Несмотря на отсутствие интереса, Публий старался исполнять возложенные на него обязанности добросовестно, чтобы произвести благоприятное впечатление и на отцов города, и на простой народ. Его сотоварищем по должности был Марк Корнелий Цетег — старший сын одного из его покровителей. С ним Сципион быстро достиг взаимопонимания и в совместной деятельности у них сложились вполне благополучные отношения. Так как при исполнении этой магистратуры Публий не искал выгод для себя лично или для государства, а лишь добивался популярности, то он часто великодушно уступал первенство коллеге, и тот из благодарности отвечал соответствующим образом. С городским претором Марком Атилием больше общался Цетег, Публий при этом держался в тени, потому как он не ладил с Атилиями со времен своей квестуры, впрочем, этот род и прежде не водил дружбу со Сципионами. Подарки Публий не принимал, будучи безразличен ко всему, кроме доброй славы, но отклонял их мягко, без апломба, а просьбы дарителей по возможности старался выполнить. В результате подобной политики он снискал расположение многих видных людей Республики. Таким образом, эдилитет заложил благоприятную основу для его карьеры, тогда как во время квестуры, добившись успехов в финансовой деятельности на благо государства, он нажил немало врагов, что на год притормозило его дальнейшее продвижение по лестнице магистратур.

Многих забот потребовала организация Римских игр, которые, хотя и длились один день, тем не менее, всеми были признаны роскошными. Публий понимал необходимость поддерживать дух народа, но все же по утрам ему не хотелось просыпаться ввиду предстоящей перспективы целый день заниматься столь ничтожной суетой. Но как бы то ни было, за свои труды и траты по устройству игр и украшению форума во время религиозных празднеств он был вознагражден шумной любовью плебса, оставляющей, правда, неприятный осадок, поскольку не такими примитивными средствами ему хотелось бы добиваться благорасположения сограждан.

Единственным действительно полезным делом Сципион считал выпавшую на его долю борьбу с пожаром и последствиями этого стихийного бедствия. Пламя вспыхнуло на склоне Авентина однажды вечером и бушевало до утра, весь последующий день и еще одну ночь. Пожар уничтожил большой жилой район между Капитолием и Авентином, сгорели и здания многих храмов. Эдилы составляли списки пострадавших, устраивали их на временное жительство в других кварталах, планировали застройку разрушенной части города, определяли необходимые для этого средства и раздавали подряды на работы. К концу года все надлежащие меры были разработаны, развалины пожарища разобраны, и началось восстановление города.

Плебейские эдилы, желая затмить курульных, провели двухдневные плебейские игры, которые, по мнению большинства, все же не шли ни в какое сравнение с торжествами, устроенными Сципионом и Цетегом.

Впервые Публию довелось присутствовать на заседаниях сената. Величественная обстановка курии, обилие пурпура на тогах и гордое достоинство в речах навеяли некоторый трепет на двадцатидвухлетнего молодого человека. Его поразила увиденная воочию значительность людей, хорошо ему знакомых, с которыми он запросто общался в домашней обстановке. Он восхищался тем, как спокойно и уверенно держались, как разумно произносили речи перед этим блестящим собранием Марк Эмилий, Корнелий Цетег старший и даже Аппий Клавдий, уже давно освоившийся в сенате.

Для Публия Сципиона первыми словами, обращенными к отцам государства, стали оправдания по поводу допущенного в городе упадка нравов. Времена катастроф и смут порождают в больном обществе галлюцинации всевозможных суеверий. Когда измученный трудами, лишениями и страхом за будущее народ теряет опору веры в свое Отечество и в своих богов, словно из-под земли вырастают полчища разноликих авантюристов, прорицателей и пророков, распространяются экзотические культы и новые религии. Так происходило и в Риме в последние годы. Плебс изнывал в заморских мистериях и рьяных молитвах восточным звероподобным богам. Для отправления обрядов, занесенных на эту землю рабами, люди уже открыто собирались в храмах и на улицах. Даже Форум, забыв патриотические возвышенные речи великих ораторов, издавал ропот и причитания молебствий. Эдилам поручили навести порядок.

Сципион и Цетег вместе с триумвирами по уголовным делам вышли на форум и долго взывали к обезумевшим согражданам, но их усилия были тщетны. Тогда они, расталкивая толпу, полезли в ее гущу. Пробравшись туда, где особенно громко раздавались истошные вопли неведомой молитвы, Публий схватил с деревянного, пестро раскрашенного постамента глиняную статую какого-то полукоршуна-получеловека и швырнул ее на булыжник мостовой. Бог, несмотря на то, что он бог, рассыпался вдребезги. Разъяренные молящиеся набросились на безоружных магистратов и едва не растерзали их. Наконец Сципион, весь в царапинах, в растрепанной и разорванной тоге, начал кричать, что этот поступок ему внушил Юпитер. «Вот он, блещущий молнией гнева Юпитер! — восклицал Сципион, тыча рукою на вершину Капитолия. — Я вижу его, как никогда, отчетливо! Он грозно взирает на вас! Вот он с багряным лицом в пурпурной с золотом тоге! Как! Вы не видите его? Так вам суеверие затмило очи! Вас ослепил Египет! Объял мрак Вавилонии! Вы больше не римляне!» Толпа замерла в замешательстве. А он встал, расправил грудь и, высоко подняв голову, простирая руки к небу, медленно двинулся к Капитолию. Его лицо сияло неземным озарением, и люди стали расступаться перед ним. Цетег и триумвиры оторопели, ничего не понимая, как и толпа, но вскоре инстинкт самосохранения заставил их смекнуть, в чем дело, и они столь же торжественно, скрывая дрожь страха и стараясь ступать в такт шагу Сципиона, растопырив руки, последовали за ним. Таким образом магистраты ускользнули от ярости плебса, а кое-кого даже воспитали этим поступком.

В итоге этот эпизод послужил к вящей славе Публия, добавив облаков в туман таинственности, окружающий его много лет. Даже Цетег считал, что здесь не обошлось без вмешательства божественного духа.

В дальнейшем претор издал указ о запрещении культов, не освященных государством, и велел сдать ему всех идолов и пророческие книги. Порядок в религиозную жизнь внесли силой.

Когда год склонялся к закату, Сципион вздохнул с облегчением. Он был доволен, что осталась позади еще одна веха на его пути к цели. Однако претором ему стать не удалось. Вновь, в который раз, дорогу ему преградила молодость, вызывавшая недоверие к нему у сенаторов. Публий проклинал свой возраст, он все время ждал и постоянно оказывался слишком молод для очередной должности, ему уже стало казаться, что он так и проведет всю жизнь, и, когда к его ложу подступит смерть, ей заявят: «Он слишком молод!». Но внемлет ли она подобным голосам?

А тем временем, тоскуя по настоящим делам, чувствуя в себе силу, способную перевернуть мир, он прозябал в городской суете и поздравлял друзей с их очередными успехами на войне. Так, он отправил письмо Квинту Фабию, наполненное похвалами по случаю блестящей операции, проведенной консулом под Арпами. Восторги его были искренними, что, однако, не мешало ему испытывать негодование к медлительности собственной судьбы. Стыдясь бездействия, Сципион решил на будущий год отправиться в войско легатом или даже просто военным трибуном. Но в ход событий вмешался рок и жестоким зигзагом ускорил его карьеру.

Шла позиционная война. Ганнибал, как паук в предвкушении доверчивой жертвы, засел у Тарента и оплетал его паутиной интриг. Чтобы не вызвать подозрения у римлян долгим пребыванием на одном месте, он притворился больным. Но его изощренные хитрости и дипломатические игры не сразу дали ощутимый результат, и пока к нему перешли только несколько небольших окрестных городов.

В Испании, как и прежде, дела римлян шли благополучно, и Сципионы уже обратили взор на Ливию. Нумидийский царь Сифакс поссорился с карфагенянами и изъявил желание вступить в союз с Римом. Братья послали к нему делегацию и завязали с нумидийцами отношения. Центурион Статорий из посольства остался у Сифакса и обучил его войско пешему бою, в чем прежде африканцы не преуспевали. Благодаря римской тактике Сифакс одержал несколько побед в войне с царем соседнего нумидийского государства Галой, однако вскоре потерпел крупное поражение от сына Галы — талантливого молодого человека — Масиниссы. Ресурсы обширного царства Сифакса позволили ему оправиться от разгрома и собрать новую армию. Война вспыхнула с прежней силой и продолжалась с переменным успехом.