В ответ на замечание командира корпуса Боур только пожал плечами: мол, я высказал своё личное мнение, а какое будет принято решение - дело главнокомандующего.

Румянцев выступил последним. Говорил он спокойно, уверенно. Касаясь выступления барона Боура, сказал:

   - Нельзя согласиться с нашим уважаемым генерал- квартирмейстером. Понимаю, люди устали, кони изнурены, для восстановления сил нужен отдых. Но к сожалению, мы не имеем для этого времени. По полученным сведениям, через Дунай переправляется, если ещё не переправилась, 100-тысячная неприятельская армия под водительством самого верховного визиря. Прежде чем встретиться с визирем, мы должны разбить турецкие войска, что сейчас стоят лагерем недалеко отсюда. Не сделав этого, выиграть генеральную баталию против визиря мы не сможем.

   - А много в урочище вражеских войск? - послышался вопрос.

   - По моим сведениям, 72 тысячи человек, в том числе 22 тысячи турок и 50 тысяч татар. Как можете подсчитать сами, наши силы уступают им почти в два раза. Но это не должно нас пугать. У нас более сильная артиллерия, что ставит их превосходство под сомнение. Кстати, князь Репнин с турецким корпусом уже имел дело, и ничего - выстоял, заставил турок показать спины, хотя те имели на первых порах численный перевес.

Ответив ещё на два-три вопроса, Румянцев приступил к изложению диспозиции, которую начал вынашивать с момента выезда на рекогносцировку местности. Он считал целесообразным повести наступление на неприятельский лагерь четырьмя группами войск. Первую группу - главные силы - Румянцев оставлял за собой, остальные три назначил под начало генерал-поручика князя Репнина, генерал-квартирмейстера барона Боура и генерал-майора Потёмкина. Корпус Боура, наступая с фронта, должен был отвлечь противника от главного направления удара видимостью приготовления к началу массированной атаки, а после того, как поведут наступление главные силы армии, присоединиться к ним. Что до Репнина, то в его задачу входило незаметно приблизиться к правому флангу неприятельского лагеря и атаковать его на стыке оврага «Долина Чора» и ручья Калмацуй. Потёмкин имел задание переправиться со своим корпусом через Прут в шести вёрстах ниже «Рябой Могилы», сделав обходной манёвр, выйти в тыл вражеских позиций и ударить по ним со стороны «Долины Чора». Таким образом создавалась видимость окружения всего лагеря, что могло вызвать панику среди турок и татар.

На подготовку к баталии отводился только один день. За это время солдаты должны были хорошенько отоспаться и отдохнуть.

С заседания военного совета Репнин возвращался несколько взволнованным. Уж такова человеческая натура: не может человек оставаться равнодушным, когда впереди видится в мыслях нечто особенное, чрезвычайно важное, от которого зависит твоя судьба и судьба твоих соратников... Хотя Репнин и был уверен, что в предстоящей баталии верх возьмёт русская армия, но... Победы ещё .никому не давались даром. Будет жестокое сражение, а где сражение, там и убитые, и раненые. И одному Богу известно, кого вражеская пуля минует, а кого может и не миновать...

В палаточном городке в ожидании отбоя солдаты всё ещё теснились у костров, негромко переговариваясь между собой.

   - Братцы, - доносился чей-то робкий голос, - турки, они как, только саблями дерутся или штыками тоже?

   - Это как придётся, - отвечали ему насмешливо, - ежели хлебальник разинешь, он тебя и прикладом может ухлопать.

   - Я серьёзно...

   - Не трусь, парень. Хоть и крепок турок, но ещё не сыскался такой, который бы русского солдата осилил. Главное - не робей.

Репнину вспомнилось недавнее сражение, которым он руководил при отражении атаки янычар Абды-паши. Тогда в рукопашной янычары дрались только ятаганами, уверенные в своём превосходстве. Но русские солдаты их не испугались, выстояли и заставили турок показать свои спины. «Они и сейчас выстоят, - подумал о своих воинах Репнин. - Должны выстоять».

...Как и предусматривалось диспозицией, Репнин вывел свой корпус на исходные позиции перед самым рассветом. Пехотные полки были построены в два каре, пространство между которыми заняли кавалерийские полки генералов Подгоричани и Текелли. Впрочем, вскоре кавалеристам пришлось податься назад, их место заняли батареи шуваловских гаубиц, стрелявших картечью.

   - У меня такое предчувствие, - сказал Репнин генералам-кавалеристам, - что свою многочисленную конницу турки бросят именно на нашу полосу, потому что здесь более ровная местность.

   - Пусть только сунутся, - загорячился темпераментный итальянец Текелли, - мы им покажем!..

   - Соблюдайте выдержку. Сначала встретим их картечными залпами, а потом, уже после того как отработают своё артиллеристы, наступит ваш черёд.

Между тем стало светать. Обозначившийся на восточном небосклоне просвет, наполняясь голубизной, расширялся всё больше и больше. Однако неприятельских воинов пока ещё не было видно. Укрывшись в своих земляных укреплениях и палатках, они либо спали, либо ждали, когда начнутся боевые действия с русской стороны. Но вот лагерь огласился громкими криками: «Алла! Алла!..», и на краю свободной полосы от лагеря против промежутка между выстроившимися пехотными каре появилась татарская конница, сбиваясь в плотную кучу, что она делала всегда перед тем как идти в атаку. Русская сторона тотчас пришла в движение.

- Спокойно, ребята! - прозвучал повелительный голос Репнина. - Дадим им выйти из лагеря и подойти поближе.

Как стало известно уже после боя, татарскую конницу возглавлял сын самого хана Дели Солтан Керим. На что он рассчитывал, увлекая сородичей в роковую атаку, - трудно сказать. Может быть надеялся на то, что русские выставят против них одну только кавалерию, стоявшую позади пехоты. Поступи Репнин таким образом, направь им навстречу гусар, и они, татары, подавив их своей неудержимой массой, без особого труда врезались бы в боевые порядки российских войск, а затем... Русским ничего другого не осталось бы, как только спасаться бегством. Но получилось иначе. Гусары и уланы остались на месте. Навстречу атакующим полетела пушечная картечь, полетели пули. И тут случилось то, чему нельзя было не случиться. Татары мчались такой густой массой, что и картечь и пули находили себе цель. После первых же залпов были сражены наповал сотни лошадей. Падая, лошади своими телами создавали неожиданные препятствия тем, кто скакал следом. Вскоре на поле боя началась настоящая свалка. Уцелевшие кони, напуганные свалкой, больше не слушались своих седоков и норовили повернуть назад.

Атака захлебнулась. Наступил момент, когда атакующим нужно было думать уже не о победе, а о спасении собственных жизней. И они повернули обратно.

Всего лишь нескольким тысячам татарских всадников во главе с ханским сыном Керимом удалось вырваться на равнинное пространство, куда не долетали смертоносные русские снаряды и пули. Но тут в дело вступили конники генералов Подгоричани и Текелли, на помощь которым подоспела тяжёлая кавалерия генерал-поручика Салтыкова, посланная самим Румянцевым. Сеча получилась жестокой, но недолгой. Почувствовав, что с русскими им не справиться, татары устремились в сторону Прута, надеясь найти спасение на противоположной стороне реки, но тут снова попали под обстрел русской артиллерии. Повернув назад, они вытянувшейся кучей поскакали в сторону южных холмов. Небольшой отряд, оторвавшись от этой массы, попытался было пробиться в свой лагерь через «Долину Пора», но попал в окружение гусар. Оказавшись в безвыходном положении, татары спешились и, отступив на дно оврага, стали отстреливаться.

   - Надо попробовать взять их живыми, - призвал гусар генерал Текелли. - С ними сын хана.

Генерал потребовал, чтобы к нему привели кого-нибудь из пленённых татар. Тут же доставили человека, знавшего как татарский, так и русский языки.

   - Передай тем, кто находится в овраге, что они обречены, - приказал ему генерал. - Если они сдадутся в плен, мы сохраним им жизнь.