Таким образом, Публий неожиданно для себя ушел в новую область деятельности и провел отпущенный ему для отдыха период, не тяготясь временем. Он даже ощутил некоторую досаду, когда пришел ответ от отца и настала пора включиться в политическую жизнь.

Проконсул Сципион одобрял намерение сына добиваться государственных должностей, давал ему советы, как держаться в предвыборной борьбе, и предлагал обратиться за поддержкой к знатным сенаторам Марку Эмилию, брату погибшего при Каннах консула, и Марку Корнелию Цетегу, к которым и прислал рекомендательные письма от себя и своего брата Гнея.

В ближайшие дни Публий посетил Марка Эмилия Павла и Марка Корнелия Цетега, а затем, по их предписанию, и некоторых других сенаторов. Во время этих визитов юноша держался с нобилями, естественным образом сочетая раскованность и почтительность, без малейшего подобострастия. Рассказывая о войне, он нигде не упоминал о том, что сам защитил раненого отца при Тицине и вывел часть войска из окружения у Ауфида, но по подробностям, с которыми передавались эти события, по некоторым нюансам изложения выявлялось, что рассказчик находился в их гуще, более того, был их главным действующим лицом. Так, проявляя скромность, он одновременно проинформировал нужных людей о своих воинских успехах. Эмилий же сам попросил как можно обстоятельнее описать ему сцену спасения его сына. Публий, повествуя об этом эпизоде, основной акцент сделал на подвиг самого Марка, который, будучи ранен, все же нанес смертельный удар своему врагу. Стремление к государственным должностям Сципион объяснял не тягой к славе, а желанием оказать наибольшую пользу государству. Он говорил, что насмотрелся на безрассудства плебейских консулов и понял, как важно для Рима грамотное управление, сколь необходимо, чтобы сама знать возглавила борьбу с захватчиком. Потому он и старается достичь нужного уровня государственного человека, чтобы в сложной политической игре выбор у патрициев был как можно богаче.

Во время первой встречи с Марком Эмилием сенатор после деловой беседы пригласил Публия в триклиний и за угощением повел разговор о его планах в частной жизни. Когда речь зашла об отношении к женитьбе, молодой человек по мимике и тембру голоса собеседника уловил особую заинтересованность Эмилия в этом вопросе. Тут он вспомнил, как около часа назад из женской половины в атрий, где они тогда находились, вбежала миловидная девочка лет тринадцати, судя по наряду и сопровождающим рабыням, принадлежащая к семейству сенатора. При этом Эмилий быстро посмотрел на гостя, и глаза его блеснули. Публий, в тот момент бессознательно запечатлевший этот взгляд, теперь нашел ему объяснение и догадался о надеждах Эмилия. Он решил поддержать их в той степени, в которой это ни к чему не обязывает, и сказал, что сейчас, по его мнению, не время отвлекаться на подобные дела, он видит свою судьбу лишь в перспективе, лет через пять-шесть, а ныне его помыслы заняты только войной. Позднее Публий узнал, что эта девочка была дочерью Луция Эмилия Павла. После его гибели при Каннах ее опекуном стал Марк Эмилий как старший брат Луция. В последующие визиты Публий неизменно хотя бы несколько мгновений видел юную Эмилию, которая с любопытством сверкала на него блестящими глазками, а иногда смотрела внимательно и напряженно, прячась за спиною кого-либо из старших.

Сципиона удручала необходимость последовательно проходить все магистратуры, и он хотел попытаться выдвинуть свою кандидатуру сразу в эдилы, но его покровители после консультации с высокопоставленными друзьями посоветовали ему все же начать карьеру с квестора, при этом обещая оставить его в городе на виду у сената, чтобы он мог проявить себя.

Настал день выборов. Для их проведения на Марсово поле прибыли диктатор Марк Юний, начальник конницы Тиберий Семпроний Гракх и претор Марк Клавдий Марцелл, оставившие свои войска легатам. Магистраты коротко оповестили сенат о ходе боевых действий, каждый — на своем участке, и приступили к назначенному мероприятию.

По крытой галерее из города народ двинулся к Марсову полю, где граждане, располагаясь по центуриям, стали занимать соответствующие места на огороженной площадке. Далее диктатор объявлял имена кандидатов, и центурии голосованием поочередно оповещали о своем мнении.

Выборы прошли без эксцессов. Консулами на следующий год избрали Тиберия Семпрония и Луция Постумия, находившегося в то время с войском в Галлии. Публий Сципион без труда прошел в квесторы,[2] но удовлетворения от этого не испытал, считая себя еще очень далеким от своей цели. Столь медленное продвижение представлялось ему особенно обидным из-за того, что его друзья, в компании которых он все чаще выступал как лидер, заняли теперь гораздо более высокое положение в государстве: Аппий Клавдий после вступления в должность в мартовские иды станет претором и получит в управлению Сицилию, а Квинт Фабий будет эдилом.

Марк Эмилий и Корнелий Цетег выполнили свое обещание, и Публий получил место городского квестора. Это, кроме возможности быть вблизи политической жизни Города, также гарантировало ему освобождение от должности ровно через год и тем самым предоставляло право бороться за большее. Квесторы в войсках в условиях войны часто задерживались на несколько лет.

В распоряжение Сципиона должен был поступить эрарий при храме Сатурна с казною государства. В сложном положении, в котором пребывало Отечество, упорядочение налогов и укрепление его финансовых ресурсов имело огромное значение, и Публий вскоре проникся сознанием важности своего дела. Однако именно в силу нынешних затруднений Рима, по предложению вездесущих народных трибунов, для ведания казною назначили специальную коллегию в лице консуляриев Луция Эмилия Папа, Марка Атилия Регула и трибуна Скрибония Либона. Квесторы неизбежно должны были занять подчиненное положение перед столь внушительным триумвиратом. Коллегой Сципиона по квестуре стал Квинт Цецилий — человек лет двадцати пяти из богатого плебейского рода, склонный к интриганству, что при его молодости было чревато оплошностями. Он был настроен против Публия ввиду вражды к нему брата Марка, которого Сципион насильно, чуть ли не под конвоем удержал в Канузии после «Канн».

Едва затихло волнение в городе, вызванное выборами, как из Галлии пришло известие о гибели намеченного в консулы Луция Постумия вместе со всем его двадцатипятитысячным войском. Галлы, это было племя бойев, устроили ему ловушку в лесных дебрях. Они подпилили множество деревьев с одной стороны и, когда римляне продвигались сквозь чащу, повалили крайние из них, тем сынициировав падение остальных, в результате чего словно волна прошла по лесу, и он рухнул на большом участке, засыпав легионы. Под этим навалом галлы уничтожили всех римлян, включая и Постумия. Празднуя успех, победители отрубили голову римскому полководцу, оголили череп, оправили его в золото и сделали из него священный сосуд, из которого во время торжеств их жрецы величественно испивали вино.

Снова Город наполнился стенаниями, но сенат при ведущей роли Фабия и на этот раз водворил порядок. На место погибшего народ избрал консулом Марка Клавдия Марцелла. Однако в момент объявления итогов голосования прогремел гром, и жрецы истолковали это как недовольство богов тем, что консулами определили двух плебеев. Марцелл вынужден был отказаться от должности. В конце концов выбрали Квинта Фабия Максима в третий раз.

Сенат, рассмотрев положение дел в государстве и состояние своих войск, решил отложить войну с галлами, будучи в твердой уверенности, что справедливая кара для них лишь откладывается на будущее. В мартовские иды избранные магистраты вступили в должности и отправились к войскам или на свои посты в городе.

В этом году собрания сената назначались у Капенских ворот, чтобы оперативно решать вопросы с прибывающими на совещания полководцами, ибо в противном случае, вступая в город, те должны были бы слагать с себя империй. В эту часть города переместились и суды, возглавляемые городскими преторами. Расположившись у черты померия, государственные органы таким образом максимально придвинулись к театру боевых действий.