- Что ж, быть по сему, - решила Екатерина. - Скажи сенату, чтобы заготовили указ.

   - Будет исполнено, ваше величество.

На этом разговор был закончен. В знак прощания Безбородко низко поклонился и покинул помещение. «Даже словом не обмолвилась о Репнине, где он, как он?.. Не миновать князю опалы».

На улице крепчал мороз. По дорогам лихо проносились санки. То в одном, то в другом месте появлялись праздничные толпы. И никто из горожан не знал пока, что с турками учинён мир и отныне никого более не будут посылать на войну.

О заключении мира в Яссах Репнин узнал, уже будучи в подмосковном имении Воронцово. Когда после длительного путешествия он до него добрался, жена вместе с младшей дочерью Дашей были уже здесь.

Встреча супругов не была такой радостной, какая ими ожидалась. Княгиня Наталья Александровна увидела в глазах мужа глубокую печаль и сразу насторожилась.

   - Ты не заболел?

   - Да нет, просто устал. Правда, чуточку голова побаливает, но это от усталости. Отдохну немного, и всё пройдёт. - И, не желая больше говорить об этом, переключился не семейную тему: - Дашенька стала ещё краше, чем была. А почему нет с вами Сашеньки и Параши?

   - У них теперь свои семьи, а где семьи, там и заботы.

   - Виноват, я почему-то забываю об этом. Мне временами представляется, что они всё ещё находятся под твоим крылом.

   - Были под крылом, да теперь оперились и улетели по своим гнёздам.

Находясь в постоянных разъездах, на дипломатической и военной службах, Репнин не видел, как росли его дети. А их у него было четверо. Правда, сын Никита, на которого возлагалась надежда как на продолжателя рода Репниных, умер ещё в младенчестве, но дочери, слава Богу, были живы и здоровы. Старшая, Александра, была замужем за князем Григорием Семёновичем Волконским, а Прасковья - за князем Фёдором Николаевичем Голицыным. Жизнь идёт по своим законам. Казалось, ещё совсем недавно ухаживал князь Николай за своей Наташей, предлагал ей свою руку и сердце, и вот они уже старики... Ему вот-вот должно исполниться пятьдесят восемь - возраст, при котором в добрые времена уже думали о покое.

За праздничным столом, устроенным по случаю встречи, Наталья Александровна сказала супругу:

   - Обычно, встречаясь, ты всегда интересовался прежде всего столичными новостями, а сейчас я не услышала от тебя ни одного вопроса. У тебя есть на это причины?

   - У меня такое чувство, что хороших вестей из Петербурга мне ожидать сейчас не приходится.

   - Но не станешь же относить к плохим вестям награждение тебя вторым орденом Святого Георгия первого класса.

   - За что такая почесть?

   - За победу при Мачине. Разве тебя не известили?

   - Наверное, это должен был сделать князь Потёмкин. Наша встреча с ним была столь короткой, что он, наверное, забыл это сделать. Впрочем, если наградили - хорошо, орден никуда не денется.

Репнин говорил об ордене без особой радости. Наталья Александровна догадывалась почему: за славную победу в Мачинском сражении её супруг заслуживал фельдмаршальского чина - о том весь Петербург говорил, - но государыня оставила его в звании генерал-аншефа.

   - Я привезла для тебя газеты, главным образом иностранные, - продолжала разговор княгиня. - Надеюсь, тебе они понадобятся.

   - Я проведу здесь целую зиму. Без газет было бы скучно.

   - Кстати, уже будучи в Москве, увидела новый журнал. Он издаётся здесь, в Москве. Мне удалось купить первую книжку.

   - Как называется?

   - «Политический журнал». Там есть историческое и политическое обозрение прошлого года, сделанное господином Сохацким. Могу слугам приказать, чтобы принесли.

   - Не стоит. Я могу заняться им во время послеобеденного отдыха.

«Политический журнал» оказался довольно приличным изданием в мягкой обложке. Главная роль в его издании принадлежала профессору философии Московского университета П.А. Сохацкому. Составленное им историческое и политическое обозрение 1789 года было посвящено политическим событиям во Франции.

«В 1789 году, - писал автор, - весь свет потрясён был столь сильно, что везде открылись чрезвычайные движения, и произошло в Европе начало новой истории человеческого рода. После многих столетий 1789 год есть самый достопамятный. Со времени Крестовых походов никогда ещё не было такой эпохи, как сия, в которой бы политическое мнение распространилось и промчалось через всю Европу с такою живостью и сочувствием. Дух свободы учинился воинственным при конце осьмнадцатого так, как дух религии при конце одиннадцатого века. Тогда вооружённою рукою возвращали Святую землю, ныне святую свободу. Тогда ратовали против Саладинов, ныне против своих собственных государей. Французы брали тогда крепости у неверных королей, ныне брали они у христианнейшего...»

   - Это какой христианнейший король имеется в виду? - спросила княгиня мужа, который по её просьбе читал обозрение вслух.

   - Французы так обычно называли своего короля Людовика Шестнадцатого.

Репнин откинулся на подушку и глубоко задумался.

   - О чём думаешь? - не выдержала затянувшейся паузы княгиня.

   - Трудно передать в двух словах.

   - Может быть, прекратим чтение?

   - Согласен. Эта статья не для семейного чтения.

   - А о чём ты всё-таки думал?

   - О событиях во Франции. Думаю, всё то, что там происходит, будет иметь большие последствия.

   - Хочешь сказать, плохие?

   - И плохие тоже. Меня поразили слова известного французского писателя Жана Жака Руссо, которые однажды прочитал в одной парижской газете: «Свобода - прекрасная пища, но требуется хороший желудок, чтобы её переварить». А такие желудки, которые имел в виду Руссо, далеко не у всех людей.

   - События во Франции начинают сказываться и на нас тоже, не говоря уже о Польше.

   - А что в Польше?

   - Разве не слышал? Сейм принял новую конституцию, в которой шляхетскому сословию подтверждены свободы, льготы и первенство в частной и общественной жизни. Польский престол объявлен избирательным по фамилиям.

   - Сие меня мало заботит, - сказал Репнин. - Меня заботит непрекращающаяся борьба за власть, которая ослабляет эту страну и может привести к отторжению от неё значительных территорий, как уже было однажды. А как относятся к парижским событиям в Петербурге? вдруг спросил он.

   - Даже не знаю, что на это сказать... Государыня от сих парижских известий сделалась раздражительной. Сочинителю Радищеву за его книгу, в которой он людскую бедность описывал, суд учинила. Раньше бы на его рассуждения о вольностях внимания не обратила, а тут суд... А ещё много разговоров о масонах, - продолжала она, - хотя многие толком не знают, что сие есть. Говорят, те, кто в масонах значатся, будто бы больше к наследнику престола Павлу Петровичу склоняются. Так оно или не так, но эти самые масоны государыню сильно раздражают, их главный начальник сочинитель Новиков под стражу взят, следствие над ним чинят.

Слушая рассказ жены, Репнин удивлённо покачивал головой, воздерживаясь, однако, от комментариев.

   - Ты, наверное, знаешь, кто такие масоны, - спросила Наталья Александровна. - Неужели правда, что они замышляют возвести на трон Павла при живой императрице?

   - Я так не думаю, - отвечал Репнин с неохотой. - Видишь ли, масон слово французское и переводится на русский как «каменщик». А вообще-то это своеобразное полурелигиозное течение, не имеющее опасных помыслов. В ложах, как называют места их сходок, собираются обычно добрые люди. Масоны призывают своих сторонников к объединению с целью искоренения в обществе пороков путём самопознания и самоусовершенствования людей.

   - Ежели это так, почему на них такие гонения?

   - Наверное, потому, что слишком много создают вокруг себя тайн.