Условия обсуждались без спешки, пункт за пунктом. Случалось, некоторые места перечитывали по два, а то и по три раза. Кутузов искренне восхищался огромной работоспособностью князя, сумевшего за короткий срок подготовить столь важный документ: всё предусмотрел, ничего не упустил. Со своей стороны Кутузов смог сделать только одно добавление, касавшееся артикула относительно торговых отношений между двумя государствами. В этом артикуле рукою Репнина было написано следующее: «В рассуждении, что торговля есть сущий залог и самый крепкий узел взаимного доброго согласия, блистательная Порта, таким образом возобновляя мир и дружбу с Империей Всероссийской, в изъявлении искренности, с каковой желает она, дабы выгодная и безопасная торговля между подданными оных империй наилучшим образом процветала, обещается сим артикулом наблюдать и исполнять 61 статью постановленного с Российской Империей торгового трактата, касающуюся до корсаров[30] Алжирского, Тунисского и Трипольского кантонов, а именно: если российский подданный повстречается с упомянутыми корсарами алжирскими, тунисскими и трипольскими, и притом ими в плен взят будет, или судно, или имение у купцов российских отнимут, в таком случае блистательная Порта употребит власть свою над кантонами, дабы россиян, сделанных сим образом невольниками, освободить, отнятые у них суда и пограбленные товары и вещи хозяевам возвратить и воспоследовавшие вред и убытки взыскать»...

   - Кажется, все на месте, - сказал Репнин, вслух прочитав текст. - У вас есть что-то добавить?

   - Самую малость, - произнёс Кутузов. - Предлагаю после слов «убытки взыскать» добавить следующее: «...если же по получении известий будет уверенность, что со стороны означенных кантонов Алжирского, Тунисского и Трипольского даваемые от блистательной Порты фирманы не будут исполнены, тогда по подаче о том рекламации от российского посланника или поверенного в делах в два месяца, или как можно скорее, полагая со дня подания рекламации, обязуется блистательная Порта из имперской казны оным расплату и удовлетворение учинить».

   - Прекрасно! - одобрил добавление Репнин. - После этих слов сила артикула в пользу интересов российской стороны значительно возрастает.

После просмотра и обсуждения всех статей предварительных условий мирного договора и внесения в них небольших поправок Репнин пригласил своего гостя в столовую, куда по его звонку тотчас подали тушёную баранину с овощами и чай. За столом разговор о предстоящих переговорах с турецкими уполномоченными продолжался. Длительная работа, начатая Репниным ещё вчера и закончившаяся только сегодня утром, не утомила его. Он находился в отличном настроении, поскольку чувствовал, что дело удалось и должно принести желаемые результаты. Сомнения мог вызывать только пункт о необходимости признания подтверждения турецкой стороной статей Кучук-Кайнарджийского договора. В столице Оттоманской империи всё ещё имели большое влияние сторонники пересмотра упомянутого договора, называемого ими несправедливым, и турецкие переговорщики в угоду им могут создать на переговорах некоторые трудности.

   - Как бы то ни было, а сей пункт мы должны отстоять, - сказал Репнин. - Вы со мной согласны?

   - Разумеется, - усмехнулся Кутузов. - Заключать договоры, а затем их пересматривать - не дело.

   - Вот и я о том говорю. В чём-то можем позволить себе поторговаться, а в этом будем стоять твёрдо, не позволим изменить в договоре даже одного слова.

...Опасения князя Репнина, что на переговорах турки могут проявить неуступчивость, оказались напрасными. Да, споры были, порою даже очень жаркие, но в каждом случае верх брал здравый смысл, что позволило найти общее согласие по всем пунктам договора в течение нескольких дней, и 31 июля предварительные условия были подписаны представителями обеих сторон. Теперь к согласованным документам оставалось только приложить подписи верховного визиря и равнозначному ему российского государственного деятеля, придать им таким образом силу трактата, после чего представить на ратификацию высшим лицам до сего дня враждовавших империй. Но... сего не случилось, а случилось то, что в один миг свело на нет все усилия переговорщиков, как русских, так и турецких.

После того как были согласованы и подписаны предварительные условия заключения мирного трактата, Репнин не мешкая направил в Петербург с сим известием своего курьера. Но случилось так, что курьера ещё на полдороге перехватил возвращавшийся в армию фельдмаршал князь Потёмкин. Узнав о сути дела, светлейший пришёл в ярость. Как, заключить сделку с турками, не дождавшись возвращения в армию главнокомандующего?! Да ещё на таких уму непостижимых условиях?! Нет, он так этого не оставит. Он сумеет одёрнуть самодовольного князька, быстро и решительно поставит его на своё место.

Всю дорогу до Ясс Потёмкин заставлял гнать лошадей без жалости. Не давал покоя и себе. Мучился соображениями, как лучше наказать мягкотелых миротворцев и какие условия следует предъявить туркам взамен тех, которые те сочинили вместе с Репниным. Главное условие - контрибуция. Турки должны заплатить стране-победительнице 20 миллионов. Что до других условий, то о них разговор пойдёт позднее. Сначала деньги.

В Яссах, узнав, что главная штаб-квартира перекочевала в Галацу, Потёмкин приказал гнать лошадей туда. От избытка мстительных чувств его так и распирало.

- Где бумаги, - набросился он на Репнина, едва переступив порог штаб-квартиры, - где те условия мира, которые вы изволили подписать, пользуясь моим отсутствием?

Репнин подал требуемые бумаги. Даже не потрудившись посмотреть, что в них написано, Потёмкин разорвал бумаги в клочья и бросил себе под ноги.

   - Вот так должно поступить с вашими условиями!

Репнин смотрел на него с явным недоумением. Потёмкин увидел в его взгляде спокойствие и разъярился ещё больше, обрушив на него поток грубой брани. Он обвинял князя в самоуправстве, в неточности исполнения данных ему инструкций. Репнин продолжал стоять, не произнося ни звука. Он заговорил только после того, как у светлейшего иссяк поток ругани:

   - Я исполнил свой долг и готов дать ответ государыне и Отечеству. Что до вашей ругани, - добавил он, - то я не позволю разговаривать со мной таким тоном. Продолжим разговор в другой раз.

И, не сказав больше ни слова, он ушёл.

Потёмкин в бешенстве заметался по комнате, испытывая потребность накричать ещё на кого-нибудь.

   - Где генерал-квартирмейстер? Квартирмейстера ко мне!

Тот явился тут же.

   - Немедленно вернуть штаб-квартиру в Яссы! - приказал светлейший. - Я не желаю здесь более оставаться ни одной минуты.

В дверях появился адъютант Попов, за время пребывания в Петербурге превратившийся из полковника в генерал-майора.

   - Ваша светлость, экипаж ждёт у крыльца, можно ехать.

   - Да, поедем, - двинулся к выходу Потёмкин.

В Яссах его возвращения из Галацы ждала приехавшая с ним из Петербурга графиня Враницкая, доводившаяся ему племянницей. Пока Потёмкин тратил время на поездку, не давшую ему ничего, кроме полного душевного расстройства, она приготовила в доме, где остановилась, всё необходимое, чтобы весело отпраздновать возвращение князя на театр войны. Однако её приготовления князя не обрадовали. Он отказался от застолья, выпил бокал водки и удалился в свою комнату, приказав никого к нему не пускать.

   - Ну вот, опять хандра началась, - сказал Попов Браницкой. - Теперь это у него надолго.

Однако на следующий день Потёмкин хотя и проснулся поздно, но встал без капризов, обычных при его пребывании в состоянии хандры. Он даже соизволил принять генерал-квартирмейстера, пришедшего доложить, что штаб-квартира уже переведена из Галацы в Яссы со всеми службами, как и было приказано его светлостью.

   - Хорошо, - удовлетворённо сказал Потёмкин. - Что ещё?