Последующее время до отъезда из Италии он проводил на Марсовом поле в храме Беллоны или в общественном здании, где осуществлял набор войска. Для того чтобы быстрее снарядить экспедицию, Публий не жалел и своих личных средств. В кратчайший срок он собрал десять тысяч пехоты, тысячу всадников и подготовил флот из тридцати квинкверем, ожидавших его в устье Тибра. Ауспиции дали благоприятный прогноз на предстоящую кампанию, ничто более не задерживало Сципиона, и он двинулся к Остии, где посадил войско на корабли и отплыл в Испанию.

Италийский берег становился все ниже и бледнее, сливаясь с грядой облаков вдалеке, а впереди блистало море. Его цвет — живописный шедевр, рожденный всеми цветами радуги, безраздельно владел обозримой поверхностью. Горячие солнечные лучи, изнемогая от своего жара, стремились сквозь необъятные пространства, чтобы достичь этой равнины. Пав в море, они с восторженным смехом рассыпались по бесчисленным волнам, сверкая блестками всех сокровищ, вспрыгивали на гребни и с тысячей брызг обрушивались вниз. Ослепительный красавец, гигант — море, нежась в сиянии солнца, взирал в небо, впитывая его голубую глубину, в могучем дыхании вздымалась бескрайняя, покатая грудь, счастливый воздух, ловя это дыхание, трепетал над волнами. На Земле нет ничего величавее и шире этого вместилища силы. Человек, общаясь с морем, становится столь же могучим, дух его достигает такой же свободы.

Публий впивал глазами сверкающий простор и чувствовал себя пленником, бежавшим от оков. Только что его душил сумрачный смрад темницы, и вот он на свободе, огромный мир пред ним!

Флот Сципиона двигался вдоль побережья. Плавание проходило успешно. Опасаться карфагенян в этих местах не приходилось, шторма — тоже, так как время года еще благоприятствовало морским путешествиям. Остались позади Этрурия, Лигурийское море, уплыли в туман альпийские вершины, самоуверенно подпирающие небеса. В дружественной Массилии войско высадилось для отдыха и пополнения запасов продовольствия. Сципион встретился с магистратами города и вместе с ними осмотрел местные достопримечательности, которые не успел разглядеть прежде, когда останавливался здесь с отцовскими легионами. Массилия была основана греками из небольшого города Фокеи в Малой Азии и уже давно превзошла в развитии метрополию. Публий с искренним интересом любовался архитектурой города и планировкой кварталов. Попутно он поразил своих спутников знанием греческих наук и искусств. Ему удалось пополнить свою библиотеку свитками Феофраста и Зенона, однако, переписанными весьма неквалифицированно. Одновременно он почерпнул любопытные сведения о путешествии Пифея. Правда, ныне даже сами массилийцы относились к своему знаменитому соотечественнику скептически, и теперь уже никто не мог толком рассказать о Британии и других северных землях, открытых им. Вечером отцы города устроили для гостей пир. Наряду с Публием от римлян в нем участвовали Гай Лелий, для которого Сципион добился звания легата в своем войске, и другой легат в пропреторском чине Марк Юний Силан. Сципион держал себя в обществе высокопоставленных массилийцев легко и изящно, словно всю жизнь представлял римскую державу в различных странах. Он очаровал не только греков, убедившихся, что не все римляне солдафоны, но и соотечественников, которые впервые увидели его в блеске светского общения. Сципион не чуждался развлечений, не отказывался от вина, азартных игр и театрализованных зрелищ.

Через несколько дней эскадра Сципиона последовала дальше мимо низких берегов Галлии. Из вежливости римлян сопровождали четыре массилийские триеры. В этих краях Публий еще никогда не бывал и с ненасытным любопытством всматривался в очертания чужой земли, над которой даже небо казалось иным. В эти дни он вдруг обнаружил в себе великие силы и любовь к жизни, как будто его дух только что вырвался из кувшина, подобно джину в восточной легенде. Восприятие мира во всех его проявлениях доставляло ему наслаждение, все вокруг воодушевляло, и все люди представлялись добрыми и честными.

После того, как суда обогнули Пиренейский мыс, Сципион велел убрать паруса и на веслах идти к берегу. Испанский берег, представший в виде волнистой полосы тумана, медленно терял свою обманчивую белесую прозрачность и окрашивался в буро-зеленые цвета. Публий глубоко вздохнул и с гордостью оглядел свой флот: море внушительно пестрело кораблями. С приближением к берегу он первым прыгнул в воду на мелководье и ступил на гальку там, где когда-то прошел его отец.

Сципион высадил утомленное морской качкой войско в другой колонии фокейцев, образованной на месте первоначальной торговой пристани, Эмпориях. Дальше он направился сушей, так как здесь горные гряды уже не преграждали путь. Флот двигался вдоль берега, согласуя скорость с переходами армии.

Несмотря на то, что римляне шли по территории союзников, Сципион проявлял осторожность, вел войско только теми дорогами, где побывали его разведчики, и каждую ночь заставлял солдат сооружать настоящий укрепленный лагерь.

Через несколько дней он достиг Тарракона, где и обосновался, сделав этот иберийский город своей базой. Туда к нему прибыли послы от местных племен. Не все из них в свете последних событий могли смотреть римлянам в глаза, но Сципион никого не стал наказывать или упрекать в неверности. Он простил варварам прошлые измены и со всеми был любезен, своим спокойным великодушием сильного как бы подчеркивая, что всякое непостоянство осталось позади, ибо его-то уж никто не посмеет предать. Испанцев охватил такой восторг, что им и впрямь показалось невозможным обманывать этого, представшего им столь благородным юношу. Публий объяснил иберам, что пришел в их страну как друг, поскольку его цель — помочь местным народам избавиться от ига пунийских поработителей. При этом он мечтает заслужить искреннюю дружбу испанцев и надеется когда-нибудь увидеть их у себя в Риме, чтобы отплатить им за нынешнее гостеприимство.

Приведя в порядок дела в Тарраконе, Сципион оставил в городе небольшой гарнизон, штат чиновников и отправился в зимний лагерь неподалеку, где стояло войско Клавдия Нерона.

С прибытием Сципиона Нерон сдал ему свои легионы и выразил желание вернуться в Италию. Он был обижен тем, что ему предпочли такого мальчишку, да еще получившего империй, не исполняя должности, чего прежде в государстве никогда не случалось. Публий вел себя с ним уважительно, но понимал, что сейчас им не стать друзьями, и потому при первой возможности выделил в его распоряжение квинкверему.

Сципион попросил Марция познакомить его с солдатами. Представленный всеобщим любимцем, Публий был встречен воинами благосклонно. Он расспрашивал солдат о службе в Испании, об отце и дяде, старался запомнить по именам наиболее проворных из них, которые проявляли себя неформальными лидерами в своем окружении. Марций рассказывал проконсулу о достоинствах передовых манипулов, рекомендовал того или иного центуриона, перечислял его подвиги.

Публий сразу высоко оценил достоинства Луция Марция и его авторитет в войске, потому с момента встречи держал его при себе.

Марций вначале настороженно отнесся к Публию, подозревая в нем избалованного сенаторского сынка и несколько завидуя его власти над войском, которое создал из кучек беглецов он, Марций. Сципион отлично понял настроение молодого человека и, держась с ним просто, как с равным, тем не менее, не торопил события и не навязывал ему дружбу. Постепенно Марций привык к Публию, проконсул завоевал его расположение многими своими качествами, особенно любовью к солдатам и заботой о них. Скоро сокрушительные поражения прошлого года стали казаться Луцию дурным сном, настолько Сципион сумел изгладить у окружающих воспоминания о позоре и утвердить уверенность в будущем. Причем Публий в такой степени походил на своего отца, что восполнил воинам утрату их любимого полководца, возродив в них былую любовь к Сципиону и как бы получив ее по наследству. Таким образом, Марций стал видеть в нем полноценного преемника погибшего военачальника. Заметив, что отношение к нему Луция Марция потеплело, Публий рассказал ему о тягостных годах, проведенных им в Риме в соискании магистратур, позволивших бы занять достойное место в войне с Карфагеном. В этом рассказе Луций узнал свои нынешние муки и вдохновился примером Сципиона, достигшего цели. Публий с допустимым для данного случая уровнем откровенности поведал товарищу о перипетиях политической борьбы в Риме, о необходимости действовать совместно с целым легионом сторонников, о своих друзьях: Марке Эмилии, Корнелии Цетеге, Эмилии Папе. В результате этой беседы Марций понял, что ему стоит рассчитывать на успех в Риме лишь в том случае, если его будет поддерживать мощная сенатская группировка, помощи которой он может достичь только благодаря Сципиону. С этого дня Марций проявлял к Публию больше внимания, чем тот к нему.