Консульство Клавдия Марцелла началось необычно. Ему пришлось оправдываться перед жителями Сиракуз, во множестве прибывшими в Рим, чтобы жаловаться на своего победителя. Сицилийцы, используя дружеские связи времен Гиерона со многими знатными римскими семьями, в траурном облачении обходили дома сенаторов. Стенания побежденных можно было услышать на форуме и в других кварталах города. Встрепенулись и прочие недруги Марцелла, порожденные завистью к его славе.

Сицилийцы добились своего и были приняты в сенате, где выступили с обвинениями против Клавдия. Марцелл для пущей объективности разбирательства дела поменялся консульским назначением с Марком Левином, благодаря чему сицилийцы могли высказываться откровенно, не страшась снова попасть под власть своего обидчика. Они долго и красочно говорили о верности Риму Гиерона, уверяли, что их преданность ничуть не убавилась со смертью славного царя, и лишь три человека в Сиракузах приняли сторону Карфагена: Гиероним и подосланные Ганнибалом Эпикид с Гиппократом. Эти три тирана, по их словам, и вынудили сотни тысяч граждан изменить своему давнему союзнику. Когда же Марцелл расположился с войском у города, все несчастные сиракузяне засыпали ночью и просыпались по утрам с единой мыслью: как бы открыть ворота римлянам. Но свирепый Марцелл отклонил все их предложения о помощи, дабы, силой ворвавшись в город, разрушить его.

Марцелл в ответ сказал, что не унизится до оправданий от наветов, однако произнесет несколько слов не для своей защиты, а ради установления справедливости. Затем он без затей, кратко пересказал ход событий под стенами Сиракуз, напомнил о своих мирных посольствах в город, о том, с каким трудом его посланцам удалось вернуться живыми после попытки исполнить эту миссию, и как, исчерпав мирные средства разрешения конфликта, он взял город с бою и по праву войны отдал его в добычу солдатам и римскому народу. «В своем же несчастье, — сказал Марцелл, — сицилийцам следует винить Ганнибала за то, что он не сумел их защитить, или себя за измену, а не сваливать собственные грехи на погибших соотечественников и тем более — не судить римлян».

После того, как обе стороны высказались, Марцелл и его противники покинули курию. Сенаторы стали обсуждать вопрос в их отсутствие. Трудно было отрицать, что Сиракузы пришлось завоевывать как враждебный город и, следовательно, на побежденных в этом случае распространялись все законы войны, но фактом являлось и то, что погиб славный город, в свое время оказавший немалую помощь Риму, который мог быть полезен и в дальнейшем. В результате длительных прений сенат вынес решение утвердить все меры, принятые Марцеллом в Сицилии, но с нынешнего времени вернуть Сиракузам дружбу и приложить усилия к их возрождению.

По примеру сицилийцев явились в сенат и кампанцы из Капуи. Всей Италии была известна глубина их вины перед Римом, потому они не посмели открыто обвинить в своих невзгодах Фульвия Флакка, но жалобно взывали к римлянам и богам, восклицая, что тяжесть возмездия превысила преступления, потому теперь они, в троекратном размере наказанные, якобы заслуживают помилования и возвращения им прав и имущества.

После речи кампанцев сенаторы расспросили о ходе действий под Капуей легатов Фульвия, так как сам он все еще находился в кампанских землях, и не нашли повода к проявленью снисхождения. Перед окончательным обсуждением дела отцы города посовещались с народом и, заручившись его поддержкой, наконец объявили постановление о кампанцах. Для каждой группы жителей Капуи и других провинившихся кампанских городов была определена своя мера наказания в зависимости от той роли, которую они играли в рассматриваемых событиях. Тех, кто сражался среди наемников Ганнибала, ожидало рабство, другим сохранялась свобода, но их имущество подлежало конфискации. Гражданам Капуи, оставшимся на свободе, за исключением ремесленников, велено было покинуть родину и расселиться в менее плодородных областях Италии.

С ропотом кампанские просители покидали Рим, и в скором времени их ненависть к победителям вырвалась наружу. Сначала кампанцы устроили поджег центральной части Рима, а несколько позднее пытались сжечь римский военный лагерь у Капуи. Второй заговор был вовремя раскрыт, и бедствие удалось предотвратить.

Разобравшись с жалобами, консулы объявили воинский набор. Для оснащения армии и флота не хватало и людей, и денег. В народе стало зреть недовольство. Длительная война вычерпала патриотический энтузиазм основной массы граждан, они забыли, что война ставит вопрос об их выживании и возжелали просто пожить. Возобновились слухи о заговоре знати, которая якобы намеренно затягивает боевые действия. Недовольство породило неповиновение. В лица магистратам простолюдины бросали упреки в своем разорении, уверяли, будто они уже все отдали государству и с них более нечего взять. В этом трудном положении консул Валерий Левин заявил сенаторам, что им самим следует подать добрый пример простому народу. По его предложению, нобили безвозмездно внесли в государственную казну почти все свое золото и серебро.

Когда общество способно ценить благие дела, слава дороже денег. Всех охватило благородное воодушевление, каждый старался сдать триумвирам, ведающим эрарием, свои богатства раньше других и отдать больше, чем сосед. За сенаторами последовали всадники, а затем, вдохновленные всеобщим порывом — и все остальные граждане. Таким образом удалось собрать средства на содержание войск.

Набрав пополнение, консулы впервые за все время войны освободили от службы ветеранов, честно исполнивших свой долг перед государством.

С падением Капуи положение Ганнибала ухудшилось. Союзники стали меньше доверять ему, а он не имел возможности удерживать их силой, так как численности карфагенских войск не хватало для создания гарнизонов во всех городах. Оказавшись в таких условиях, Ганнибал со своими наемниками жестоко разорил те города, которые не мог сохранить для себя, дабы они не достались и римлянам.

Консул Марцелл выступил навстречу африканцам и не побоялся вступить в бой с Ганнибалом, находясь в худшей позиции. Сражение длилось весь день, но против Марцелла не действовали обычные хитрости Пунийца, и с наступлением ночи войска разошлись по своим лагерям, так и не определив победителя. Утром консул вновь выстроил легионы к бою, однако карфагеняне остались за валом. Следующей ночью Ганнибал тайно оставил лагерь и устремился в Апулию. Марцелл сразу же выступил следом за врагом. Ганнибал более не затевал открытых битв с Марцеллом, он двигался по ночам и беспрестанно изощрялся в устройстве всевозможных ловушек и засад, но римляне преследовали его только днем и только по хорошо разведанным маршрутам.

В Таренте все оставалось по-прежнему: пунийцы владели городом, а римляне — крепостью. В этом году карфагенянам, действовавшим совместно с тарентинцами, удалось победить на море, а римлянам — взять реванш на суше. Трудности со снабжением примерно в одинаковой степени терпели обе стороны.

В Сицилии Марк Валерий Левин в первую очередь устроил дела в Сиракузах, а затем выступил в поход против Агригента, главного опорного пункта карфагенян. Все последние успехи пунийцев на острове связывались с именем Муттина, предводителя нумидийской конницы, а все неудачи — с именем карфагенского вождя Ганнона. Ганнон и его окружение ненавидели Муттина с силой, пропорциональной его славе, и презирали за полуливийское происхождение. Они долгое время безуспешно строили ему козни, и в конце концов Ганнон назначил на его место во главе нумидийцев собственного сына. Узнав об этом, африканцы, любившие своего начальника, взбунтовались и решили перейти на сторону римлян, к чему их склоняла и вся обстановка на острове. Муттин вступил в переговоры с консулом. По плану их совместных действий, нумидийцы впустили ночью римлян в Агригент, и город пал почти без сопротивления. Позднее за оказанную помощь Муттину было даровано римское гражданство. Ганнон с кучкой своих приспешников спасся бегством на маленьком суденышке. Это были последние пунийцы на Сицилии. После изгнания карфагенян некоторые местные города еще оказывали римлянам сопротивление, но к концу года провинция была полностью усмирена. Марк Валерий распустил по домам большую часть сицилийских воинов, велев им вернуться к той деятельности, в которой они превосходят других, и выращивать хлеб, чтобы сытно кормить себя и снабжать им Италию.