207. «Я вспомнил детские года…» Я вспомнил детские года… Понять их сердце не сумело, И всё, что прежде в нем горело, В нем не оставило следа. Я вспомнил детские черты… Куда ты, время, их девало? Как сном навеянной мечты, Улыбки ласковой не стало. Скажи, дитя: где голос твой? Где нежно сотканное тело? Увы! Мы чуждые с тобой, Ты отделилось… улетело. Желал бы, о тебе горюя, Пойти оплакивать твой след, — Твоей гробницы не найду я: Тебя нигде на свете нет! Что смерть убьет — над тем могила Отраду горести дает; Что море жизни унесет — То будто вовсе и не жило. <1878> 208. «В начале жизненной дороги…» В начале жизненной дороги Я знал неясные тревоги. Я видел много милых снов В тени сиреневых кустов. Когда в саду цвели жасмины, Я волновался без причины. О чем при звездах, по ночам, Я слезы лил — не знаю сам. И нынче также, дни и годы, При вое зимней непогоды, При летнем солнце и весной, В тени сирени молодой, Я часто слезы проливаю, — Но слез, увы! причину знаю… <1879> 209. «Неуловимая минутная отрада…» Неуловимая минутная отрада, Коварная, как блеск изменчивого взгляда, Мне греет иногда безжизненную грудь И к счастью прошлому указывает путь: Как искорки, горят в душе воспоминанья — Минувшая любовь, отжившие желанья Слетают чередой, в туманном полусне, Тревожат радости, застывшие во мне. В обманчивом бреду я сердцем оживаю И старой песне в лад — аккордом отвечаю, И, кажется, ловлю, сквозь дальний сумрак лет, Заглохшего огня мерцающий просвет, — Но вскоре, отрезвясь, я снова каменею И силы юных чувств постигнуть не умею. <1879> 210. ЭХО Из Ф. Коппе Я громко сетовал в пустыне: «Кто будет близок мне отныне, Как были близки сердцу вы?» Мне эхо вторило: «Увы!» «Как буду жить больной и скучный, Томим печалью неотлучной И рядом горестных годин?» Мне эхо вторило: «Один!» «Но где укрыться? Мир — могила. Мне жизнь бесцельная постыла. Где прежний блеск, и шум, и рай?» Сказало эхо: «Умирай!» <1879> 211. МРАК
Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви. Пушкин Поэт Из долгих, долгих наблюдений Я вынес горестный урок, Что нет завидных назначений И нет заманчивых дорог. В душе — пустыня, в сердце — холод, И нынче скучно, как вчера, И мысли давит мне хандра Тяжеловесная, как молот! Ни развлеченье, ни покой, Ни встречи с чернью деловитой, Средь шума жизни городской, Не служат больше мне защитой: Тоска всесильна надо мной! Приди, мой гений темнокрылый С печальным взором умных глаз; Мне по душе твой вид унылый И твой таинственный рассказ. Ты мог всегда полунамеком В прошедшем, тусклом и далеком, Немое чувство оживить И скорбью сердце уязвить. Своим укором ядовитым Оцепененье разреши: Мне тяжко жить полуразбитым, Мне гадок сон моей души! Дух Видел я лицо немое И потухший взор: О блаженстве, о покое Пел угрюмый хор. К небесам с кадильным дымом Несся вопль сердец, В отчужденьи нелюдимом Почивал мертвец. Весь гирляндами украшен, Но не тот, что был! Он для тех казался страшен, Кто его любил… Грудь без теплого дыханья, Без лучей глаза: Что ему — слова прощанья? Что ему — слеза?.. Поэт О, помню я!.. Такие звуки Давно не трогали мой слух: Живым порывом горькой муки В те дни кипел мой юный дух! Теснили грудь мою рыданья, Я образ друга вызывал: Казалось мне, без очертанья Он тихо в воздухе витал И в душу мне вникал глубоко. В церковной мгле, среди лампад, Полусмущен, я чуял взгляд Его всевидящего ока: Он был слезам и скорби рад! «Теперь, — я думал, — он измерит Всю глубину моей любви И чувства тайные мои Судом взыскательным поверит!..» И — почему, не знаю сам — Мой взор тянулся к небесам… Но там — ни звука, ни намека В ответ на пламенный порыв: Таков удел того, кто жив… Бессилен гнев, слова упрека Безумством были б сочтены! С тех пор с тобою мы дружны, Мой гений, небу непокорный: На всем дрожит твой профиль черный И светит недовольный взор. На небе жизни с этих пор — Сгустится ль мрак, взойдут ли зори — Ты всё поешь: memento mori! [72] Но странно — верится едва! — Твои ужасные слова Для сердца глохнут с каждым годом… И там, где над могильным сводом, Придя молиться в горький день, Я сторожил родную тень, — Там в годы зрелости холодной Я дал взрасти траве негодной! И тот кладбища свежий сад С угрюмой надписью у входа, Где снился мне видений ряд,— Не больше трогает мой взгляд, Чем вся безмолвная природа!.. Я понял жизни наготу, Потерян ключ от милых бредней… Но, вызвав старую мечту, Ты дал блеснуть слезе последней,— Благодарю! Ее прилив Напомнил мне, что я был жив, Что жить нам дважды не дается. Слеза блестит, — она не льется! |