Основная часть войск разместилась на низменной, местами всхолмлённой местности между рекой Прегель и большим Норкитенским лесом. Вдоль опушки располагались небольшие селения, в том числе деревушка с названием Гросс-Егерсдорф. За этой деревушкой в сторону реки простирались луга, в которые вклинивался ещё один лес, поменьше Норкитенского, - сильно заболоченный и трудно проходимый.

После того как все войска слились в одну армию, главнокомандующий созвал военный совет, чтобы определить, как вести дело дальше. После обмена мнениями было решено сняться с лагеря и идти вглубь территории противника, дабы заставить его сим маршем принять генеральное сражение. Войскам было предписано начать марш уже с завтрашнего дня следом за авангардом, который должен был выступить раньше, не дожидаясь общего сбора, взяв с собой из второй дивизии артиллерийскую бригаду, а также палатки и на три дня провизии.

Утром 19 августа, едва забрезжил рассвет, барабанщики пробили генеральный марш, и авангардные полки стали выстраиваться в походный порядок. Ёжась от утренней прохлады, невыспавшиеся солдаты молча выполняли команды своих офицеров. Предводитель авангарда генерал Сибельский поторапливал: «Живей, живей!..» Но вот наконец построение закончилось. Головная рота по команде тронулась в путь. За ней двинулись другие. Поход начался.

Из главной штаб-квартиры авангардников провожал дежурный генерал граф Пётр Панин. Он стоял рядом с Сибельским и, зябко кутаясь в плащ, ждал, когда уйдут последние полки. Хотя уже светало, туман оставался таким густым, что вокруг почти ничего не было видно. Саженей десять пути, и вот уже очередная колонна исчезла из виду... Вдруг Панин заметил, что хвост последней колонны, наполовину растворившийся в тумане, перестал двигаться. На это обратил внимание и генерал Сибельский. Он подумал, что возникла пробка, и уже собирался послать адъютанта узнать в чём дело, как вдруг из тумана выскочил всадник, направляясь прямо к ним. Это был волонтёр князь Репнин, с которым у Панина уже успели сложиться хорошие отношения. Репнин доложил, что впереди противник и двигаться больше нельзя.

   - Вы считаете, что это главные силы Левальда? - спросил Панин.

   - Я в этом уверен.

Подъехавший вскоре командир головного казачьего отряда подтвердил достоверность сообщения Репнина. По его словам, противник вышел со стороны Норкитенского леса тремя колоннами и, заняв селения, расположенные на опушке леса, под прикрытием тумана почти вплотную приблизился к русским форпостам.

Дежурный генерал посоветовал Сибельскому развернуть колонны в боевой порядок и занять оборону, после чего, пригласив с собой Репнина, поскакал в главную штаб-квартиру доложить главнокомандующему о возникшей непредвиденной ситуации.

В этот ранний час Апраксин ещё спал. Разбуженный, он не сразу понял, что случилось, а когда понял, встревожился не на шутку.

   - Пошлите людей за командирами, - приказал он Панину. - Пусть соберутся в главной палатке. Я приду туда сразу же, как только оденусь.

К этому моменту по тревоге была поднята уже вся армия. Вскоре прискакали командиры дивизий, бригад, прибыл и командир авангардного корпуса генерал Сибельский, войска которого уже успели занять оборону, но огня ещё не открывали.

Последним в большой палатке появился сам главнокомандующий. От его встревоженности не осталось и следа. Он снова был спокоен, самоуверен и прекрасно выглядел: напудрен, в своём обычном парадном мундире с бриллиантовыми пуговицами.

   - Кажется, господа, пруссаки решили наконец помериться с нами силами, - весело сказал он, желая, видимо, приободрить генералов.

Генералы вежливо промолчали.

Между тем Панин развернул на столе карту, показал фельдмаршалу, в каких местах замечен противник. Апраксин долго смотрел на карту, обдумывая, как поступить. Это был первый случай, когда ему самому предстояло руководить крупным сражением. Именно от него сейчас в значительной мере зависело быть или не быть желанной победе.

   - Будем надеяться, что Бог нас не оставит, - проговорил он наконец, - Бог нам поможет.

Не поднимая головы от карты, Апраксин стал излагать диспозицию: авангарду построиться против левого неприятельского фланга; дивизии генерала Лопухина, сомкнувшись с авангардом, развернутся вдоль прилеска; первой дивизии занять позицию правее между прилеском и армейским обозом; бригаду генерала Румянцева, стоящую за прилеском, пока не трогать, считая её в резерве.

   - Дозвольте заметить, ваше сиятельство, - подал голос генерал Лопухин, - резервы надобно иметь под рукой, а бригада графа Румянцева стоит далеко за лесом.

   - Пусть вас сие не тревожит, - холодно отвечал на это Апраксин. - Резервы нам могут вообще не понадобиться. Не забывайте - противник вдвое, а то и втрое слабее нас.

Едва успел он произнести эти слова, как палатка вздрогнула от взрыва гранаты. Это открыла огонь по русским позициям артиллерия противника. Прусский генерал-фельдмаршал Левальд не стал ждать, когда его сиятельство закончит диспозицию и пойдёт на него атакой. Он сам пошёл в наступление.

Апраксин поспешил закончить совещание.

   - Прошу, господа, вернуться в свои войска и начать боевые действия. С Богом. Жду от всех вас победных реляций.

Начало сражения князю Репнину видеть не довелось. В то время, когда противостоявшие войска открыли отчаянную пальбу, он находился в свите главнокомандующего, уже восседавшей на конях и ожидавшей, когда изволит подняться в седло сам фельдмаршал. Кроме русских генералов и офицеров в свите нашли себе место и несколько австрийских волонтёров, приехавших помочь верным союзникам добыть желанную победу. Наиболее значительным из них был генерал лейтенант Сент Андре, знавший Репнина ещё с той поры, когда тот подростком набирался уму-разуму при венском дворе. Когда Апраксин с помощью адъютанта взобрался, наконец, на своего породистого жеребца, Сент Андре подъехал к нему почти вплотную, и с той минуты не отдалялся от него ни на шаг.

Присутствие австрийских волонтёров заметно сковывало главнокомандующего, и он не спешил вмешиваться в ход баталии. Не приведи Господь, если из уст ненароком вырвется неграмотная команда. Эти самые иностранцы могут осмеять потом на всю Европу... Нет уж, лучше оставаться в лагере и ждать донесений от главных командиров.

Между тем над лесом показалось солнце, туман рассеялся, шум битвы стал заметно усиливаться.

   - А не проехать ли нам вперёд и своими глазами посмотреть, что там делается? - обратился Сент Андре к русскому фельдмаршалу, поведение которого по всему вызывало у него недоумение.

   - Пожалуй, пора, - согласился с ним Апраксин.

Тронув коня, он шагом направился в сторону пригорка, возвышавшегося в полуверсте от палаточного городка. Пригорок оказался удобным местом для наблюдения за боем. Отсюда было видно все: и неприятельские батареи у лесной опушки, и наспех вырытые шанцы[10], и притаившуюся в лощине неприятельскую кавалерию... Бой был в самом разгаре. Ружейные выстрелы перемешивались с пушечными залпами. Цепочки солдат с обеих сторон то двигались вперёд, то отступали назад.

Более шумно было на левом фланге. Артиллерийская канонада гремела так сильно, что казалось, пруссаки сосредоточили здесь большую часть своих орудий.

   - Ваше сиятельство, - обратился к фельдмаршалу Репнин, - дозвольте доскакать к генералу Лопухину и узнать, в чём там дело. Складывается впечатление, что палят одни неприятельские орудия, а наши почему-то не отвечают.

Апраксин разрешил:

   - Скачите, князь, посмотрите что и как...

Пришпорив коня, Репнин поскакал с места галопом. Едва он скрылся за бугром, как неподалёку от того места, где фельдмаршал со своим окружением наблюдал за ходом сражения, разорвался снаряд. Правда, он не причинил никакого вреда, зато последовавшие за ним другие снаряды вызвали переполох. Прусские артиллеристы, видимо, догадались, кого из себя представляли разнаряженные всадники, и не жалели для них гранат. Один снаряд упал почти у ног спешившегося стремянного его сиятельства, и тот упал замертво, не успев даже охнуть. Апраксин решил, что такой же снаряд может угодить и в него самого, и повернул обратно к палаточному городку. Свита последовала за ним.