Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Багрицкий Всеволод ЭдуардовичСмоленский Борис Моисеевич
Отрада Николай Карпович
Кульчицкий Михаил Валентинович
Джалиль Муса Мустафович
Артемов Александр Александрович
Богатков Борис Андреевич
Вакаров Дмитрий Онуфриевич
Коган Павел Давыдович
Майоров Николай Петрович
Лебедев Алексей Алексеевич
Карим Фатых Валеевич
Занадворов Владислав Леонидович
Вилкомир Леонид Вульфович
Гаврилюк Александр Акимович "О.Вольний, А.Холмський"
Герасименко Кость
Инге Юрий Алексеевич
Калоев Хазби Александрович
Каневский Давид Исаакович
Квициниа Леварса Бидович
Костров Борис Алексеевич
Котов Борис Александрович
Кубанев Василий Михайлович
Лобода Всеволод Николаевич
Монтвила Витаутас
Наумова Варвара Николаевна
Нежинцев Евгений Саввич
Пулькин Иван Иванович
Росин Самуил Израилевич
Спирт Сергей Аркадьевич
Стрельченко Вадим Константинович
Суворов Георгий Кузьмич
Сурначев Николай Николаевич
Троицкий Михаил Васильевич
Федоров Иван Николаевич
Чугунов Владимир Михайлович
Шершер Леонид Рафаилович
Ширман Елена Михайловна
Шогенцуков Али Асхадович
Шпак Микола
Копштейн Арон Иосифович
Розенберг Леонид Осипович
Лапин Борис Матвеевич
>
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне > Стр.29
Содержание  
A
A

72. ШАВЛЕГО

Шавлего был одним из бойцов отряда Арсена.

Народное предание
Холодный ветер в скалы бьет с разбегу,
И скалы стонут у него в плену…
Куда ты в эту ночь идешь, Шавлего,
Оставив в сакле мать совсем одну?
Куда спешишь от теплого ночлега?
От очага зачем уходишь прочь?
Ведь чоха черная твоя, Шавлего,
Светлей, чем эта бешеная ночь.
За крайней саклей — сразу царство мрака;
Твой путь, Шавлего,
                                    и далек и крут.
«Ва-ва, — скулит голодная собака,—
Луну сегодня ночью украдут».
И стынет ночь, потерянная богом,
Метелью с неба звезды сметены,
И смельчаку в пути его далеком
Не видно ни дороги, ни луны.
За ворот рвется бесноватый ветер —
Согреться хочет на его груди.
О, холодно!
Как холодно на свете,
И только мрак и вихри впереди…
Не ходи, бичо Шавлего, не ходи,
Может быть, всего до смерти два шага,
Лучше мать свою седую пощади,
Со старухой посиди у очага.
Сердце матери ты зря не беспокой:
Злые вьюги на пути тебе грозят,
И над узкою неверною тропой
Скалы ржавые тяжелые висят.
Потеряешься, заблудишься в глуши,
И никто тебя не сыщет между гор.
Не спеши, бичо Шавлего, не спеши,
В эту ночь назад вернуться не позор!
Но путника ведет тропинка волчья —
Петляет так, хоть дьявола зови,
Красивая чоха порвалась в клочья,
Кричи, зови,
                      но кто придет на помощь?
Плывет, как вечность,
                                 время до утра,
В лицо швыряет горсти снега полночь —
Февраль, февраль,
                                     бездомные ветра!
И там, где слабых остановит робость,
Где солнце зажигает новый день,
С короткого разбега через пропасть
Метнулась человеческая тень.
…Стихает ветер.
                               Вьюга замирает.
Вершины гор всё четче и белей.
А под скалою парень умирает,
И шорох губ всё глуше и слабей:
«Ах, ветер, ветер,
                              я ослаб от боли,
Мне не прожить сегодняшнего дня,
Ты отыщи отряд в мухранском поле,
Скажи Арсену, чтоб не ждал меня.
Скажи, что не упало слез ни капли
В селенье, где родился я и рос,
И мать по сыну не рыдает в сакле,
И девушка не распустила кос.
Скажи, что мне уже не нужен лекарь,
Что не сдержал я слова своего,
Что умер между скал бичо Шавлего
И лишь орлы оплакали его».
1938

73. АОН

Аон! Ты — часть угрюмого бога, защитник горы и долины. Этот колокол пожертвовал тебе я: Иоанне Бекаури. Помоги, Аон!

Надпись на колоколе, который называют «Отцом колоколов»
1
Юнец хевсур вошел вооруженный,
Ружьем ударил в колокол…
                                        И вот —
Старик монах, кощунством пораженный,
Помчался к теми
                            поднимать народ.
— Что так бежал?
— Что в беседах случилось?
Спросили поселяне у него.
— Ну что же ты молчишь,
Скажи на милость?
Допрашивали весело его.
— Алуды сын, безбожник и мятежник,
Ударил в древний колокол ружьем.
Где наш закон? Пускай страшится грешник —
Он осквернил высокий божий дом!..
Замолк монах
И ждал, что скажут люди,
Услышав про ужасный этот грех.
Но видно, все они погрязли в блуде:
Вокруг седого раздавался смех…
Тогда старик, безумцев проклиная,
Побрел к себе, к своим колоколам.
А в горы тишина пришла ночная,
Ночная тьма с туманом пополам.
2
Друг к другу
Жмутся сосны вековые
И в темноту испуганно глядят.
На дне ущелья глыбы голубые,
По-человечьи скорчившись, сидят.
Сбегает вниз крученая тропинка,
Во тьму, в туман, в неведомый провал.
А там река — извечно, без заминки —
До блеска полирует щеки скал.
…Века, века!
                     Их прокатилось много,
Их облики пропали в вышине…
Седой старик ведет беседу с богом
В молельне, в тишине,
                                      наедине…
Блеснет кометы искристая лента,
Рассыплется над самой головой.
И вдруг луна, испуганная чем-то,
Исчезнет с неба, скрывшись за горой.
Тогда в тумане мчатся чьи-то кони
И никнут стебли вымокшей травы,
Тогда в молельне на горе Аони
Раздастся крик разбуженной совы.
3
В старинной нише не бывает ветер:
Очаг,
            котел для пива
                                     да рога.
И колокол висит над всем над этим,
Как висельник, чья жизнь недорога.
Старик придет, худой, неутомимый,
Сухую землю долго мнет в руках…
И если кто пройдет случайно мимо,
Услышит бормотанье старика:
«Кто разрушает то,
                              что так привычно,
Что было мне основою всего?
Куда, Аон, твое ушло величье?
Зачем не видно света твоего?
Уж я старик… И мне невыносимо
Считать несправедливости твои.
Ты был силен,
                        но где былая сила?
Любил тебя — но больше нет любви.
Не ты,
             так кто же вызволит из мрака
Твоих детей, что босы и наги?..
Да, люди мы,
                      но даже и собака,
На небо глядя, воет:
                                    помоги!»
И, словно перед богом в оправданье,
Веревки в руку собирает он;
И вот плывет глухое, как рыданье,
Тяжелое:
«Аон!
         Аон!
                 Аон!»
29
{"b":"247382","o":1}