Мне нечего не оставалось, как брести вперед — и с каждым шагом меня охватывали все большее отчаяние и безысходность. Особенно несчастным я почувствовал себя, когда огляделся и увидел вокруг огоньки домов, сулящие тепло и уют. Но я знал, что для меня их свет был обманчивым. Тем временем вдали, на залитом лунным светом горизонте, заблестели шесть-восемь больших огней, означающих приближение Уитбанка или Мидделбурга. Одновременно слева из темноты также возникли два-три огня. Они не были похожи на огни жилых домов, но что это могло быть и на каком они от меня расстоянии, я не смог определить. Возможно, это кафрский крааль. Мои силы на исходе, а положение плачевно — что если рискнуть и попросить помощи у кафров? Я слышал, они ненавидели буров и были дружественно настроены по отношению к британцам. В любом случае они меня не арестуют. Может статься, они даже накормят меня и уложат спать. Хотя я и не знал ни слова на их языке, но подумал, что ценность английской банкноты будет им понятна. Если повезет, я смогу убедить их помочь мне. Проводник, пони — но, прежде всего, отдых, тепло и еда, уговаривал я себя. Огни манили меня.

Прошагав около мили с этим решением, я вдруг осознал уязвимость и безрассудность такого шага. Я повернул обратно к дороге и прошел половину пути назад. Потом я вдруг остановился и сел, не имея ни малейшего понятия, что делать и куда идти. Я был абсолютно сбит с толку. И тут ни с того ни с сего все мои сомнения испарились в мгновение ока. Мне вдруг стало абсолютно ясно, что я пойду по направлению к кафрскому краалю. Мне и раньше случалось держать в руках планшетку и выводить на ней карандашом разные письмена, в то время как кто-то касался моей руки или запястья. В данный момент мною овладело то же самое «бессознательно-подсознательное» состояние. Я быстро зашагал по направлению к огням, которые, как я рассчитывал, были всего лишь в паре миль от железнодорожной станции. Вскоре выяснилось, что они находятся гораздо дальше. Даже по прошествии часа или полутора они казались мне такими же далекими, как и прежде. Но я упорно шел вперед, и в скором времени где-то около двух или трех часов ночи я понял, что это был не кафрский крааль. Постепенно стала вырисовываться изогнутая линия зданий, и вскоре я увидел, что приближаюсь к группе домов, стоявших вокруг угольной шахты. Теперь я явственно видел колесо, которое приводило в движение ворот, а огни, заведшие меня так далеко, оказались огнями в топках. Тут же, окруженный парочкой более легких построек, стоял маленький, но крепкий каменный двухэтажный домик.

Я сделал привал в траве, чтобы оглядеть местность и обдумать дальнейшие действия. Было еще не поздно повернуть назад. Однако этот путь вел к бесполезным блужданиям, и кончится все тем, что меня измучит голод, у меня начнется жар, меня обнаружат или мне придется сдаться. Здесь, по крайней мере, был хоть какой-то шанс. Еще до побега я слышал, что в районе угольных шахт вокруг Уитбанка и Мидделбурга были дома, где проживали англичане. Им разрешили остаться в этой местности, чтобы работа шахт не останавливалась. Возможно, я пришел к одному из таких домов? Кто скрывался за его непроницаемыми темными стенами? Бритт или бур; друг или враг? Впрочем, были еще варианты. В кармане у меня было семьдесят пять фунтов английскими банкнотами. Если я назову свое имя, то вполне могу убедить оказать мне помощь, пообещав тысячу фунтов вознаграждения. Есть надежда, что мне попадется человек, занимающий в войне нейтральную позицию, он по доброте душевной или за большую сумму денег согласится помочь мне в моем отчаянном положении. Без сомнений, я должен попытаться вступить в переговоры, пока у меня еще были силы защитить себя, если почему-то вдруг обстоятельства окажутся неблагоприятными. Все же сомнения одолевали меня, когда я неровной походкой вышел из погруженного во тьму фельда на яркий свет огней топок и, повернув к спящему дому, постучат кулаком в дверь.

Ни звука. Я постучал снова. Наверху забрезжил огонек, и окно приоткрылось.

― Wer ist da? [246] — раздался мужской голос.

Меня охватил смертельный страх.

― Мне нужна помощь, со мной произошел несчастный случай, — ответил я.

Я услышал, как кто-то спускается по лестнице, отодвигает задвижку и отпирает замок. Дверь распахнулась, и наспех одетый высокий мужчина, с бледным лицом и черными усами, возник передо мной из темноты передней.

Что вам угодно? — спросил он, на этот раз по-английски.

Нужно было срочно что-то придумать. Прежде всего, необходимо вступить в переговоры с этим человеком и добиться его расположения, чтобы он не поднял тревогу и не позвал на помощь.

― Я бур, — начал я. — Со мной произошел несчастный случай. Я должен был присоединиться к своему коммандос в Комати-Поорт. По дороге мы дурачились, и меня выбросило из поезда. Я был без сознания несколько часов. Мне кажется, я вывихнул плечо

Невероятно, как быстро подобные вещи приходят в голову. Казалось, я знаю эту историю. Хотя я не имел ни малейшего понятия, что именно я скажу и каким будет мое следующее предложение.

Незнакомец внимательно на меня посмотрел, и немного поколебавшись, наконец сказал:

― Ну что же, заходите.

Он отступил вглубь неосвещенной передней, открыл дверь пошире и указал левой рукой в направлении темной комнаты. Я вошел в комнату, спрашивая себя, не окажется ли она моей тюрьмой. Он последовал за мной, чиркнул спичкой, зажег лампу и поставил ее на стол. Комната была маленькой, она служила столовой и гостиной одновременно. Помимо большого стола я также заметил письменный стол, два или три стула и один из так называемых автоматов для содовой, который представлял собой два стеклянных шара, насаженных друг на друга и закрытых тонкой проволочной сеткой. Тем временем мой хозяин положил на край стола револьвер, который, вероятно, держал прежде в правой руке.

― Не могли бы вы рассказать поподробнее об этом вашем несчастном случае в поезде? — спросил он после некоторого молчания.

― Думаю, — ответил я, — лучше было бы рассказать вам правду.

― Я тоже так думаю, — медленно произнес он.

Я набрал в легкие воздуха и выложил все начистоту.

― Я Уинстон Черчилль, военный корреспондент «Морнинг Пост». Прошлой ночью я сбежал из Претории. Мне нужно пересечь границу («Пересечь!»). У меня есть деньги. Вы мне поможете?

Последовала еще одна долгая пауза. Мой собеседник тихонько поднялся со стула и закрыл дверь. Этот жест не внушил мне надежды, хотя его можно было расценивать двояко. Затем он внезапно ринулся ко мне с протянутой рукой.

― Слава Богу, вы пришли именно сюда! Это единственный дом в округе, где вас не выдадут властям! Но здесь мы все англичане, и мы окажем вам поддержку.

По прошествии многих лет гораздо легче вспомнить, чем описать нахлынувшее на меня чувство облегчения. Всего минуту назад я считал, что нахожусь в ловушке, а теперь друзья, пища, помощь и все остальное были в моем распоряжении. Я чувствовал себя тонущим, которого выловили из воды и вдобавок сообщили, что он только что выиграл Дерби!

Мой хозяин представился мистером Джоном Ховардом, управляющим угольных шахт в Трансваале. Он принял гражданство и стал буром за несколько лет до войны. Однако его не призвали воевать против британцев, принимая во внимание его национальность, а также некоторые весьма убедительные доводы, которые он предоставил местному фельдкорнету ^{651}. Таким образом, ему было разрешено остаться на шахте вместе с несколькими другими людьми, сохранять ее в рабочем состоянии и следить за порядком, до тех пор пока разработка угля не возобновится полностью. Помимо его ассистента, который был англичанином, на шахте также находились машинист из Ланкашира, и два шахтера-шотландца. Эти четверо были подданными Великобритании, и им позволили остаться только при условии соблюдения строгого нейтралитета. Его самого как гражданина республики Трансвааль могут обвинить в государственной измене и приговорить к расстрелу, если меня обнаружат в его доме или же выяснится, что он меня укрывал.