- Передайте всем жителям, - сказал он офицеру, которому надлежало выполнить это приказание, - хотя они и не солдаты, я буду поступать таким образом каждый раз, как только уличу прусскую сторону в желании причинить вред моим войскам.

Репнин был не согласен с его репрессивными действиями. Мирные жители не могли нести ответственность за действия военных властей. Убеждённый в этом, он, однако, был бессилен что-либо предпринять. Военный устав не позволял офицерам вступать в спор с вышестоящими начальниками.

Когда переправились через Неман, опасность нападений противника на тылы войск миновала и Репнин покинул арьергард, решив ехать в Петербург по другой, как ему объяснили местные жители, более короткой дороге. Сибельский воспринял его решение с удовлетворением.

Добравшись до Петербурга, Репнин поехал сразу дот мой. Камердинер Никанор обрадовался, когда увидел своего хозяина живым и невредимым. Тотчас распорядился затопить баню, а когда ему доложили, что баня готова, сам повёл князя побаловать лёгким парком, похлестать берёзовым веничком да «поломать» ему спину и поясницу, дабы барин вновь почувствовал себя сильным и свежим соком налитым.

Пока Никанор с усердием занимался своим банным делом, князь пытался затеять разговор о новостях в столице. Не получилось.

   - Об этом тебе, батюшка, лучше в другом месте спросить, - уклончиво отвечал на его вопросы Никанор. - Откуда нам, прислуге, знать где и что делается. Наше дело служить господам своим, а не сплетни собирать. Так что никаких новостей не знаю.

   - Но о том, что государыня больна, знаешь?

   - Об этом знаю. Да и как не знать, когда в церковь хожу? А в церкви ни одна служба не обходится без того, чтобы имени государыни не упомянули. Один раз, - продолжал рассказывать Никанор, - всем приходом ходили. Народу набралось столько, что втиснуться не смогли, многие за дверями стояли. Свечки жгли, молитвы пели. Просили Господа снять хвори с милостивейшей царицы нашей.

   - Давно это было?

   - Да уж больше недели прошло. В последний раз, когда ходили, поп объявил, что-де молитвы наши дошли до Господа: государыне полегче стало, уже будто бы вставать начала. Ежели не будешь грешить, Бог для тебя всё может сделать, - добавил Никанор убеждённо.

На следующий день, позавтракав, Репнин поехал к Бестужеву-Рюмину. Он знал: великий канцлер имел привычку появляться в учреждении не раньше десяти часов утра, поэтому приказал кучеру править к нему домой. Ему не терпелось поскорее встретиться с ним, узнать то, чего не сказал граф Панин: что кроется за решением Апраксина вывести армию из Пруссии? Домашняя обстановка располагает к откровенности гораздо больше, чем служебная, и Репнин уже представлял себе, какая хорошая у них получится беседа: граф Алексей Петрович будет расспрашивать о том, как проходило сражение при Гросс-Егерсдорфе, а он, Репнин, будет выпытывать своё... Им обоим есть что рассказать друг другу.

Подъехав к дому великого канцлера, Репнин обратил внимание на солдат, с ружьями стоявших у входа во двор. Раньше караул у дома никогда не ставили, охрану обеспечивали сторожа из дворовых, а тут такой парад!.. Уж не властями ли заведены такие новые порядки?

   - Граф Алексей Петрович дома? - спросил постовых Репнин.

   - Дома, но к нему нельзя.

   - Это почему же?

   - Нельзя, и всё. Ежели вам угодно знать что-то о графе, спрашивайте начальника караула.

Услышав голоса, из-за ворот появился гвардии подпоручик - тот самый начальник караула, о котором говорили постовые. Узнав, с кем имеет дело, подпоручик сообщил, что граф Бестужев-Рюмин находится под домашним арестом и свидания с ним запрещены.

   - Давно под арестом?

   - Со вчерашнего дня.

   - За что арестовали, не знаете?

   - Нет, не знаю.

Репнин почувствовал себя в затруднительном положении.

   - А вице-канцлера графа Воронцова могу я найти?

   - Езжайте к нему на службу, может, и найдёте.

В отличие от Бестужева-Рюмина, вице-канцлер Воронцов приходил в учреждение очень рано. Он и сейчас оказался на месте. Человек добрый, с душой нараспашку, он был рад встрече с нежданным гостем.

   - Знаю, знаю, с чем вы пришли, - не дал он объясниться Репнину. - Граф Бестужев-Рюмин. Не так ли?

Репнин рассказал, как был удивлён, когда узнал о домашнем аресте великого канцлера. Граф Воронцов обречённо развёл руками.

   - Алексей Петрович всегда был осторожен и не делал ошибок. Но в этот раз сильно просчитался. Просчитался и тем погубил себя.

   - А что, собственно, случилось?

   - Длинная история.

Воронцов позвонил в колокольчик и, когда в дверях появился слуга, спросил его:

   - Кофий готов?

   - Только что вскипел, ваше сиятельство.

   - Подайте на две персоны.

   - Слушаюсь.

За горячим кофе разговор между хозяином и его гостем носил неторопливый характер. Говорить больше пришлось графу Воронцову, Репнин только слушал и запоминал. Рассказ же графа сводился к следующему. Ещё в августе императрица стала чувствовать себя плохо, а в начале сентября её здоровье ухудшилось настолько, что она слегла в постель и больше не поднималась. Кому-то пришло в голову, что жить ей осталось немного, и вскоре появились разговоры о наследовании престола. Среди тех, кто в этом деле проявлял особую заинтересованность, был и Бестужев-Рюмин. Великий канцлер считал, что наследник престола Пётр Фёдорович по скудности ума не способен управлять великой империей и вёл дело к тому, чтобы посадить на престол его малолетнего сына Павла с условием назначения регентшей его матери. Так оно было или не так - рассудит следственная комиссия, которая этим сейчас занимается. Только государыня после своего выздоровления, узнав обо всём этом, сильно разгневалась, и граф Алексей Петрович на сей раз не смог уберечься от опалы.

   - А какую роль в этом деле играл Апраксин? - выслушав рассказ вице-канцлера, спросил Репнин.

   - Апраксин был заодно с великим канцлером. Он обвинён в самовольном отводе российской армии из района боевых действий и тоже арестован. Сейчас Апраксин содержится под караулом в местечке Четыре Руки, где над ним чинят допрос.

Вице-канцлер допил свой кофе и продолжал:

   - На вашем месте, князь, я стал бы добиваться приёма у государыни. Дело в том, что граф Алексей Петрович считался вашим покровителем, и вас могут заподозрить в причастности к его опасной затее. Кстати, подозрения сейчас падают на многих лиц. Даже великая княгиня Екатерина Алексеевна попала в немилость её величеству.

   - Я с вами согласен, - сказал Репнин. - Но согласится ли её величество меня принять?

   - Постараюсь вам помочь. Государыня всё ещё находится в Царском Селе. Сейчас я закажу карету, и мы не мешкая двинемся в путь. И будем молить Бога, чтобы всё обошлось хорошо.

...Императрица приняла их обоих вместе - и вице- канцлера, и князя Репнина. Уже в первые минуты беседы Репнин понял, что у её величества нет к нему никаких претензий. Она не задала ни одного вопроса, связанного с его взаимоотношениями с Бестужевым-Рюминым (о великом канцлере вообще не было речи), расспрашивала его главным образом о баталии при Гросс-Егерсдорфе.

   - Вы прекрасно вели себя в той баталии, - сказала она, удовлетворённая его ответами, - и чин капитана гвардии назначен вам заслуженно. Теперь можете оставаться в Петербурге, получив в гвардии приличное место.

   - Ваше величество, - горячо заговорил князь, - вы сделали для меня так много, что я не нахожу слов для выражения своей благодарности. Но дозвольте доложить... Умирая, отец наказывал мне посвятить себя службе в обычных войсках, и я прошу ваше величество разрешить мне вернуться в действующую армию.

   - Опять волонтёром? - с лукавинкой в глазах посмотрела на него императрица, затем перевела взгляд на вице-канцлера: - Как на сие смотрите, граф?