2 Она слегла. Когда ж, оправясь, через силу, Худая, слабая, пришла она могилу Проведать — то ее едва могла она Узнать… Решеткою резной обнесена, Затворенной на ключ, вся мрамором обшита, Искусственных цветов гирляндами обвита — Она являлась ей холодною, чужой… А как хотелось ей больною головой Припасть на свежий дерн с рыданием, как прежде! Всё отняли у ней, не сбыться и надежде Последней. Боже мой! Умерший иль живой — Он им принадлежит, не ей, стыдом покрытой, Бесправной в их глазах… О, жгучая тоска! Она от мертвого так страшно далека, Как этот — весь в грязи, поломанный, разбитый, С могилы сброшенный в траву, у самых ног — Когда-то ей самой возложенный венок! Июнь 1887 244. МОЛИТВА Тучи темные нависли Низко над землей, Сон оковывает мысли Непроглядной мглой… Воли нет, слабеют силы, Тишина вокруг… И спокойствие могилы Охватило вдруг. Замирают в сердце муки… На борьбу опять Опустившиеся руки Нету сил поднять. Голова в изнеможеньи Клонится на грудь… Боже мой! Услышь моленье, О, не дай заснуть. Этот сон души мертвящий Бурей разгони И зажги во тьме царящей Прежние огни. Февраль 1888 245. «Пусть, в битве житейской…» Пусть, в битве житейской Стоя одиноко, Толпой фарисейской Тесним ты жестоко; Пусть слово свободы Толкуют превратно; Пусть лучшие годы Ушли невозвратно,— В стремлении к свету, Встречаясь с преградой, Будь верен обету И духом не падай! Пусть миром забыты Святые уроки, Каменьем побиты Вожди и пророки; Пусть злоба невежды Восстанет стеною; Пусть гаснут надежды Одна за одною,— Всю жизнь не миряся С позорной пощадой, Погибни, боряся, Но духом не падай! Вой злобы трусливой, Намек недостойный — Встречай молчаливо, С улыбкой спокойной. Для славного дела Отдавший все силы — Бесстрашно и смело Иди до могилы. И, к вечному свету Стремяся с отрадой, Будь верен обету И духом не падай! Май 1888 246. У БОЛОТА У пруда с зеленой тиной, Над которым молчаливо Наклонилася вершиной Зеленеющая ива; На ковре из мха пушистом, Где кувшинчиков немало, Под весенним небом чистым Птичка мертвая лежала. А кругом, тесня друг друга, Уж слеталися пичужки, И в болоте, с перепуга, Громко квакали лягушки. «Как? Убилась? Добровольно? Вот так случай! И с чего бы?» — Возмущалися невольно Царства птичьего особы. «Ведь народ-то нынче спятил! Где приличия законы?» — Возгласил суровый дятел. «Верно!» — каркнули вороны. «Случай просто небывалый (Дайте мне понюхать соли…), И другие ведь, пожалуй, Пожелают также воли; И другим, пожалуй, скоро Лес покажется наш тесен — Не найдут они простора Для своих безумных песен… С жаждой солнечного света, С жаждой „нового“ чего-то Улетят они, как эта, От родимого болота!» «Что им в солнце, не пойму я? — Молвил сыч, сердито хмурясь. — В темноте всегда живу я И от солнца только жмурюсь». «Бесполезно это пенье! — Крик послышался наседки.— Лишь в курятнике спасенье, И всего нужнее — детки…» «Жизнь дана для наслажденья!» — Молвил чиж, с цветком в петличке, Поощренный, без сомненья, Взором ласковым синички. «Ах, что слышу я? — крикливо Тут вмешалася сорока, Не сдержав нетерпеливо Слов язвительных потока.— Глупость — эти дарованья, И поэзия, и чувство… В мире есть одно призванье — Акушерское искусство! Нет почетнее занятья, И прекраснее, и выше,— И об этом прокричать я Хоть сейчас готова с крыши!..» Так, собравшися толпою Под весенним небом чистым, Птицы, споря меж собою, Оглашали воздух свистом… А под сенью ив зеленых Птичка мертвая лежала — И суждений просвещенных, К сожаленью, не слыхала… Июнь 1888 вернуться Никогда не говори, что всё потеряно… Лонгфелло (англ.) — Ред. |