— Только не Ангел, — решительно заявил Дорн. — И я не поверю, что Робаут на это способен.
— Но они потеряны для нас, по крайней мере на данный момент, — сказал Вальдор. — Поэтому мы должны обдумать то, что знаем. Русс в системе Алакксес. Когда я покинул его, Волки были сильно потрепаны тяжелой битвой с Сынами, но они снова будут охотиться.
— А Лев, — сказал Малкадор. — Что с ним?
— Он занят личной местью, — сказал Дорн. — И когда он интересовался чем-то иным, кроме как собой?
Малкадор улыбнулся.
— Твои братья — то еще осиное гнездо. Я советовал Ему сделать вас сестрами, тогда бы дела велись более цивилизованно. Он подумал, что я шутил. А это не так.
Дорн не улыбнулся. Казалось, его лицо было в постоянном, сдержанном напряжении.
— Есть еще один, — тихо напомнил Вальдор.
— Ах, да, — вспомнил Малкадор. — Так легко забыть о Хане. Интересно, почему?
— Это его дар, — пренебрежительно бросил Дорн.
— Хан был в системе Чондакс, — сказал Вальдор.
— Которая, как и многие другие, за пределами нашей досягаемости, — заметил Малкадор с холодной усмешкой.
— Что с верностью Джагатая? — спросил Вальдор.
— Я знал его недостаточно хорошо, — сказал Дорн.
— Никто не знал, — вставил Малкадор. — В этом его суть — в любой системе должна быть неопределенность.
Он улыбнулся Дорну.
— Ты, мой друг, противоположный пример. Не удивительно, что вы оба не понимали друг друга.
— Ну а к кому он был близок? — спросил Вальдор.
Малкадор задумался на минуту.
— К Гору, конечно. Они были столь схожи. Думаю, они совещались на Улланоре.
— И к Магнусу тоже, — немного нерешительно добавил Дорн. — Они долгое время сражались вместе.
— Да, — согласился Малкадор, задумчиво кивнув. — Библиариус, за ним стояли Хан, Магнус и Сангвиний. Он был основой их связи, какой бы она ни была. Все они верили в необходимость присутствия псайкеров в Легионах.
Вальдор глубоко вздохнул.
— Значит вот как. Известные союзники Хана — Гор и Магнус. Оба предатели.
— Все мы доверяли Гору, — заметил Дорн.
— Всецело, — задумчиво произнес Малкадор. — Как я ранее говорил, Никея была корнем нынешних бед. Нам стоило лучше разъяснить положение вещей, пусть и были причины, которые мы не могли раскрыть, не на Никее.
Он скривил тонкие губы.
— Мы были слишком увлечены тем, что следовало сделать. В этом и заключается трагедия нынешней ситуации — мы не объяснили причины, побудившие принять указ.
Дорн холодно взглянул на Малкадора, как будто полностью соглашаясь. Вальдор, как обычно, оставался суровым.
— Слишком поздно сожалеть, — устало заявил Малкадор. — Мы должны вызвать их. Я буду спать лучше, если Русс и Хан будут стоять подле тебя, Рогал. Палач и Боевой Ястреб, они заставят задуматься даже Гора.
— С Чондаксом нет связи, — предупредил Вальдор. — Но я могу дать указания астропатам сосредоточить усилия на системе.
— А если он не ответит? — спросил Дорн.
Какой-то момент и Вальдор, и Малкадор молчали. Казалось, пространство вокруг них немного сжалось.
— Значит, мы должны полагать, что Джагатай тоже пал, — сказал наконец Сигиллит, в его голосе не осталось и следа мрачного юмора. — Еще одно имя в списке заблудших.
Сделав ход камнем из слоновой кости, Илья откинулась на спинку кресла. На обдумывание хода у нее ушло много времени. Так было всегда, несмотря на большое количество вариантов и камней.
Ее соперник покачал головой.
— Плохой выбор.
— В самом деле? — спросила она, ожидая демонстрации ее ошибки.
— Да, — подтвердил он, потянувшись к большой квадратной доске, чтобы переставить угольно-черный камень. Генерал изучила результат. Он оказался отрезвляющим — оппонент был близок к захвату обширного серпообразного куска территории, и она почти ничего не могла с этим поделать. Поэтому выбор был прост: сражаться с неизбежным или же отыграться на другом участке доски. Она привыкла к этому выбору.
— Я не вижу возможностей закрыться вовремя, — пожаловалась Илья.
— В этом и заключается мастерство. Но вы делаете успехи.
Илья позволила себе бросить быстрый взгляд на оппонента, чтобы удостовериться, не смеется ли он над ней.
Как обычно, сказать наверняка было трудно. Джагатай-хан развалился в низком кресле из меха и кожи, гордое лицо было непроницаемым, как камень.
Илья помнила их первую встречу над Улланором. По какой-то причине она едва не упала в обморок, даже после предупреждения Есугэя о такой возможности. Говорили, что примархи иногда вызывали такой эффект — сила их сверхэнергичных душ сильно действовала на чувства человека. Генерал также слышала, что люди никогда не эволюционируют настолько, чтобы сдерживать такую мощь внутри своих тел. Эффекты были хорошо известны: тошнота, головокружение, паника.
Теперь все это прошло. Времяпровождение в компании примарха не стало привычным — это было невозможно — но оно было терпимым. Теперь ее редко беспокоили вызванные страхом спазмы в животе. Их беседы стали чуть менее формальными. Время от времени они выпивали по бокалу вина. Играли.
— Я действительно делаю успехи? — задумчиво спросила она, подняв камень и размышляя, куда его поставить. — Думаю, вы говорите это мне, чтобы не потерять соперника.
— Цинь Са играет.
— Он когда-нибудь побеждал вас? — спросила Илья.
— Он очень хорош.
— Буду считать, что это значит «нет».
Физическое присутствие примарха могло отвлекать. Дело было не только в его габаритах, хотя обращение к человеку, почти вдвое выше нее, безусловно ошеломляло. Скорее это было бессознательное… величие.
Хан был жилист, мускулист и резок, как когти хищной птицы. Он говорил мало и в особой аристократической манере. У него было обрамленное длинными черными волосами вытянутое и гладкое лицо, смуглое, как у всех чогорийцев. По левой щеке тянулся отчетливый шрам, оставшийся от старой раны зигзаг. Илья слышала, что легионеры добавляли яд в нанесенную ножом рану, чтобы получился шрам, иначе сверхчеловеческая плоть слишком хорошо заживала.
Примарх следил за своей внешностью. Его плащ был подбит белым мехом, который чогорийцы называли эрмиет. Джагатай носил кафтан темно-бордового цвета на шелковой подкладке. Золотые украшения украшали пальцы, обвивали шею и стягивали хвост блестящих волос.
Даже без доспеха он выглядел опасным. Складки одежды не могли скрыть натренированное тело воина. Каждое его движение — тянулся ли он, чтобы налить вина чиньюа, или же ставил свои камни на выбранные места — словно совершалось с доведенной до совершенства точностью мечника.
Халджи говорил ей об этом много раз.
— Ничего лишнего, — сказал он, взмахнув талваром перед ней в подтверждение своих слов. — Каждое движение настолько эффективно, насколько позволяют мускулы. Никакой напыщенности и изящества. Только суть.
Хан казался вполне способным довести до совершенства такой подход.
— Вы позволите мне дать вам совет? — спросил он.
Брови Ильи поднялись.
— Всенепременно.
Он откинулся на спинку огромного кресла. Свет вокруг них плясал от легкого движения пламени свечей. На заднем фоне раздавались тихие звуки просперинской серебристой арфы. Хан очень любил музыку — говорили, что в этом он был похож на Магнуса.
— Вы играете в регицид? — спросил он.
Илья кивнула.
— Не такая сложная игра, как го, — заметил Хан. — Регицид дает вам одного врага, один путь — убей Императора и победишь. В го нет Императора. Или лучше сказать: в ней много Императоров.
Илья слушала. Она считала, что Белые Шрамы слишком сильно старались объяснить превосходство своих культурных предпочтений. Они так привыкли быть непонятыми и игнорируемыми, что это глубоко засело в их душах.
— Мои воины тренируются на этой игре, — продолжил Хан. — Они учатся видеть угрозы со всех сторон, учатся противостоять многим врагам.
— Я понимаю, — сказала Илья. — Проклятье. Я стараюсь все запомнить.