310. ДОЛГ Невесел в дыме канонады сугубо штатский человек. Дрожи. Повелевает век запомнить — как звенят снаряды, как завывает самолет, огнем одаривая землю, как пьют удушливое зелье, как рвутся в панике вперед. Век не под стать страстям квартирным и пенью птичьему. А ты писал стихи, вдыхал цветы под небом розовым и мирным. Теперь положено черстветь рукам, сжимающим винтовку, и смерть берет на изготовку, хотя ты прожил только треть. Ну что ж, погодки молодые, посуровеем — и не жаль: ведь нам видения седые, как полю град на урожай. Заголосят витые трубы, и ты — во мраке и в крови — забыв о нервах, стиснув зубы, как ветер, тучу изорви. Не под луной прогулка — встретить на расстояньи локтя бой. Еще не мы, но наши дети задышат радостью одной. Чтоб им легко в беседы птичьи вникалось, ты имей в виду гадюку, жившую в саду, змеиной жизни двуязычье, под зданье дней твоих подкоп, любовь, несущую проказу. Пристрастным пришлых меряй глазом на стыках дел, ночей и троп. Коль не зияют сзади бреши, растает скоро бранный дым. Умрешь иль выйдешь постаревшим, но сильным, светлым и большим. Умрешь иль нет — тебе по праву поэта первая строка, непререкаемая слава, сплошное солнце на века. Конец 30-х годов 311. ПАРТИЗАН УХОДИТ В РАЗВЕДКУ Неприятель прорвался к Дону. Сталью вытоптаны поля, Заскрипели возы бездомных, По дорогам степным пыля. Над гремящей землей томится Темнота. Ни луны, ни звезд. Как пылает твоя станица, Ночью видно за много верст. Уходя с боевым отрядом За реку, где ярится враг, На пожарище долгим взглядом, Сжав поводья, глядит казак. Где вчера еще цвел пригорок — Яма круглая — смерти след. Дым сраженья сер и горек, Но другого исхода нет. Ветер голосом человека Тихо стонет в ветвях ракит. Задыхаясь, как после бега, Командиру казак твердит: «Я стреляю довольно метко, И отточен, востер клинок… Отпустите меня в разведку… За беду посчитаться срок…» Командир отвечает: «С богом, поезжай». Погоди немного, Мы добьемся погожих дней, — Утро вечера мудреней! В трудном деле станичник весел; На плечо автомат повесил, Снарядился в опасный путь Ради завтрашних легких песен, Чтобы ровно дышала грудь. …Громыхнула зенитка где-то. Пронеслась на восток ракета, Завиляла хвостом летучим И упала, шипя, в залив, На мгновенье донскую тучу Смертным, синим огнем залив. 1942 312. ТОВАРИЩ КАПИТАН
Памяти капитана Д. П. Суменкова Внезапна скорбь, и сердцем я не верю, Что опустел бревенчатый блиндаж, Что вас уже не встретишь перед дверью, Не улыбнешься, Чести не отдашь… Легко ль беде поверить, злой и скорой? Ужели оборвал ваш путь снаряд? Еще постель примята, на которой Вы отдыхали час тому назад… Когда бойцов на битву поднимали, Сквозь дым вели вперед, на вражий стан, Бойцам казалось — выкован из стали Неуязвимый храбрый капитан. Лишь тот надолго памяти достоин, Кто прожил век, лишений не страшась, Кто шел вперед Как труженик и воин И грудью встретил свой последний час. Он был таким — спокоен и неистов, В беседе — друг, В сраженьях — ветеран. Он жил и умер стойким коммунистом, Мой командир, товарищ капитан. 1943 313. НАСТУПЛЕНИЕ Это было у села Износки, — Враг терял орудья и повозки, Эшелон пылал на полустанке, Стыли перевернутые танки. В окруженьи грохота и дыма, Как сама судьба, неотвратимо Боевые двигались порядки. И поля трясло как в лихорадке, Горькой гарью веяли пожары. Пушка щедро сыпала удары, Скрежетала, словно в иступленьи, Все заслоны вражеские руша. (Мы ее, царицу наступленья, Звали по-семейному: «Катюша»). Под огнем, в метель, на холодине Заметались немцы по равнине, Побросали теплые берлоги. Лишь в Заречье, справа у дороги, Напрягая тающие силы, Огрызались правнуки Аттилы. Броневые чудища рычали, Венгры лошадей переседлали, «Сдайся, рус!» — фельдфебели орали. С голоду свирепые солдаты На весу держали автоматы, Не желали пятиться по-рачьи И беды не ждали. Вдруг навстречу Эскадроны хлынули казачьи, Завязали яростную сечу, С лету смяли всадников и пеших, Лезущих в непрошеные гости. Бронебойщик, в битвах преуспевший, Перебил ползучих танков кости, И казалось — воздух закипевший Плавил сталь, ревущую от злости. Апрель 1944 |