Стая светло-серых кораблей рассыпалась, перестраиваясь в атакующие боевые порядки. Были рассчитаны сектора кругового обстрела, и от центра флота разошлась трехмерная сфера разрушения. Ржаво-красное облако туманности вдруг засветилось тысячей ярких точек, которые погасли, как только флот набрал атакующую скорость.

Впереди, на расстоянии в тысячи километров, вне пределов видимости, то же самое проделывал Альфа-Легион. Его корабли были такими же левиафанами, ощетинившимися вооружением почти безумно разрушительного потенциала. Некоторые были украшены новой эмблемой Легиона — атакующей гидрой в сапфирном и изумрудном цветах. Другие по-прежнему носили старый символ верности — соединенные цепью Альфу и Омегу. Как всегда, в XX Легионе не было ничего постоянного. Все менялось.

Бьорн наблюдал за врагом с мостика «Хельриддера», изучая построение, отмечая маневры. Оба флота все еще находились вне прямой видимости. Их изображения по-прежнему представляли собой зернистые данные с плохим разрешением, поступавшими от авгуров дальнего действия.

Волк не испытывал каких-то особенных эмоций. Просперо было такой же задачей, как и бесчисленное число прочих, полученных Волками, и которую следовало эффективно выполнить. Только позже их охватило ноющее чувство неправильности произошедшего.

«У них огневое превосходство», — подумал Бьорн.

Он мысленно провел приблизительные расчеты, зная, что стратеги на флагмане придут к тому же выводу. Им было известно, насколько больше кораблей у Альфа-Легиона и насколько быстро их смертоносные орудия могут быть задействованы.

— У них огневое превосходство, — на долю секунду позже произнес Богобой, стоявший рядом с Бьорном на командном постаменте мостика вместе с остальной стаей. Он был в грязно-сером доспехе, исполосованном кровавыми пятнами и ритуальными отметками убийств. Голос боевого брата из-за личины шлема отдавал металлом.

— Похоже на то, — согласился Бьорн, изучая входящие данные.

— По-твоему, будет мудро встретить их лицом к лицу?

— Возможно, нет.

Богобой заворчал. Бесполезно сомневаться в принятом решении, а Волчий Король был не в настроении отказываться от следующего боя, вне зависимости от того, насколько тяжелые потери они понесли.

«Мы затупленный клинок, — безрадостно подумал Бьорн. — Нас использовали слишком интенсивно».

Все Легионы несли потери в ходе Великого крестового похода, но некоторые задания были более кровавыми, чем другие. Волки никогда не относились к самым многочисленным Легионам. Эту особенность усугубляли их стремление ограничивать комплектование личного состава Фенрисом и постоянное развертывание, обычно по собственному желанию, на наиболее сложных участках кампаний. Просперо нанес им глубокую рану, возможно более глубокую, чем они в действительности осознавали.

— Я размышлял, станет ли это легче, — задумчиво произнес Бьорн.

— Что станет? — спросил Богобой.

— Уничтожение другого Легиона. Убийство родичей.

— Мы еще не дошли до этого.

— Уже дошли.

Бьорн уже видел, как все произойдет: с «Храфнкеля» на флагман Альфа-Легиона будут отправлены требования отступить. Ответа не последует. Космические Волки будут отправлять запрос за запросом, не открывая огонь до последнего момента, пока корабли не сблизятся на дистанцию ведения огня главными лэнс-излучателями. Затем начнется битва.

«Хельриддер» выполнит свою задачу. Он был создан для быстрых атак: маневренный и сильно вооруженный, с небольшим экипажем и трюмами, предназначенными только для топлива и боеприпасов. На борту находилось всего шестеро легионеров. Небольшая стая, но под командованием сообразительного охотника — убийцы.

— Они движутся на атакующей скорости, — отметил Богобой, взглянув на экраны.

— Странно, не правда ли? — Бьорн наблюдал за зелеными пульсирующими точками, ползущими по тактической карте навстречу друг другу с обманчивой медлительностью — скорость сейчас была невероятной. — Что ты знаешь об Альфа-Легионе?

— Немного, — ответил Богобой.

— Когда-нибудь слышал, чтобы они проводили крупную флотскую операцию?

Богобой помедлил с ответом.

— А должен был?

Бьорн пожал плечами.

— Я никогда не слышал. Как и о том, чем они славятся.

Все, что было известно об Альфа-Легионе, касалось коварства, уловок и проникновения. Было хорошо известно, что Жиллиман пренебрежительно отзывался о нем. Менее известно было то, что Русс разделял мнение брата о XX Легионе. Говорили, что его воины не любили пачкать кровью свои перчатки.

Как только с Исствана V пришли новости, и их постепенно осознали, предательство одних Легионов показалось более очевидным, чем других. Бьорн мог понять измену Пожирателей Миров. То же касалось Железных Воинов и странной Гвардии Смерти Мортариона.

Но не Альфа-Легиона. Что-то в смене ими верности беспокоило его, вызывая чувство… неправильности.

— Почему они здесь, почему пошли на это? — спросил Бьорн, обращаясь в равной степени к себе и к Богобою.

Боевой брат безрадостно улыбнулся.

— По-моему очевидно.

Бьорн не улыбнулся. Даже до потери руки в схватке с демоном он редко улыбался, а теперь и того меньше. Он знал, что стаи подшучивали над его извечной серьезностью, но это его нисколько не волновало.

Иногда он чувствовал тяжесть в душе, словно ему на грудь давила наковальня. Когда стая сидела вокруг костра, он держался в стороне и молча слушал, как поют или рассказывают истории другие. Долгое время Бьорн ощущал себя не неотъемлемой частью Легиона, а всего лишь одним из второстепенных элементов, которому было суждено умереть в какой-нибудь кровавой кампании на том или ином мире.

Теперь это чувство покинуло его. Странно, как все изменилось, его прежнее мрачное ощущение отступило, сменившись чем-то иным. После многих лет проведенных на периферии Стаи, произошедшее на Просперо начало приближать Бьорна к ее сердцу. Теперь примарх знал его имя. Оно упоминалось в сагах, что гарантировало бессмертие в холодных залах Этта. У воина было ощущение, что центр тяжести изменился, притягивая его в дикие объятия Легиона, чей нрав всегда так сильно отличался от его собственного.

— Не очевидно, — возразил Бьорн. — Не для меня. Здесь есть какая-то тайна.

Свет на мостике стал тускнеть. Откуда-то снизу зазвучал предупредительный звон. Орудия приводились в боевую готовность, рассчитывались данные для ведения огня.

Далеко впереди тонкой линией на самой границе видимости показались первые точки света, словно драгоценности, разбросанные по пустоте.

— Что ж, возможно и так, — выдохнул Богобой, в его голосе явственно слышалась радость. — Ну вот и враги, и я желаю узнать только, как они умирают.

Есугэй наклонился поближе к иллюминатору и смотрел, как равнины Чогориса превращаются в бледное пятно. Несколько секунд после взлета он мог видеть монастырь Хум Карта, раскинувшийся внизу во всем своем великолепии — старые башни киданей, тренировочные комплексы, сады со спелыми сливами. Золотые башенки блестели на солнце. Знамена духов хлопали на сильном ветру.

Затем все исчезло, растворившись в бледно-зеленой и коричневой дымке. Есугэй смотрел на протянувшийся по всему континенту всеобъемлющий Алтак. Только несколько клочков облаков скользили над степями, олицетворяя мимолетное на фоне бесконечности.

Из космоса все миры выглядели почти одинаково. Цвета менялись, но главные отличия были скрыты в деталях у самой земли — запахах, чувстве гравитации, ощущении ветра. Есугэй ступал по сотне разных миров, и ни один не был полностью похож на другой. Человечество распространилось по невероятно огромному числу планет, завоевывая каждую с безжалостным терпением и изобретательностью. Он пришел к пониманию, что это были характерные особенности их биологического вида.

Вскоре Чогорис перестал отличаться от любой другой планеты. Он утратил свою отличительность и превратился в бледную сферу, висящую посреди однообразной черноты освещенного светом звезд космоса.