Уполномоченные Потёмкина не отступали. Продолжая уговаривать хана, сулили ему золотые горы, обещали пополнить его гарем юными красавицами, лишь бы тот согласился принять российское подданство. Окончательно уломать хана уполномоченным помогли, сами того не подозревая, турки. В один из дней, когда в Бахчисарае велись переговоры с русскими, на Таманский полуостров, входивший во владения Шагин-Гирея, высадился небольшой десант янычар. Обеспокоенный случившимся, хан послал своего человека узнать, что им нужно. Турки, не раздумывая долго, схватили ханского посланника, привели на базарную площадь и при всём народе отрубили ему голову, объявив при этом: «Так будет с каждым, кто осмелится пойти на измену всемогущему султану».

Вызывающе жестокий поступок янычар взбудоражил весь Бахчисарай. Хан Шагин-Гирей понял, что с турками ему не ужиться, и принял наконец решение принять русское подданство.

О принятом ханом решении императрица узнала от самого Потёмкина. Обрадованная, она тотчас написала манифест, в котором объявила о необходимости... «дать силу тем правам на Тавриду, которые приобретены были оружием», и в связи с этим повелела упомянутую страну с землями, ей принадлежащими, взять окончательно под Российскую державу.

Манифест российской императрицы вызвал в Порте шумное негодование. Нашлись горячие головы, которые стали призывать султана объявить русским войну, изгнать их не только из Крыма и земель Северного Причерноморья, но и Кавказа.

Случись это в другое время, может быть, султан и внял бы таким призывам. Но международное положение Оттоманской империи уже не было таким прочным, как несколько лет тому назад. Она не имела более надёжных союзников. При новой раскладке сил разум подсказывал Порте пока ограничиться умеренными решениями, а для решительных и бескомпромиссных действий ждать более удобного момента. Начались новые переговоры. В конце концов Порта признала власть России над Крымом. В благодарность за это Россия отказалась в её пользу от прав на некоторые земли, ранее принадлежавшие Крымскому ханству. Кроме того, Россия отказалась от компенсационных четырёх с половиной миллионов рублей за прошлую войну, назначенных по условиям Кайнарджийского мирного договора.

Петербург ликовал. Особенно радовался Потёмкин. Да и как было не радоваться, когда он делом доказал, что способен вершить крупные дела!..

В признание несомненных заслуг Потёмкина императрица произвела его в чин генерал-фельдмаршала и назначила на должность президента военной коллегии, освободившуюся после смерти князя Голицына. По воле её величества Потёмкин стал также шефом Кавалергардского полка.

Увы, торжествам когда-то приходит конец. В середине 1780-х годов Константинополь снова стал требовать пересмотра мирных договоров, подписанных обеими сторонами, возвращения Северного Причерноморья под покровительство великого султана.

Воинственная шумиха особенно усилилась во время путешествия Екатерины в полуденные земли России. Комментируя вояж российской императрицы в Тавриду, некоторые европейские деятели давали понять Порте, что сие делается неспроста, и советовали на всякий случай собрать на Дунае как можно больше войск. И, вняв советам, турки решительно ринулись навстречу новым опасностям.

Войска были собраны быстро. Дело оставалось только за поводом для начала войны. Однажды кавказские горцы совершили набег на русские земли. Заподозрив в этом происшествии косвенное участие Порты, Потёмкин через посланника в Константинополе Булгакова пригрозил туркам ответными «серьёзными мерами». Турки загорячились и выставили собственные требования, подкреплённые воинственными угрозами.

Подожжённый фитиль войны ещё не поздно было залить водой. Екатерина Вторая и австрийский император Иосиф, сопровождавший её в поездке, вызвали из Константинополя своих посланников, чтобы вместе с ними найти способ для мирного урегулирования конфликта. Но те ничего путного предложить не смогли. Российский посланник Булгаков сообщил, что Англия и Пруссия почти открыто призывают Порту к войне с Россией и есть все признаки того, что султан готов последовать их совету. Турецкая армия продолжает быстро увеличиваться, а на улицах Константинополя только и разговоров, что о войне.

   - Положение сложное, - сказал Иосиф, - но мир надо как-то спасти.

   - Мы тоже за мир, - отвечала ему Екатерина, - но не ценой унижения.

Сразу же после совещания, проходившего в Севастополе, Екатерина выехала в Петербург. Потёмкин провожал её до самого Перекопа. Что до возможного возникновения новой войны, то он видел в этом благо для России.

   - Ежели султан дерзнёт нарушить мир, - говорил он, - мы разрушим его империю, и имя вашего величества покроется ещё более громкой славой.

   - Я верю вам, друг мой, - отвечала государыня.

Вернувшись в Петербург, Екатерина начала свой первый рабочий день с того, что написала указ сенату с повелением изготовить похвальную грамоту с перечислениями в оной подвигов генерал-фельдмаршала Потёмкина. За великие заслуги в деле присоединения Тавриды к Российской империи светлейший князь получил именование Таврического.

Пока правительствующий сенат готовил упомянутую грамоту, огонёк в фитиле войны всё ближе подбирался к пороховой бочке. Верховный визирь более не колебался в своих действиях. Едва русский посланник вернулся из Крыма в Константинополь, визирь вызвал его к себе и вручил ноту со следующими требованиями: Россия должна отказаться от своих прав на Грузию, уступить Турции 39 соляных озёр у Кинбурна, принять в Крым турецких консулов, уничтожить соглашения, подписанные после принятия Кайнарджийского трактата. На раздумье России давался один месяц.

Российский посланник ответил на ультиматум резким протестом. Тогда визирь, не дожидаясь окончания им же установленного срока на «раздумье», распорядился заключить Булгакова в темницу семибашенного замка - туда, где в прошлую войну сидел посланник Обресков. В тот же день султан подписал манифест об объявлении войны России.

Новая война с Турцией, начавшаяся в 1787 году, застала Репнина в итальянском городе Сарепте, где он лечился тамошними целебными водами. Узнав о столь тревожном событии из газет, он не задумываясь прервал лечение и выехал на родину. Сердце солдата не дозволило ему оставаться за границей. Он считал своим долгом находиться там, где решалась судьба Отчизны.

Дорога была долгой и утомительной. Целый месяц терпел он тряски, пока не добрался до Смоленска. Здесь он дал себе неделю отдыха в окружении семьи, выслушал доклад вице-губернатора о состоянии дел в губернии, высказал ему свои соображения относительно дальнейшей работы в условиях военного времени, после чего отбыл в Петербург с заранее написанным письмом императрице, в котором просил её величество отправить его в действующую армию.

Уже в Петербурге Репнин точно узнал, что для разгрома турецких войск решением Государственного совета было создано две армии. Главная из этих армий, Екатеринославская, находилась под началом генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потёмкина-Таврического, вторая, Украинская - под началом генерал-фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского. В свою очередь Австрия, ставшая в этой войне союзницей России, выделила в помощь русским войскам корпус, состоявший в основном из кавалерийских полков.

Письмо императрице Репнин хотел было передать через секретаря графа Безбородко, но тот решил дело иначе.

   - Зачем нам такие затеи? Государыня примет с великой охотой, и вы сами сможете вручить ей своё прошение.

Императрица и в самом деле была рада встрече с князем. Едва он доложил о цели своего визита, как она заговорила о войне:

   - Турки окончательно распоясались. Я не могла не принять их наглый вызов. Они ещё пожалеют, что осмелились предъявить нам свой мерзкий ультиматум. Следует ещё раз жестоко их проучить, и мы это сделаем.