Однако в скором времени ситуация зашла в тупик. Несколько полицейских выступали за то, чтобы немедленно штурмовать здание с пистолетами в руках. Другие благоразумно предлагали подождать, избежав таким образом не меньше двух-трех жертв. В мои обязанности не входило вмешиваться в ход событий или делать распоряжения. Сидя в кресле министра внутренних дел, я мог отдать любой приказ, который был бы немедленно выполнен, но я был не вправе мешать ответственным лицам на месте происшествия. Хотя, с другой стороны, уровень данных мне полномочий был выше, чем у всех присутствующих вместе взятых, что неизбежно взывало к прямой ответственности. Я понял, что мне не следовало покидать стены своего кабинета. Однако теперь уже невозможно было сесть в автомобиль и покинуть место действия в такой неоднозначный и к тому же захватывающий момент.

Руководствуясь желанием наблюдать за осажденным домом напрямую, я пересек улицу, и спрятался в дверном проеме магазина на противоположной стороне. Я обнаружил там лорда Натсфорда, руководителя Лондонской больницы, и мы вместе стали наблюдать за концовкой разыгравшейся драмы.

Было принято решение штурмовать здание с нескольких сторон. Одна группа атакующих, засевшая в соседнем доме, ворвется в переднюю дверь и возьмет приступом лестницу; другая часть полицейских и солдат пробьется на второй этаж через заднее окно; а третья, пробив крышу, застигнет убийц врасплох сверху. В результатах подобного штурма сомневаться не приходилось, однако было очевидно, что несколько человек могут погибнуть не только от выстрелов анархистов, но и от оружия самих атакующих в пылу перестрелки. Интуиция подсказала мне решение о прямой атаке с лестницы при помощи стального экрана или щита; начался поиск листа подходящею размера в ближайших литейных мастерских. Однако стального листа не понадобилось. Около половины второго из разбитых верхних окон осажденного дома появилось облачко дыма, и через несколько минут стало ясно, что там начался пожар. Огонь стремительно разгорался, постепенно занялись и нижние этажи. Легкое потрескивание дерева сменилось ревом бушующего пламени. Тем не менее, спускаясь вниз, анархисты продолжали отстреливаться, и пули все так же отскакивали от стен соседних ломов и тротуара.

Тут произошел любопытный инцидент, благодаря которому в конце концов мое присутствие на месте происшествия оказалось небесполезным. Всего в нескольких футах от опасной зоны можно было наблюдать за неуклонно совершавшимися привычными ритуалами — так, почтальон на наших глазах доставил письма в один из соседних домов. Затем внезапно появилась пожарная машина; пробираясь сквозь толпу и разгоняя людей на подступах к оцеплению, она наконец остановилась около полицейского кордона в начале опасной зоны. Инспектор полиции запретил дальнейшее движение, однако офицер пожарной команды заявил, что должен действовать по инструкции. В его обязанности входит потушить разгоревшийся пожар. Анархисты, автоматические пистолеты, опасные зоны — все это отсутствовало в положении пожарной команды Лондона. Когда офицер полиции заметил, что его подчиненные будут застрелены, то начальник пожарной команды ответил, что долг есть долг, и у него нет другого выбора. В особо напряженный момент спора я решил вмешаться. На основании своих полномочий министра внутренних дел я запретил офицеру пожарной команды тушить пожар в доме, но попросил его находиться поблизости, чтобы предотвратить распространение пламени. Затем я вернулся на свой наблюдательный пункт на противоположной стороне улицы.

Огонь перекинулся на нижний этаж обреченного дома. Анархисты уже нескольких минут не стреляли. Ни одна человеческая душа не могла более оставаться в здании. Все ожидали, что анархисты — сколько их было никто точно не знал — вскоре выйдут на улицу с пистолетами в руках. Сотни ружей, револьверов и дробовиков были направлены на дымящееся крыльцо дома. Еще несколько минут прошли в напряженном ожидании, пламя охватило уже весь нижний этаж. Наконец стало очевидно, что эти дьяволы во плоти погибли в огне. Внезапно, руководствуясь спонтанным импульсом, заставившим всех высыпать из укрытий, к дому подбежал инспектор сыскной полиции и толкнул дверь ногой. Я последовал за ним на расстоянии нескольких ярдов в сопровождении сержанта полиции с двуствольным дробовиком. Все здание было охвачено огнем и дымом. На улицу высыпались пожарники со шлангами, а за их спинами волновалась толпа из солдат, журналистов и зевак. Было уже три часа дня и, предоставив пожарникам тушить уже затихающий огонь, а полицейским обыскивать руины, я направился домой.

Кроме инспектора полиции, застреленного утром, по счастью без серьезных последствий были ранены старший сержант гвардии и три гражданских лица, а также рикошетом задет один из сержантов полиции. До этого момента при самой осаде жертв не было, кроме самих преступников. Но, увы, день еще не подошел к концу! Из-за обрушившейся стены дома пострадали пятеро пожарных, причем двое из них весьма серьезно. В руинах дома на Сидней-стрит были найдены два обгоревших тела — один человек погиб от британской пули, а второй, очевидно, задохнулся от дыма. Следствие установило, что это были тела Фрица Сваарса и Якоба Вогеля, оба являлись членами анархистской банды Питера «Художника» и, без сомнения, были виновны в убийстве полицейских. В руинах также нашли один пистолет системы Браунинг, два пистолета системы Маузер и шесть корпусов бомб из бронзового сплава наряду с большим количеством патронов.

Так закончилась осада Сидней-стрит. В дальнейшем следа Питера «Художника» обнаружено не было. Он исчез в неизвестном направлении. Ходили слухи, что он являлся одним из большевистских «освободителей и спасителей» России. Вне всякого сомнения, его личные качества и репутация обеспечили ему достойное место в этой «благородной шайке». Но все это только слухи.

Разногласия между партиями в Англии были в то время очень острыми и меня сильно критиковали в газетах и в парламенте за мое участие в этом необычном эпизоде. Мистер Бальфур из Палаты общин не скрывал своей иронии.

— Мы очень обеспокоены тем, — сказал он без тени улыбки, — что в иллюстрированных газетах имеют место фотографии министра внутренних дел в опасной зоне. Я могу понять, что там делал фотограф, но что там делал министр внутренних дел?

И на этом, не лишенном справедливости замечании, позвольте мне завершить мою историю.

В течение первых трех недель моего заточения я пытался уговорить бурские власти освободить меня как представителя прессы, хотя с самого начала не исключал возможности побега или бунта. Мне отвечали, что я лишился статуса гражданского лица из-за участия в отражении атаки бронепоезда. Я возражал, что не произвел ни единого выстрела и в плен был взят безоружным. Строго говоря, это было правдой. Но газеты в Натале находились во власти буров. Они пестрили красочными описаниями моих подвигов, а исчезновение локомотива и наличие раненых относили исключительно на мой счет. В конце концов генерал Жубер ^{649} заявил, что ко мне следует относиться как к военнопленному, потому что я нанес урон бурам, дав ускользнуть локомотиву, и неважно, стрелял я в кого-то при этом или нет. В первую неделю декабря, как только я узнал об этом решении, я тотчас же утвердился в мысли о побеге.

Позвольте мне полностью, за исключением лишь незначительных поправок, привести ниже мои старые записи.

Здание государственных образцовых школ располагается в центре прямоугольного дворика, с двух сторон оно окружено металлической решеткой, а с двух других — забором из рифленого железа высотой футов в десять. Сами по себе эти сооружения не стали бы препятствием на пути энергичного молодого человека, но тот факт, что внутри они охранялись часовыми, стоящими в пятидесяти ярдах друг от друга с ружьями и пистолетами наготове, превращал их в практически неодолимое препятствие. Стена из людей — самая непробиваемая из всех существующих.