откуда ему взяться, если с детства копаешься в сетевой свалке? Для роста, нужно ориентироваться на гениев, а не на серость… Вот со мной тебе повезло!

На девичье ухо опустилось огромная бабочка, но это ничуть не скрасило утомительный монолог.

— Повезло? Мне твоё искусство до лампочки!

Привычно пропустив слова Кирилла мимо ушей, Эйприл продолжила: