В результате постоянного наблюдения и мучительных размышлений мои товарищи заметили, что в определенный момент часть стены за небольшим круглым зданием уборной (которое можно видеть на плане) находится вне поля зрения часовых. Электрические фонари в середине площадки ярко освещали весь дворик, но восточная стена оставалась в тени. Таким образом, первоочередной задачей было пробраться мимо часовых около круглого здания. Затем нужно было улучить момент, когда они поворачиваются друг к другу спиной. Далее, перебравшись через стену, мы окажемся в саду соседнего дома. Дальнейшие действия были туманными и неопределенными. Как выбраться из сада, как пройти незамеченными по улицам, как обойти патруль на подходах к городу и, прежде всего, как преодолеть двести восемьдесят миль до португальской границы? Все эти вопросы нам еще предстояло решить.
Одиннадцатого декабря вместе с капитаном Халдейном и лейтенантом Броки мы попытались совершить отчаянную, но так и неудавшуюся попытку побега. Пробраться в круглое здание не составило особого труда. Но вот выбраться из него и перелезть через стену оказалось задачей не из легких. Что, если часовые, находящиеся всего в пятнадцати ярдах, повернутся и посмотрят наверх! Поднимут ли они тревогу или начнут сразу стрелять — поручиться за их действия не мог никто. Несмотря на это, я был преисполнен решимости совершить еще одну попытку. Весь день двенадцатого декабря я провел в страхе, который к вечеру перерос в отчаяние. После того, как два моих друга совершили вылазку, но сочли момент неблагоприятным, я пересек прямоугольный дворик и спрятался в круглом здании. Я стал наблюдать за часовыми сквозь щель в металлической обшивке. Некоторое время они оставались бдительными и невозмутимыми. Затем внезапно один из них повернулся, подошел к своему товарищу и вступил с ним в беседу. Теперь они оба стояли ко мне спиной.
Сейчас или никогда! Я встал на выступ, схватился руками за край стены и стал подтягиваться. Дважды я отпускал руки, борясь с нерешительностью, но на третий раз наконец собрался с духом и вскарабкался на стену. Мой жилет зацепился за металлические украшения на стене. Мне пришлось потратить несколько драгоценных секунд, чтобы высвободиться. Я бросил прощальный взгляд на часовых, все еще занятых разговором в пятнадцати ярдах от меня. Один из них закуривал сигарету, и я до сих пор помню отблеск огня на тыльной стороне его ладони. Затем я бесшумно спустился в соседний сад и затаился в кустах. Свобода! Первый шаг сделан, и пути назад уже не было. Оставалось только дождаться товарищей. Кусты были надежной защитой от чужих глаз, так как в лунном свете отбрасывали на землю черные тени. Я пролежал там в течение часа, испытывая страх и беспокойство. Люди в саду постоянно сновали туда-сюда и в какую-то минуту в нескольких ярдах от меня даже остановился мужчина и стал что-то высматривать Где были все остальные? Почему они не предпринимали никаких попыток?
Тут вдруг я услышал чей-то голос с внутренней стороны, отчетливо произнесший: «Все пропало». Я подполз поближе. Смеясь и болтая всякую чушь, вдоль стены прогуливались два офицера, намеренно вставляя в разговор латинские слова. Когда я уловил свое имя, то решился кашлянуть. Один из офицеров тотчас же замолчал. Другой сказал, медленно и четко: «Они не могут выбраться. Охрана начеку. План не удался. Ты можешь вернуться назад?». Тут неожиданно все мои страхи улетучились. Вернуться было невозможно. Я не мог надеяться на то, что переберусь через стену незамеченным. К тому же, на этой стороне не было удобного выступа. Судьба указывала вперед. Я сказал сам себе: «Без сомнения, меня поймают, но я хотя бы использую данный мне шанс». Я сказал офицерам, что пойду один.
В тот момент я был в подходящем настроении — неудача предприятия очевидна, надежды на его успешное завершение равны нулю. Даже не стоило пытаться взвешивать «за и против». Как указано на карте, ворота находились всею лишь в нескольких ярдах от другого поста. Со словами «Toujours de l'audace» [245] я надел шляпу и, даже не пытаясь спрятаться, пересек сад и прошел мимо окон дома. Выйдя на дорогу, я повернул налево. Я был на расстоянии меньше пяди ярдов от часового. Многие из них знали меня в лицо. Не могу сказать, видел он меня или нет, потому что старался не оглядываться. Я с трудом сдерживался, чтобы не побежать. Пройдя около ста ярдов и не услышав оклика, я понял, что второе препятствие осталось позади. Я был на свободе в Претории.
Я неторопливо шел по ночной улице, держась середины дороги и напевая себе под нос. Повсюду было полно буров, но они не обращали на меня никакого внимания. Наконец я добрался до окраины, сел на мостик и задумался. Я был в центре вражеской страны. Мне не к кому было обратиться за помощью. Между мною и Делагоа-Бей простиралось почти триста миль. О моем побеге станет известно на рассвете. Преследование начнется незамедлительно. В любом случае, все пути перекрыты — город пикетируется, местность патрулируется, поезда обыскиваются, железнодорожные пути охраняются. На мне был гражданский фланелевый костюм. В кармане у меня было семьдесят пять фунтов и четыре плитки шоколада. Компас и карта — чтобы не заблудиться, а также опиумные таблетки и мясные кубики — чтобы поддержать силы, остались у моих друзей из привилегированных школ. В довершение, я не знал ни слова ни по-голландски, ни по-кафрски — как я смогу достать провиант или узнать дорогу?
Но вместе с надеждами исчез и страх. У меня появился план. Нужно отыскать железную дорогу на Делагоа-Бей. За неимением компаса и карты мне придется идти вдоль путей, невзирая на пикетчиков. Я взглянул на звезды. В небе ярко светил Орион. Около года тому назад он направил меня из пустыни к берегам Нила. Он дал мне воды. Теперь же он выведет меня на свободу. Без свободы я не мог жить также, как без воды.
Прошагав полмили на юг, я наткнулся на железную дорогу. Была ли это дорога на Делагоа-Бей или Питерсбургская ветка? Если первая, то она должна идти на восток. Но эта, похоже, шла на север. Хотя, может статься, ее проложили чуть в стороне из-за холмов. Я решил идти вдоль нее. Ночь была восхитительной. Легкий ветерок освежал мне лицо, и я вдруг ощутил прилив безудержной радости. Я был свободен, пусть даже на один час. Лучше чем ничего. Дух приключений опьянял меня все больше. Звезды были на моей стороне, иначе я бы не смог совершить побег. К чему тогда предосторожности? Я прибавил шагу. Там и здесь мелькали огни патрульных костров. Каждый мост охранялся. Но мне удалось обойти все посты, делая небольшой крюк в особо опасных местах, однако прятаться я почти не пытался. Возможно, именно поэтому меня не поймали.
По дороге я обдумывал дальнейший план. Пройти триста миль до границы мне будет не под силу. Нужно забраться на проходящий поезд и где-нибудь укрыться — под сиденьями, на крыше или между вагонами. Мне вспомнился побег из школы Пола Бультона в приключенческой сказке «Шиворот-навыворот» {650}. Я представил, как вылезаю из-под сиденья и подкупаю, или уговариваю какого-нибудь толстяка из первого класса. На какой поезд сесть? Конечно же, на самый первый. Прошагав два часа, я наконец различил вдали сигнальные огни станции. Я сошел с путей и, обогнув станцию, спрятался за насыпью в ярдах двухстах от платформы. Я рассчитывал на то, что поезд сделает остановку и не успеет набрать скорость до того, как приблизится ко мне. Прошел час. Я стал терять терпение. Тут послышался гудок паровоза и грохот вагонов. Из темноты возникли большие желтые фары. Состав постоял минут пять на станции и тронулся снова, грохоча и выпуская пар. Я подкрался к путям лихорадочно соображая, что делать дальше. Нужно выждать, пока проедет паровоз, иначе меня могут заметить. Только после этого я могу побежать к вагонам.
Поезд тронулся медленно, но скорость набрал раньше, чем я ожидал. Яркие фары стремительно приближались. Грохотание переросло в рев. Темная масса на секунду нависла надо мной. Черный силуэт машиниста на фоне пламени топки, темные очертания паровоза, клубы пара — все это быстро промелькнуло перед моими глазами. Я бросился к вагонам, вцепился во что-то, разжал руки, опять вцепился, снова разжал, нащупал какую-то ручку, и меня оторвало от земли — лишь ступни волочились по насыпи, и, наконец, с усилием взобрался на сцепление пятого вагона. Поезд оказался товарным — на полу валялись мешки, покрытые слоем угольной пыли и забитые чем-то мягким. Как оказалось, внутри были такие же пустые мешки из-под угля; поезд по-видимому возвращался обратно на шахту. Я забрался наверх и зарылся в этих мешках, теплых и удобных. Возможно, машинист видел, как я забираюсь в вагон, и поднимет тревогу на следующей станции? Куда направлялся этот поезд? Где будут его разгружать? Будут ли его обыскивать? Это дорога на Делагоа-Бей? Что я буду делать утром? Да какая разница! Сегодня мне уже повезло. Новые проблемы — новые решения. А сейчас мне нужен сон. Да и что могло быть лучшей колыбельной для сбежавшего заключенного, чем перестук колес, уносивших его от вражеской столицы со скоростью двадцать миль в час?
