Литмир - Электронная Библиотека
Литмир - Электронная Библиотека > Романов Константин КонстантиновичСоловьева Поликсена
Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М."
Чюмина Ольга Николаевна
Минский Николай Максимович
Лохвицкая Мирра Александровна
Федоров Александр Митрофанович
Голенищев-Кутузов Арсений Аркадьевич
Андреевский Сергей Аркадьевич
Коринфский Аполлон Аполлонович
Червинский Федор Алексеевич
Шестаков Дмитрий Петрович
Михаловский Дмитрий Лаврентьевич
Льдов Константин Николаевич
Цертелев Дмитрий Николаевич
Фруг Семен Григорьевич
Будищев Алексей Николаевич
Бутурлин Петр Дмитриевич
Сафонов Сергей Александрович
Ратгауз Даниил Максимович
Лялечкин Иван Осипович
 > Поэты 1880–1890-х годов > Стр.37
Содержание  
Сохранить
Шрифт
Размер шрифта   


Цвет фона

Цвет шрифта
Очистить
Настройки  
A
A
1
2
3
...
36
37
38
...
168

54. ИСКУШЕНИЕ

(Отрывок)

Серебряной каймой очерчен лик мадонны
В готическом окне, и радугой легло
Мерцание луны на малахит колонны
Сквозь разноцветное, граненое стекло.
Алтарь, и дремлющий орган, и купол дальний —
          Погружены в таинственную мглу;
Лишь край мозаики в тени исповедальни
Лампаду отразил на мраморном полу.
          Седой монах, перебирая четки,
Стоял задумчивый, внимательный и кроткий;
И юноша пред ним колена преклонил;
          Потупив взор, он робко говорил:
«Отец мой, грех — везде со мною:
Он — в ласке горлиц под окном,
Он — в играх мошек над водою,
Он — в кипарисе молодом,
Обвитом свежею лозою,
Он — в каждом шорохе ночном,
В словах молитв, в огне зарницы,
Он — между строк священных книг,
Он — в нежном пурпуре денницы
И в жгучей боли от вериг…
Порою череп брал я в руки,
Чтоб запах тленья и могил,
Чтоб холод смерти утолил
Мои недремлющие муки.
Но всё напрасно: голова
В чаду кружилась, кровь кипела,
И греза на ухо мне пела
Безумно-нежные слова…
Однажды — помню — я увидел,
Уснув в горах на склоне дня,
Ту, что так страстно ненавидел,
Что так измучила меня.
Сверкало тело молодое,
Как пена в сумрачных волнах,
Всё ослепительно нагое,
В темно-каштановых кудрях
Струились волны аромата…
Лежал недвижим я, как труп.
Улыбкой дерзких, влажных губ
Она звала меня куда-то,
Она звала меня с собой
Под полог ночи голубой:
„Отдашь ли мне ночное бденье,
Труды, молитвы, дни поста
И кровь распятого Христа,
Отдашь ли вечность и спасенье —
За поцелуй?..“
                           И в тишине
Звучало вновь: „Отдашь ли мне?..“
Она смеялась надо мною,
Но, брошен вдруг к ее ногам
Какой-то силой роковою,
Я простонал: „Отдам, отдам!..“»
…………………………………
1884

55. САКЬЯ-МУНИ

По горам, среди ущелий темных,
Где ревел осенний ураган,
Шла в лесу толпа бродяг бездомных
К водам Ганга из далеких стран.
Под лохмотьями худое тело
От дождя и ветра посинело.
Уж они не видели два дня
Ни приютной кровли, ни огня.
Меж дерев во мраке непогоды
Что-то там мелькнуло на пути;
Это храм, — они вошли под своды,
Чтобы в нем убежище найти.
Перед ними на высоком троне —
Сакья-Муни, каменный гигант.
У него в порфировой короне —
Исполинский чудный бриллиант.
Говорит один из нищих: «Братья,
Ночь темна, никто не видит нас,
Много хлеба, серебра и платья
Нам дадут за дорогой алмаз.
Он не нужен Будде: светят краше
У него, царя небесных сил,
Груды бриллиантовых светил
В ясном небе, как в лазурной чаше…»
Подан знак, и вот уж по земле
Воры тихо крадутся во мгле.
Но когда дотронуться к святыне
Трепетной рукой они хотят —
Вихрь, огонь и громовой раскат,
Повторенный откликом в пустыне,
Далеко откинул их назад.
И от страха всё окаменело,
Лишь один — спокойно-величав —
Из толпы вперед выходит смело,
Говорит он богу: «Ты неправ!
Или нам жрецы твои солгали,
Что ты кроток, милостив и благ,
Что ты любишь утолять печали
И, как солнце, побеждаешь мрак?
Нет, ты мстишь нам за ничтожный камень,
Нам, в пыли простертым пред тобой, —
Но, как ты, с бессмертною душой!
Что за подвиг сыпать гром и пламень
Над бессильной, жалкою толпой,
О, стыдись, стыдись, владыка неба,
Ты воспрянул — грозен и могуч, —
Чтоб отнять у нищих корку хлеба!
Царь царей, сверкай из темных туч,
Грянь в безумца огненной стрелою, —
Я стою как равный пред тобою
И, высоко голову подняв,
Говорю пред небом и землею:
„Самодержец мира, ты неправ!“»
Он умолк, и чудо совершилось:
Чтобы снять алмаз они могли,
Изваянье Будды преклонилось
Головой венчанной до земли, —
На коленях, кроткий и смиренный,
Пред толпою нищих царь вселенной,
Бог, великий бог, — лежал в пыли!
1885

56. «С потухшим факелом мой гений отлетает…»

С потухшим факелом мой гений отлетает,
Погас на маяке дрожащий огонек,
И сердце без борьбы, без жалоб умирает,
Как холодом ночным обвеянный цветок.
Меня безумная надежда утомила:
Я ждал, так долго ждал, что если бы теперь
Исполнилась мечта, взошло мое светило —
Как филина заря, меня бы ослепила
В сияющий эдем отворенная дверь.
Весь пыл души моей истратил я на грезы —
Когда настанет жизнь, мне нечем будет жить.
Я пролил над мечтой восторженные слезы —
Когда придет любовь, не хватит сил любить!
1886

57. СМЕРТЬ НАДСОНА

(Читано на литературном вечере в память С. Я. Надсона)

Поэты на Руси не любят долго жить:
Они проносятся мгновенным метеором,
Они торопятся свой факел потушить,
Подавленные тьмой, и рабством, и позором.
Их участь — умирать в отчаянья немом;
Им гибнуть суждено, едва они блеснули,
От злобной клеветы, изменнической пули
          Или в изгнании глухом.
И вот еще один, — его до боли жалко:
Он страстно жить хотел и умер в двадцать лет.
Как ранняя звезда, как нежная фиалка,
          Угас наш мученик-поэт!
Свободы он молил, живой в гробу метался,
И все мы видели — как будто тень легла
На мрамор бледного, прекрасного чела;
В нем медленный недуг горел и разгорался,
И смерть он призывал — и смерть к нему пришла.
Кто виноват? К чему обманывать друг друга!
Мы, виноваты — мы. Зачем не сберегли
Певца для родины, когда еще могли
          Спасти его от страшного недуга?
Мы все, на торжество пришедшие сюда,
Чтобы почтить талант обычною слезою, —
В те дни, когда он гас, измученный борьбою,
И жаждал знания, свободы и труда,
И нас на помощь звал с безумною тоскою, —
Друзья, поклонники, где были мы тогда?..
Бесцельный шум газет и славы голос вещий —
Теперь, когда он мертв, — и поздний лавр певца,
И жалкие цветы могильного венца —
Как это всё полно иронии зловещей!..
Поймите же, друзья, он не услышит нас:
В гробу, в немом гробу он спит теперь глубоко,
И между тем как здесь всё нежит слух и глаз,
И льется музыка, и блещет яркий газ, —
На тихом кладбище он дремлет одиноко
                         В глухой, полночный час…
Уста его навек сомкнулись без ответа…
Страдальческая тень погибшего поэта,
                                      Прости, прости!..
Январь — февраль 1887
37
Перейти к описанию Предыдущая страница Следующая страница
{"b":"247351","o":1}