Фабий с горы, где лежал его лагерь, хорошо видел происходящее и в самом начале действий соотечественников воскликнул: «Минуций губит себя раньше, чем я ожидал, но, впрочем, позднее, чем желал он сам!» После этого он велел своим солдатам строиться перед валом.

Бой шел с переменным успехом, как вдруг из расщелин, словно из-под земли, возникло пять тысяч африканцев. Оказавшись под угрозой окружения, римляне смешали ряды и ударились в бегство.

В этот момент Фабий сказал своим воинам: «Минуций добрый гражданин и любит Родину, а за то, что он по горячности молодого возраста совершил ошибку, попеняем ему в другой раз. Вперед, солдаты, на помощь соратникам!» И сам, став впереди, повел легионы в сражение.

Фабий подоспел в самый нужный момент, его приход остановил бегство римлян и застал врасплох карфагенян. Видя, что продолжение схватки грозит полным разгромом, Ганнибал проявил все свое искусство, чтобы отвести армию в лагерь с наименьшими потерями. Римляне вышли из сражения победителями.

Легион, в котором служил Публий, был в составе Фабиева войска. В этом бою манипулами руководили центурионы, а военные трибуны не получили специальных заданий. Предоставленные самим себе, Публий и Эмилий стояли возле знамен. Коней они оставили в лагере, так как на пересеченной местности в них не было надобности, хотя часть конницы, двигаясь низиной, прикрывала войско.

Дело было решено гастатами и принципами, триарии в схватку не вступали. Однако Эмилий, которому пока не удалось проявить себя, бросился вперед знамен, догнал передовые ряды и с юношеским пылом врезался во вражеский строй. Публий, опасаясь за товарища, последовал за ним. Прежде чем Марк успел вкусить рукопашной схватки, он уже оказался ранен. Но в гневном порыве юноша, продляя то же движение, в котором напоролся на копье, вонзил меч в своего обидчика. Упали оба.

Подоспевший Сципион оттолкнул сцепившуюся рядом пару и подхватил товарища на руки. Пуниец не поднялся уже никогда. Эмилий был жив, но от боли потерял сознание. Публий так на руках и донес его до лагеря.

Солдаты еще не стряхнули с себя боевой пыл и взахлеб, не слушая друг друга, рассказывали о своих подвигах, как вдруг войско Минуция в полном снаряжении с обозом перешло долину и, поднявшись в гору, стало входить в ворота Фабиева лагеря. Когда обе армии собрались у трибунала в полной тишине, так как одни молчали от удивления, другие от сознания своей вины, Минуций предстал перед Фабием. Он сказал: «Высшая категория ума — способность верно действовать самому и давать советы другим, следующая степень — умение следовать советам высшего. Гораздо ниже первых двух стоят третьи, неспособные ни к тому, ни к другому. Боги отказали мне в таланте управлять людьми, но я сохраняю в себе достаточно рассудка, чтобы примкнуть ко второй категории. Я усвоил урок, потому передаю тебе, диктатор, войско вместе с собою и объявляю себя и своих солдат твоими клиентами. Ты спас нас и, вернув нам жизнь, стал вторым отцом. Для меня гораздо выше незаслуженной власти, которую необдуманно вручил мне народ, считать себя твоим сыном».

Минуциевы солдаты бросились к соратникам, величая их патронами. Те дружески их приветствовали и пригласили на угощение в свои шатры.

Между прочим, и Квинт Фабий младший, бывший трибуном в первом легионе Минуция, разыскал Сципиона и, улыбаясь, тоже назвал его патроном. Публий первым делом поинтересовался, почему у Фабия перевязано плечо, но тот успокоил его, объяснив, что рана не представляет серьезной опасности. Затем они некоторое время делились впечатлениями о сражении.

Вскоре после этих событий Фабий Максим сложил с себя диктатуру. Войско он передал консулам.

Гней Сервилий к тому времени успел побывать с флотом у Сардинии, Корсики, Сицилии и даже высадил десант в Африке, но там его люди попали в западню, и, потеряв около тысячи солдат, он поспешил покинуть враждебный берег.

Атилий Регул и Гней Сервилий разделили между собою легионы, но впредь тщательно согласовывали свои действия. До конца года они вели позиционную войну, следуя тактике Фабия. Карфагеняне, находясь под присмотром противника, прикладывали большие усилия, чтобы прокормиться в этих условиях. Их войско терпело лишения, и Ганнибал уже намеревался отступить в Галлию, где его поддерживало население, но из политических соображений все еще держался в Италии.

Публий за прошедший год, проведенный в непрестанных трудах, окреп духом и закалился физически, мышцы налились мощью при том, что телосложение его было хотя и достаточно крепким, но далеко не массивным. Раны зажили полностью, не оставив иных последствий, кроме шрамов.

После всего происшедшего ему стало ясно, что в борьбе с врагом надеяться не на кого: самый разумный среди римлян — Фабий Максим, и тот способен лишь мешать Ганнибалу, но не победить его. Публий стал рассчитывать только на себя и решил превзойти грозного Пунийца, чтобы в конце концов победить его. Такой итог размышлений был продиктован как душевной склонностью, так и стремлением спасти Отечество. Причем, глядя на горящие италийские поля и виноградники, он поклялся себе обрушить те же несчастья на африканские просторы, заставить жестоких захватчиков защищать свою землю, страшиться за свои жилища, запереть их у своего города и в последнем сражении распять Ганнибала с его войском на стенах Карфагена.

Отныне Сципион знал цель своей жизни, и все силы подчинил стремлению к ней. Его сознание колебалось на подступах к такому решению с самой «Требии», подобные мысли бродили в нем целый год, потому он уже давно начал готовить себя к поприщу полководца. Каждый день, каждый час, находясь на привале, в походе или в бою, Публий наблюдал легионеров, центурионов, изучал Фабия, Минуция, легатов, их манеру обращения с войском и отдельными солдатами, стремился знать центурионов более высоких рангов поименно, причем не только в своем легионе, но и во всем войске, а также прилагал старания к тому, чтобы лучше узнали его самого. Он собирал информацию о Ганнибале, Магоне, Магарбале, исследовал характеры пунийцев, испанцев, галлов, нумидийцев, способы ведения боевых действий различными вражескими подразделениями.

Сейчас, после будней, трагедий и праздников реальной войны, у него вызывали усмешку воспоминания о всяких Ахиллах, Аяксах и Гекторах, чьи книжные подвиги поражали когда-то его детское воображение. В действительности все происходит не так, и победы добываются иначе. Каким юнцом он оставался бы до сих пор, если бы не постигло Отечество такое несчастье! Теперь же его силы выросли, но как использовать их? Почти каждую ночь Публий, прежде чем уснуть, долго терзаться сознанием невозможности что-либо предпринять в настоящее время, он был связан незначительностью занимаемой должности и будто томился в плену у своей молодости. От безысходности его сознание порождало идею проникнуть во вражеский лагерь, как некогда Муций, названный впоследствии Сцеволой, и заколоть Пунийца. Однако такое деяние было бы слишком примитивным для него, да и Риму не принесло бы истинной славы. Увы, ему приходится терпеть бездеятельность, обратив взор в будущее, надеясь на чудо, а может быть, на затяжную войну, ведь длилась же борьба с Карфагеном за Сицилию двадцать четыре года.

Публий подозревал, что не только его мучают такие мысли, многие представители аристократической молодежи мечтают приложить свои силы к победе над врагом. Очевидными были, например, притязания Фабия младшего на соперничество с Ганнибалом и, возможно, имевшие основания, так как он, в отличие от своего родителя, в любой деятельности блистал талантами.

Тем временем пришли добрые вести от отца из Испании. Его брат Гней еще ранней весной одержал победу над Газдрубалом в морской битве, напав на врага в устье Ибера и захватив его врасплох ввиду беспечности противника, полагавшегося на свою многочисленность. Сразу же были взяты два корабля и повреждены четыре, позднее в результате преследования разбитого неприятеля римляне овладели еще двадцатью пятью судами. После этого Гней Сципион, став хозяином побережья, совершал набеги на вражеские земли вплоть до Нового Карфагена, в окрестностях которого также была взята богатая добыча. В результате этого успеха сторону Рима приняло сто двадцать местных племен, запросили мира и балеарцы. Гней, усилив войско союзниками, прошел в центральные районы Испании, а Газдрубал оказался вынужденным отступить в Лузитанию к самым берегам Океана. Затем Гней вернулся на Ибер, где объединился с Публием.