Репнин с интересом разглядывал человека, являвшегося правой рукой султана. Его внешность внушала уважение: крутой лоб, чёрные глаза, седые брови, аккуратная бородка...

Визирь начал беседу с вопроса о здоровье своего гостя. Ответив, Репнин спросил его о том же самом. После столь нехитрого выражения учтивости собеседники перешли, наконец, к главной теме разговора. Репнин сказал, что российская императрица желает твёрдо и нерушимо содержать «блаженный мир», заключённый между двумя империями, и в заключение попросил визиря исходатайствовать ему аудиенцию у султана.

Пока Репнин произносил речь, визирь не шевелясь смотрел куда-то поверх его головы. Оживился только после того, как в разговор вступил переводчик. Внимательно выслушав перевод, он тут же произнёс ответную речь.

   - Его сиятельство отвечает, что он со своей стороны, желая утвердить и сохранить блаженный мир, приложит к достижению этой цели совершенное попечение и труд. Его сиятельство ощущает истинное удовольствие от того, что выбор посольства пал на особу, в коей обитают способность и прилежание к общим интересам обеих сторон.

После того, как переводчик закончил перевод визирской речи, появились слуги с серебряными подносами. Они поставили на столик, разделявший визиря от посла, конфеты, щербет, кофе, розовую воду. После угощения от имени визиря гостям были преподнесены подарки. На Репнина надели соболью шубу с парчовым верхом. Его спутники тоже получили собольи шубы, правда, крытые не парчой, а простым сукном.

Репнин уехал от визиря довольный. На следующий день он отправил ему свои подарки, а когда узнал, что аудиенция в Серале ему назначена на 1 декабря, послал с секретарём подарки и самому султану.

Посещение Сераля было обставлено более сложными и длительными церемониями, чем визит к верховному визирю. Через первые ворота дворца Репнин проехал верхом на коне, подаренном ему султаном, но у вторых ворот пришлось спешиться. Ожидавший чиновник предложил сесть на лавку, что стояла у ворот, и ждать приглашения в Диван.

   - Почему я должен ждать, - недоумённо спросил Репнин, - разве я не ваш гость?

   - Все послы так поступают.

Репнин возмутился. Сесть на простую лавку и униженно ждать? Нет, этого он себе не позволит. Он представляет здесь страну-победительницу и требует соответственного к себе отношения.

   - Другие послы, возможно, и ждали приглашения у этих ворот, но я ждать не намерен, - сказал он решительно. - Я хочу, чтобы меня приняли немедленно, и прошу передать сие вашему начальнику. Ежели меня не желают здесь видеть, я готов уехать обратно.

Поведение российского посла было таким неожиданным, что чиновник испугался. Он повёл его в комнату, где стояли мягкие софы и столы с восточными сладостями. Слуги наперебой стали предлагать угощения. Репнин не желал ничего.

   - Когда же войдём в Диван? - спросил он чиновника.

   - Сию минуту, сию минуту, - угодливо отвечал тот.

Наконец дверь, ведущая в Диван, распахнулась, и Репнин вступил в большое помещение. Кроме того входа, через который его впустили, здесь он увидел ещё несколько дверей. В одной из них показался верховный визирь, в другой - нишанджи, в третьей - рейс-эфенди. После того как визирь прошёл на своё рабочее место, придворный поставил в нескольких шагах от него табурет, предназначенный для посла. Предстояло новое выяснение полномочий.

Репнин знал, что при соблюдении сего протокола послов обычно усаживают на лавку рядом с нишанджи, поэтому сразу отказался от табурета.

- Переведите визирю, - обратился он к переводчику, - если меня не пригласят сесть рядом с нишанджи, я сделаю это без разрешения.

Услышав это, визирь в знак согласия кивнул головой, табурет тотчас убрали, и Репнин сел туда, где ему полагалось быть.

Церемония выяснения полномочий длилась около получаса. Когда она закончилась, визирь отправил рейс-эфенди к султану с письменным докладом. Что до Репнина, то ему предложили идти к последним серальским воротам и ждать султанского приглашения.

Репнин направился к указанным воротам в сопровождении маршала посольства и двух секретарей. На полдороге турки надели на него соболью шубу, а на сопровождавших его особ - шубы горностаевые. В этих одеждах они и уселись на лавку возле ворот в ожидании аудиенции. Ждать пришлось недолго. Вскоре появились два сановника и объявили, что великий султан милостиво согласился допустить послов пред свои светлые очи.

Репнина и его спутников повели в тронный зал. Здесь всё кричало о роскоши: ковры, золото, хрусталь, диковинные украшения... В глубине зала вошедшие увидели трон с восседавшим на нём султаном, по обеим сторонам - застывшие фигуры сановников. Пройдя приличное расстояние между рядами придворных, Репнин трижды поклонился султану, затем произнёс речь, схожую с той, какую говорил при встрече с визирем, а в заключение преподнёс грамоту от государыни-императрицы. Грамоту из его рук принял капитан-паша[23], который в свою очередь передал её визирю, а уж тот положил на столик возле султана.

Выслушав перевод речи российского посла, султан что-то сказал визирю. Обращаясь к послу, визирь произнёс короткую речь, которую перевели на русский язык таким образом:

- Его величество государь император, прибежище света, повелел мне известить вам, что есть его императорская воля, дабы мирный трактат, заключённый между его империей и империей Российской, был навсегда сохраняем и исполняем.

Российский посол поклонился султану и, посчитав свою миссию законченной, направился к выходу. Дело, порученное ему, было совершено.

...После обмена ратификациями Репнин оставался в Константинополе в качестве чрезвычайного посла более года. За это время ему довелось иметь у султана ещё одну аудиенцию, на которой он высказал желание российской стороны продолжать развитие русско-турецких отношений в благожелательном духе. Несколько встреч было у него и с верховным визирем. На родину князь Репнин выехал 13 апреля 1776 года.

Репнин вернулся в Петербург с супругой в конце мая. К этому времени императорский двор уже успел переехать в Царское Село, но многие государственные службы, в том числе и коллегия иностранных дел, оставались на месте. Снедаемый желанием узнать, какие перемены произошли за время его отсутствия, Репнин сразу же после дороги, даже не отдохнув как следует, поехал к первому министру графу Панину. Тот собирался куда-то идти, но, увидев князя, изменил своё решение.

- Сколько же мы не виделись - год? - разглядывая его с головы до ног, прикидывал Панин. - Может быть, два?

   - До двух лет трёх месяцев не хватает, - улыбнулся в ответ Репнин.

   - А что это у вас - подарок? - Глазами показал на объёмистую шкатулку первый министр.

   - Подарок для вас хранит Наталья Александровна, к ней вам придётся поехать, а я привёз вам отчёт о проделанной мною работе.

Панин извлёк из шкатулки кипу бумаг, подержал на ладони и тотчас положил обратно.

   - Потом займусь. А сейчас посидим, поговорим. Хотя человек я непьющий, но ради такого случая выпью. Рад твоему возвращению, зело рад.

За столом о Турции почти не говорили. Говорили о событиях в России за время отсутствия Репнина. Самым крупным событием прошлого года Панин назвал празднование по случаю заключения мира Российской и Оттоманской империями. На торжествах, состоявшихся в Москве, присутствовала вся русская знать во главе с императрицей. Программу празднеств составила сама государыня. По её повелению московские мастера возвели триумфальные ворота высотой 48 аршинов. Она хотела, чтобы фельдмаршал Румянцев, в то время всё ещё находившийся в Фокшанах, въехал в Первопрестольную именно через эти ворота и непременно в колеснице, как некогда делали это римские полководцы.