Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Отрада Николай КарповичКульчицкий Михаил Валентинович
Вилкомир Леонид Вульфович
Инге Юрий Алексеевич
Квициниа Леварса Бидович
Монтвила Витаутас
Стрельченко Вадим Константинович
Чугунов Владимир Михайлович
Вакаров Дмитрий Онуфриевич
Коган Павел Давыдович
Богатков Борис Андреевич
Лапин Борис Матвеевич
Карим Фатых Валеевич
Костров Борис Алексеевич
Кубанев Василий Михайлович
Нежинцев Евгений Саввич
Сурначев Николай Николаевич
Герасименко Кость
Лебедев Алексей Алексеевич
Ширман Елена Михайловна
Спирт Сергей Аркадьевич
Гаврилюк Александр Акимович "О.Вольний, А.Холмський"
Котов Борис Александрович
Смоленский Борис Моисеевич
Федоров Иван Николаевич
Розенберг Леонид Осипович
Каневский Давид Исаакович
Лобода Всеволод Николаевич
Росин Самуил Израилевич
Шершер Леонид Рафаилович
Шогенцуков Али Асхадович
Копштейн Арон Иосифович
Майоров Николай Петрович
Багрицкий Всеволод Эдуардович
Занадворов Владислав Леонидович
Калоев Хазби Александрович
Наумова Варвара Николаевна
Пулькин Иван Иванович
Суворов Георгий Кузьмич
Троицкий Михаил Васильевич
Шпак Микола
Джалиль Муса Мустафович
Артемов Александр Александрович
>
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне > Стр.88
Содержание  
A
A

318. ВЗГЛЯД В ДРЕВНОСТЬ

Там — мрак и гул. Обломки мифа.
Но сказку ветер окрылил:
Кровавыми руками скифа
Хватали зори край земли.
Скакали взмыленные кони,
Ордой сменялася орда.
И в этой бешеной погоне
Боялись отставать года…
И чудилось — в палящем зное
Коней и тел под солнцем медь
Не уставала над землею
В веках событьями греметь.
Менялось всё: язык, эпоха,
Колчан, кольчуга и копье.
И степь травой-чертополохом
Позарастала до краев.
…Остались пухлые курганы,
В которых спят богатыри,
Да дней седые караваны
В холодных отблесках зари.
Ветра шуршат в высоких травах,
И низко клонится ковыль.
Когда про удаль Станислава
Ручей журчит степную быль —
Выходят витязи в шеломах,
Скликая воинов в набег.
И долго в княжеских хоромах
С дружиной празднует Олег.
А в полночь скифские курганы
Вздымают в темь седую грудь.
Им снится, будто караваны
К востоку держат долгий путь.
Им снятся смелые набеги,
Скитанья, смерть, победный рев,
Что где-то рядом печенеги
Справляют тризну у костров.
Там — мрак и гул. Обломки мифа.
Простор бескрайный, ковыли…
Глухой и мертвой хваткой скифа
Хватали зори край земли.
1937

319. ЛЕНИН

Вот снова он предстанет в жестах,
Весь — наша воля. Сила. Страсть…
Кругом — народ. И нету места,
Где можно яблоку упасть.
Матрос. И женщина. С ней рядом,
Глаза взведя на броневик,
Щекой небритою к прикладу
Седой путиловец приник.
Он рот открыл. Он хочет слышать,
Горячих глаз не сводит он
С того, о ком в газетах пишут,
Что он вильгельмовский шпион.
Он знает: это ложь. Сквозная.
Такой не выдумать вовек.
Газеты брешут, понимая,
Как нужен этот человек
Ему. Той женщине. Матросам,
Которым снился он вчера,
Где серебром бросают осыпь
В сырую ночь прожектора…
И всем он был необходим.
И бредила — в мечтах носила, —
Быть может, им и только им
В тысячелетиях Россия.
И он пришел… Насквозь прокурен
В квартирах воздух, кашель зим.
И стало сразу ясно: буря
Уж где-то слышится вблизи.
Еще удар. Один. Последний…
Как галька, были дни пестры.
Гнусавый поп служил обедни.
Справляли пасху. Жгли костры.
И ждали. Дни катились быстро.
Уж на дворе октябрь гостил,
Когда с «Авроры» первый выстрел
Начало жизни возвестил.
1937

320. ПАМЯТНИК

Им не воздвигли мраморной плиты.
На бугорке, где гроб землей накрыли,
Как ощущенье вечной высоты,
Пропеллер неисправный положили.
И надписи отгранивать им рано —
Ведь каждый, небо видевший, читал,
Когда слова высокого чекана
Пропеллер их на небе высекал.
И хоть рекорд достигнут ими не был,
Хотя мотор и сдал на полпути, —
Остановись, взгляни прямее в небо
И надпись ту, как мужество, прочти.
О, если б все с такою жаждой жили,
Чтоб на могилу им взамен плиты,
Как память ими взятой высоты,
Их инструмент разбитый положили
И лишь потом поставили цветы!
1938

321. ОТЦАМ

Я жил в углу. Я видел только впалость
Отцовских щек. Должно быть, мало знал.
Но с детства мне уже казалось,
Что этот мир неизмеримо мал.
В нем не было ни Монте-Кристо,
Ни писем тайных с желтым сургучом.
Топили печь, и рядом с нею пристав
Перину вспарывал литым штыком.
Был стол в далекий угол отодвинут.
Жандарм из печки выгребал золу.
Солдат худые, сгорбленные спины
Свет заслонили разом. На полу —
Ничком отец. На выцветшей иконе
Какой-то бог нахмурил важно бровь.
Отец привстал, держась за подоконник,
И выплюнул багровый зуб в ладони,
И в тех ладонях застеклилась кровь.
Так начиналось детство…
Падая, рыдая,
Как птица, билась мать. И, наконец,
Запомнилось, как тают, пропадают
В дверях жандарм, солдаты и отец…
А дальше — путь сплошным туманом застлан.
Запомнил только пыли облака,
И пахло деревянным маслом
От желтого, как лето, косяка.
Ужасно жгло. Пробило всё навылет
Жарой и ливнем. Щедро падал свет.
Потом войну кому-то объявили,
А вот кому — запамятовал дед.
Мне стал понятен смысл отцовских вех.
Отцы мои! Я следовал за вами
С раскрытым сердцем, с лучшими словами,
Глаза мои не обожгло слезами,
Глаза мои обращены на всех.
1938
88
{"b":"247382","o":1}