И лишь когда приблизился к выжившему я успокоился, затормозил и, наконец, остановился.
Это был не Вулкан. Даже не Саламандр.
В пурпурной броне, со сломанной аквилой на груди, выживший не был даже союзником.
В полуразрушенной камере заключения, весь в своей же крови, валялся один из сынов Фулгрима. Один из Детей Императора. Пленник. Враг.
Усабиус должен был его увидеть тоже, и забрезжила надежда, что брат ещё жив.
Враг застонал. Ноги двигались, но с туловищем соединялись лишь сухожилиями. Большая часть левого бока была раздавлена, броня погнута и расколота. Воины Фулгрима были рабами совершенства, и, когда я услышал, как стонет тот, что передо мной, я задумался: от боли или от того, что он в таком состоянии.
— Кто ты? — спросил я, медленно приближаясь и держа цепной меч перед собой.
Открылся глаз. Только один, другой заплыл. Легионер Детей Императора повернул голову. Движение должно было быть болезненным, но, судя по виду, предатель упивался этой болью.
— Саламандр? — прохрипел он, улыбаясь кроваво-красной улыбкой. — Неужели ваша порода ещё жива? — И улыбался, пока я не присел на корточки и не ударил кулаком в нагрудник. Не слишком сильно — я пока не хотел убить — но по изображению орла, что он носил в насмешку, побежали свежие трещины.
— Отвечай, предатель, — зарычал я, пытаясь оставаться спокойным.
Выплюнув сгусток крови, воин набрал достаточно воздуха, чтобы ответить.
— Лоримарр.
Он попытался засмеяться, но быстро сорвался на кашель. Кровавые брызги полетели на останки нагрудника, едва заметные среди остальных следов повреждений.
— Где Усабиус? — спросил я, подходя ближе и слыша тяжёлые шаги Руумана на крыше.
— Кто? — ответил Лоримарр. — Ты первая живая душа, которую я вижу.
— Не лги мне. — Я хотел дать ему отведать клинка, но быстро осознал бесплодность пытки. Этот пёс будет её только наслаждаться. — Воин, с которым я пришёл на корабль, такой же Саламандр, как я. Где он?
— До тебя здесь никого не было.
— Лжец! — я потряс мечом, показывая острые зубья, и представляя, как они вонзятся в плоть, терзая её. Если это поможет добиться правды, я буду истязать его, как он истязал бесчисленное количество моих боевых братьев.
Лоримарр с трудом, но усмехнулся, показывая, как мало его беспокоит моя угроза.
— Что ты можешь сделать, кроме того, что убить меня? — сказал он. — Никакой клинок не развяжет мой язык. Тебе нечем меня испугать.
— Кроме того, — добавил, становясь серьёзным, — я не лгу. Ты первая живая душа, которую я вижу, — повторил он, и на губах появилась злобная улыбка, — но слышал я многих. Твои родичи умирали медленно… и кричали, взывая к своему отцу.
Моё терпение кончилось, и я уже почти ударил его, обрывая жалкую жизнь, когда кто-то сказал: «Брат».
Я повернулся и в конце коридора увидел окутанного тенью Усабиуса.
— Я думал, что ты мё…
— Сюда, — угрюмо сказал он и пошёл, указывая путь.
Лоримарр проследил за моим взглядом и, снова посмотрев на меня, начал неудержимо хохотать.
— Восхитительно, — прохрипел сквозь слёзы, боль и наслаждение. — Изысканно.
Это безумие убивало его, хотя не думаю, что смерть как-то беспокоила предателя.
Я проигнорировал ублюдка и пошёл за Усабиусом.
Рууман был прав насчёт выхода, но, когда я прошёл через дыру, меня там не встретил. Вместо него я увидел Усабиуса, стоящего метрах в сорока от корабля.
Стоял ко мне спиной, не двигаясь, и смотрел как заворожённый на что-то, присыпанное чёрным песком.
Когда я приблизился, то постарался отгородиться от безумного смеха, раздающегося изнутри десантного корабля, одновременно от всей души желая Лоримарру сдохнуть.
— Я тоже хотел убить его, — сказал мне Усабиус. Я посмотрел через его плечо на то же, что и он.
— Тогда почему не убил? — спросил я, осознав, что смотрю на шлем, частично погребённый в почве Исствана.
— Потому что нашёл это.
Бесконечно изящный, настолько тонко и прекрасно сделанный, что от одного вида на глаза наворачивались слёзы… Я понял, что так очаровало брата.
Перед нами лежал шлем примарха, шлем Вулкана.
Одно короткое жуткое мгновение я надеялся, что внутри не будет головы, но, когда наклонился поднять его, увидел, что не было крови, никаких признаков повреждений, даже никаких следов борьбы.
Это был просто великолепный шлем, брошенный в грязь.
Когда я коснулся его, мои пальцы дрожали, и я почти почувствовал, как сама закалённая в огне сталь излучает сущность моего отца. Руки Вулкана создали этот фрагмент брони, и какая-то часть его обаяния и мощи всё ещё наполняла шлем. В тщательно отделанной, внушающей страх личине, похожих на драгоценные камни ретинальных линзах, позолоченной пасти, плоской морде — везде я видел лицо. Это было лицо Вулкана, лицо, которое я видел на поле боя снова и снова, лицо войны. И сейчас от взгляда на него, лишённое жизни, меня бросало в дрожь. Хотя шлем и лежал на песке уже много часов, может, даже и дней, шлем был всё ещё тёплый, будто недавно из кузни. Даже через керамит перчатки я чувствовал его жар, который прогнал холод и придал мне сил.
За первоначальным подъёмом накатилось тихое отчаяние. И, когда я бережно примагнитил шлем Вулкана к поясу, то понял, почему Усабиус его не подобрал.
— Наш примарх никогда бы не оставил здесь шлем добровольно. И если здесь нет его тела, и никаких доказательств смерти, то… — я встал и повернулся.
…То его взяли в плен, и он где-то в другом месте, — завершил мою мысль брат.
— Как же мы найдём его?
Усабиус медленно покачал головой, и моё чувство поражения только усилилось.
— Я не знаю, Ра'стан. Десантный корабль был нашим компасом. Без него у нас нет отправной точки, ничто не укажет нам путь. Без него мы…
…Потеряны, брат, — закончил я.
О появлении Руумана дал знать лязг тяжёлых шагов по крыше корабля. Сотворённый задержался и, когда я увидел магнокуляры в его руке, то понял, почему.
— Предатели идут, — сказал он, железный голос звенел. — «Чистилище» уничтожено.
Мои челюсти сжались.
Что нам осталось, кроме мелочной мести?
— Один из них внутри, — сказал я, не скрывая намерений.
Взгляд Руумана слегка опустился, когда он увидел шлем на поясе.
— Думаю, желание отомстить вполне понятно. — Сотворённый кивнул, будто одобряя то, что я собираюсь сделать. — Быстрее, — добавил, отворачиваясь. — Я постою в дозоре.
Я пошёл назад, к кораблю, Усабиус за мной.
Лоримарр нас ждал. Он прижал голову к стенке своей разрушенной камеры, фрагменты сломанного нагрудника поднимались и опускались в такт его слабому дыханию.
— Я всё равно уже мёртв, — прохрипел воин во тьму, сейчас даже не удосужившись открыть глаз. Кровь стекала из левого уголка рта, из носа и уха.
Я хотел уничтожить его, заставить его страдать, чтобы хоть как-то отплатить за всю ту смерть и боль, что он и подобные ему причинили нам. Может, если бы мы всё ещё были в долине костей, я бы так и сделал, но убийственный гнев ушёл, остались лишь сожаление и жалость к себе.
— Но ведь ты страдаешь гораздо сильнее, чем я, — сказал Лоримарр, открывая глаз и посмотрев сначала на меня, потом на шлем, что я нёс, — не так ли, Саламандр?
Мне захотелось стереть эту высокомерную ухмылку с его лица.
— Убей его, — сказал Усабиус.
— Хладнокровно? — ответил я, чувствуя, как улетучивается мой гнев. — Тогда мы будем не лучше его.
Лоримарр снова засмеялся.
— Ты и правда сломан, да? — сказал он мне.
Я презрительно посмотрел на него: «Думаю, это ты тут у нас сломан, учитывая отсутствие у тебя ног, брат».
Саркастически хмыкнув, Лоримарр ответил: «Я знаю».
— Что?
Глаза предателя сузились: «Я знаю», повторил он.
— Говори яснее, — предупредил я.
— Что вы ищите, — сказал он.
— Убей его, прямо сейчас! — зарычал Усабиус.
Я повернулся к нему: «Подожди! Просто подожди…» — прежде чем снова посмотреть на пленника и показать шлем: «Это? Это то, что ты имеешь в виду?»