Удовлетворённый его ответом, император проговорил:
- За то, что грубо нарушили устав ношения одежды, вас следовало бы хорошенько проучить. Но я, к вашему счастью, отношусь к монархам, которые превыше всего ставят справедливость, и потому сие вам прощаю. Принимая во внимание ваши большие заслуги перед Отечеством, разрешаю вам увольнение со службы с правом ношения общеармейского фельдмаршальского мундира.
- Покорнейше благодарю, ваше величество! - низко поклонился Репнин. При этом он вспомнил придворного церемониймейстера, в его присутствии обучавшего одного вельможу, как вести себя в подобных случаях: «не кланяться надо, а становиться перед императором на одно колено и целовать ему руку». Вспомнил и подумал: «Ничего, сойдёт и так. Авось, не осердится».
Государь не осердился. Отпустил Репнина с миром.
6
Покинув Зимний дворец, Репнин поехал к дочерям сообщить им о своей отставке, принятой государем. Часом раньше, направляясь во дворец, он представлял себе, какое почувствует облегчение, когда с него одним разом будут сняты все многочисленные должности, словно путы, ограничивавшие его волю. Но вот путы сброшены, решение государем принято, а желанной свободы князь всё ещё не чувствовал. Он находился в состоянии неуверенности и подавленности. В сознании даже мелькнула предательская мысль: «А не поспешил ли я?..» Дочери ещё в Вильно узнали о его намерении уйти на покой и вроде были с этим согласны. И всё-таки в их поведении улавливалось такое, что говорило об их недовольстве исходом дела. И их можно было понять: одно дело, когда родитель занимает в государстве высокие посты, и совершенно другое, когда он всего лишь частное лицо...
Репнин решил навестить в первую очередь Прасковью. Ему хотелось повидаться не столько с дочерью, сколько с зятем Фёдором Николаевичем Голицыным. Его кавалерийский полк находился в двадцати вёрстах от Петербурга, и зять часто приезжал ночевать домой. Сегодня он тоже обещал вернуться со службы до наступления вечера.
В доме его встретила одна Прасковья.
- Самого ещё нет?
- Ещё не приехал. Жду.
Княгиня проводила отца в гостиную, приказав прислуге подать туда кофе.
- А ты сегодня какой-то особенный, - сказала она, - не могу понять, то ли тебе хорошо, то ли плохо.
- Я сам ещё не могу разобраться.
Князь рассказал о своей встрече с императором, удовлетворившим его просьбу об отставке. Прасковья выслушала его с таким видом, словно то, что он рассказывал, ей было уже известно.
- Значит, тебе не придётся больше возвращаться в Вильно?
- Не придётся.
- Ну и хорошо.
Дочь сказала: «Хорошо», но он понял, что весть о его отставке её не очень обрадовала.
- Почему-то кофе задерживается, - сказала она. - Пойду посмотрю, в чём дело.
Оставив его одного, она ушла на кухню и оставалась там не менее четверти часа. В гостиную вернулась вместе со служанкой, которая на подносе принесла кофе, несколько булочек и фарфоровую мисочку с мёдом. Едва успели всё это расставить на столике, как появился сам хозяин - оживлённый, довольный, пахнущий холодом.
- Ну как, были у императора? - сразу же подсел он к Репнину. - С чем вас можно поздравить?
Репнину пришлось повторить то, что уже рассказал дочери. В отличие от жены, князь воспринял его рассказ с шумным одобрением.
- Уйти в отставку с правом ношения фельдмаршальского мундира!.. Это же то, о чём мечтают все генералы. Параша, - обратился он к жене, - прикажите накрыть стол. Мы должны это событие отметить. Не возражаете, дорогой тесть?
- Не возражаю, - улыбнулся в ответ Репнин.
За весь день это была его первая улыбка.
Пока в столовой накрывали стол, тесть и зять, оставаясь в гостиной, продолжали свой мужской разговор. Князь Фёдор Николаевич расспрашивал тестя о Павле: всё такой ли он, каким был в первые месяцы своего царствования, или немного остепенился? Не дослушав ответа, вдруг заговорил о том, что в армии Павла не любят, говорят о нём открыто худое, не боясь угодить в опалу.
- Но довольно о нём, - прервал свой рассказ Голицын, - поговорим лучше о вас. Где намерены теперь жить?
- Такой вопрос мне уже задавал сам император.
- И что ему ответили?
- Я сказал, что собираюсь переехать в Москву, и мне показалось, он остался доволен моим ответом.
- Ещё бы! Он уже выдворил туда всех близких нам людей, а теперь и до вас очередь дошла. Скоро Москва станет городом опальных.
- Я себя опальным не считаю.
- Вы не считаете, зато таковым вас считают в армии. После смерти фельдмаршала Румянцева из здравствующих фельдмаршалов первым признаетесь армией вы, а не граф Иван Салтыков. А что вы от этого имеете? Ничего. Вместо того чтобы дать вам государственный пост, соответствующий вашим заслугам, Павел держал вас в Вильно словно изгнанника. А теперь, конечно, будет рад вашему переезду в Москву или ещё куда-нибудь, лишь бы не было бы вас в столице.
- Вы слишком преувеличиваете, - сказал зятю Репнин. - Если бы государь предложил остаться в Петербурге, я всё равно не согласился бы. Москва мне нравится больше. Там у меня хороший дом, а неподалёку в живописном месте чудесное поместье. А теперь и родственники там живут. Так что можете за меня не беспокоиться, мне там будет хорошо.
Продолжению разговора помешало появление старшей дочери Александры. Оказалось, она ездила в родительский дом и, не найдя там отца, повернула сюда.
- Как у вас сложилось? - обратилась она к отцу. - Были у государя?
- Был.
- Ну и как?
- Всё нормально.
Вступив в разговор, Прасковья сообщила, что отцу дана полная отставка и он принял решение переехать на постоянное жительство в Москву. Александра отнеслась к этому сообщению спокойно.
- Когда собираетесь переезжать?
- Возможно, на будущей неделе.
- А как же сороковины покойной матери? - всполошилась дочь. - Вы не можете не быть на поминках.
- Я как-то об этом не подумал. Конечно же, на поминки останусь. А что до переезда, то это успеется. Мне теперь спешить некуда.
Хозяйка дома позвала всех в столовую. Стол там уже был накрыт, и можно было начинать трапезу.
...После получения отставки Репнин прожил в Петербурге ровно шесть недель. В Москву он выехал в середине января нового 1799 года.
Глава 6
СТАРЧЕСКИЕ ГОДЫ
1
Далеко не все люди одинаково относятся к переходу от одного уклада жизни к другому, от активной деятельности к покою, который порою иронически называют старческим бездельем. Одни привыкают быстро, другие не очень, а есть и такие, которые, попав в новый уклад, не находят в нём удовлетворения до конца своих дней. Именно одним из таких оказался князь Репнин. Не нашёл он счастья в покое, о котором мечтал в последнее время. В безделье ещё ни один человек не находил истинного удовлетворения.
Впрочем, переехав в Москву, Репнин не собирался бездельничать. Он планировал себе немало дел, главным из которых было изыскание возможностей для увеличения доходов, получаемых им от принадлежавших ему деревень. До этого времени ему никогда не приходилось заниматься вопросами хозяйствования. Для руководства имениями он содержал в Москве небольшую контору во главе с главным управляющим, который время от времени представлял ему финансовые отчёты. Кстати, отчёты эти каждый раз вызывали грусть: денег в семейную кассу поступало так мало, что если бы не государственное жалованье, которое князь получал за службу, вряд ли можно было бы сводить концы с концами. Отчасти именно эти отчёты побудили его «всерьёз» заняться крепостными селениями. Не верилось, чтобы там так плохо жили, что барина своего не могли прокормить.
Камердинер Никанор, которому Репнин открыл свои сомнения относительно финансовых отчётов и сообщил о планах лично проверить состояние деревень, с мужицкой прямотой сказал: