При встрече с Репниным, приехавшим к нему из-под стен Измаила, светлейший не стал скрывать своего плана, умолчал только о том, для чего это ему нужно - брать Измаил непременно самому, а не поручить сие одному из опытных военачальников. Желая заставить светлейшего полностью раскрыться, Репнин сказал, что сможет сам взять турецкую крепость, если ему выделят ещё одну пехотную бригаду и тяжёлую артиллерию.

   - Нет, нет, брать Измаил поеду сам, - тотчас возразил Потёмкин. - А вы должны оставаться здесь, при главной штаб-квартире. - И после паузы добавил: - Я должен доказать, что ещё на что-то способен, а то мои враги и так уже говорят, что я занимаюсь одними развлечениями.

   - А сколько вы намерены взять с собой войск?

   - Всю армию. Ордера корпусам уже посланы.

   - Но если стянуть под Измаил все силы, Молдавия и Валахия останутся без прикрытия. Турки могут этим воспользоваться.

   - Риск есть, но кто не рискует, битв не выигрывает. Впрочем, - добавил Потёмкин, - я готов выслушать ваши предложения.

   - Дайте в моё распоряжение хотя бы одну дивизию.

   - Хорошо, я пошлю кавалерийский корпус графа Салтыкова, он мне там не понадобится.

Репнин понял, что изменить что-либо в планах Потёмкина не удастся, и вместе с комендантом города пошёл смотреть выделенную ему квартиру.

   - Я приберёг для вашего сиятельства чудесненький домик, - дорогой рассказывал комендант. - Да вы, наверное, уже знаете, что это за дом. Раньше в нём проживал фельдмаршал Румянцев. И садик при нём имеется.

   - Давно фельдмаршал уехал в Петербург?

   - Не очень... Только почему в Петербург? Его сиятельство отправился на покой в своё имение, что под Киевом. Во всяком случае, так мне сказал один из его адъютантов, оставшийся служить при штаб-квартире.

Дом, куда привёл нового жильца комендант, оказался настолько просторным, что, кроме самого Репнина, в нём разместились два его адъютанта, денщик и три офицера из эскадрона охраны - того самого, который сопровождал его в пути от Измаила до Ясс. С этого дня у Репнина началась новая жизнь, куда более устроенная, чем жизнь походная.

Потёмкин выполнил обещание, прислал-таки в распоряжение Репнина корпус Салтыкова. Сам граф этому был рад и не рад. С одной стороны, он был доволен тем, что избавился от общения с Потёмкиным, которого недолюбливал, а с другой - сожалел, что лишился возможности участвовать в штурме крепости. Салтыков был человеком честолюбивым, мечтал о повышении в чине, новых наградах - всё это ему могло дать участие в штурме, но теперь, оказавшись в глубоком тылу, о новом витке боевой славы нужно было на время забыть.

   - Когда начнётся штурм крепости? - поинтересовался Репнин.

   - Диспозиция ещё не составлена, но подготовка идёт вовсю.

   - Под руководством самого главнокомандующего?

   - Ну что вы!.. - усмехнулся Салтыков. - Потёмкин всё взвалил на Суворова, его назначил ответственным за штурм, а сам уютно устроился в двадцати вёрстах от крепости.

   - Не в том ли лагере, который мы облюбовали, отступив от крепости?

   - В том самом. Ему уже и домик там поставили: не захотел жить в палатке.

Генералы обсудили план действий на ближайшее время. Было решено эскадроны корпуса разместить неподалёку от Ясс таким образом, чтобы в случае угроз со стороны противника можно было быстро развернуться в боевой порядок и организованно вступить с ним в бой. Кроме того, нашли целесообразным создать небольшие конные отряды для разъездов вблизи турецких войск. Были продуманы все меры, чтобы неожиданное выступление турок не застало русские войска врасплох.

   - Если турки нападут, нам, конечно, придётся трудно, - сказал Репнин, - но до возвращения Потёмкина с главными силами должны продержаться. Всё зависит от того, как долго будет продолжаться осада.

   - Перед отъездом я встречался с Суворовым. Он горит желанием взять Измаил через две-три недели.

   - Дай-то Бог!

В день прибытия корпуса Салтыкова в Яссах стояла солнечная погода, но потом неожиданно наползли тяжёлые тучи, и начались дожди со снегом. Похолодало. Впрочем, ничего удивительного в том не было: наступил декабрь. В прошлом году в эту пору армия уже стояла на зимних квартирах. Теперь же о тёплых жилищах солдатам и офицерам действующих войск оставалось только мечтать. Потёмкин твёрдо решил не прекращать боевых действий, пока не будет взят Измаил.

В Яссах падения сильнейшей турецкой крепости ждали все. С нетерпением ждал этого и князь Репнин. Но пока не поступало никаких известий: Потёмкин упорно молчал. Но вот наконец это случилось уже в середине декабря - в Яссы прискакал курьер с пакетом от главнокомандующего на имя императрицы. Что содержалось в том пакете, курьер не знал, но Репнину сообщил, что Измаил взят штурмом и главным героем сего дела стал генерал Суворов, если не считать самого главнокомандующего светлейшего князя Потёмкина.

После короткого разговора с Репниным курьер не задерживаясь поехал дальше, до самого Петербурга, но уже не верхом, а на тройках особого назначения - от станции к станции, делая короткие остановки только для смены лошадей. Великую радость вёз он императрице, и ради этой радости стоило постараться.

Через некоторое время в Яссах появился и сам Потёмкин. Он был как никогда шумлив и весел. Взахлёб рассказывал, как брали на шпагу неприступную крепость, которую турки считали самой надёжной опорой на всём Северном Причерноморье. Без малого сорок тысяч человек насчитывалось в гарнизоне сей крепости. И хотя на русской стороне войск было не больше, а даже меньше, чем у турок, воины её величества, желая порадовать свою августейшую императрицу, нанесли туркам сокрушительное поражение, показав, что в мире нет такой силы, которая смогла бы противостоять русским богатырям.

В тот же день, день возвращения светлейшего князя в Яссы, в офицерском собрании был устроен грандиозный бал: с шумным застольем, музыкой и танцами. На следующий день повторилось то же самое. И так всю неделю. Пили, веселились и славили победителя турок светлейшего князя Потёмкина. Имена Суворова, Кутузова и других генералов штурма крепости почти не упоминались.

О том, как проходил штурм Измаила, Репнин узнал из донесения генерала Суворова светлейшему князю, по поручению которого тот руководил завоеванием крепости. Однажды, не став дожидаться окончания увеселительного вечера в офицерском собрании, Репнин прямо с застолья направился в штаб-квартиру посмотреть, на своих ли местах дежурные офицеры. В канцелярии людей оказалось больше, чем он ожидал. Под руководством дежурного генерала они писали какую-то бумагу.

   - Работаем над реляцией императрице о взятии Измаила, - доложил Репнину дежурный генерал.

   - Разве реляция ещё не послана?

   - С курьером послано короткое сообщение, а подробную реляцию фельдмаршал повезёт сам.

   - На материалы, которыми пользуетесь, можно посмотреть?

   - Да тут стоящий материал только один - донесение Суворова, остальные так себе...

Репнину подали с десяток страниц, исписанных размашистым почерком, и он стал читать, попросив придвинуть свечи поближе. Пока он читал, офицеры тихо переговаривались между собой. До слуха Репнина доходили отдельные слова, а иногда и фразы, когда упоминалось имя Суворова. Должно быть, они восхищались талантливым военачальником, взявшим на шпагу Измаил, и, восхищаясь, забывали о требовании соблюдать тишину.

Между тем Репнин читал донесение, адресованное главнокомандующему, и чем больше углублялся в текст, тем сильнее проникался восхищением действиями его автора.

«...Приступ, - читал он, - был мужествен, неприятель многочислен, крепость к обороне способна, отпор был сильный и отчаянная оборона обратилась на гибель и совершенное сокрушение неприятеля...