Обдумав еще раз сложившуюся тогда ситуацию, Публий решил, что он вел войну верно. Конечно, если бы удалось чуть раньше разгадать намерения Газдрубала, он мог бы догнать противника и уничтожить его еще у Ибера. Но и при осуществившемся варианте событий ему все же удалось значительно ослабить опасность для Италии. Благодаря его действиям поход Газдрубала оказался спонтанным, неподготовленным, основное пунийское войско было разгромлено, и карфагенянину пришлось вести в Италию зеленых новобранцев, запуганных непрестанными поражениями в Испании, что и проявилось у Метавра, особенно — в предшествующих сражению маневрах. Но, при всем том, не стоило сомневаться в проворстве политических соперников в столице, которые не замедлят использовать этот эпизод, за неимением других, в борьбе против него.

От такой мысли у Публия забурлила кровь. В своем воображении он увидел себя в Курии, и ему страстно захотелось новых битв как политических, так и военных. Он тут же призвал ликторов и через них передал распоряжение войску грузиться на корабли. Сципион будто разом переступил порог времени, и Испания оказалась позади, сгинула в прошлом. Более ему нет здесь дела, эта страна на данной стадии исчерпала себя. Как бы там ни было, а война в Испании имеет все же второстепенное значение, и пока он, Публий, гонялся по этим холмам за ординарными пунийскими полководцами, Ганнибал вкушал дары его Родины, и до сих пор Пуниец, поди, и не знает, кто такой Сципион.

Итак, Публий вырос из испанских доспехов, они теснили его душу, которая рвалась в Италию. Сейчас Отечество представлялось ему столь желанным, что даже Эмилия казалась милее Виолы. А такое сравнение было для него сейчас весьма насущным, потому как его нынешняя роль одного из лидеров государства требовала солидности и, следовательно, упрочения семейного положения. «Если она не скучнее Луны, то женюсь, чтобы на выборах меня не изображали мальчишкой», — решил Публий.

Когда все было подготовлено к отплытию, день уже клонился к закату, но Сципиона это не смутило, он взошел на флагманскую квинкверему и дал команду отчаливать. Суда вереницей двинулись к северу, и по левому борту за ними следом, словно провожая их, потянулись испанские берега. Навигационный сезон уже заканчивался, но море было спокойным и голубым, как летом. Давний друг Публия Нептун, с которым он «сотрудничал» еще во время штурма Нового Карфагена, будто устелил водную зыбь мягкими восточными коврами, и плавание проходило успешно. К исходу следующего дня эскадра прошла Пиренеи. Это был предел Испании, далее расстилались галльские равнины. Взглядом Сципион послал последний привет земле, гостеприимно приютившей его на пять лет и взрастившей его доблести.

В Массилии экспедиция сделала остановку для пополнения продовольственных запасов. Горожане приняли римлян радушно и поздравили их с успешным завершением испанской кампании. Сципион выступил перед местным сенатом. Он коротко рассказал о боевых действиях, проведенных под его руководством, и об их итогах, подчеркнув при этом справедливый со стороны римлян характер этой войны, как и в целом всей борьбы с пунийцами. Далее Публий возвестил, что в противостоянии Рима и Карфагена настал перелом, приблизивший долгожданный мир, и в связи с этим в общих чертах обрисовал картину будущего гармоничного устройства ойкумены. Возвратившись потом к теме Испании, он еще раз назвал ее свободной страной, избавленной от пунийского диктата, и призвал массилийцев расширить торговые отношения с городами этой богатой земли.

Обрадованные, что им снова в полном масштабе открыт доступ в Испанию, жители Массилии, в основе своей купеческого города, в порыве благодарности устроили в честь гостей празднества, из-за которых Сципион задержался здесь долее, чем планировал.

Посетив в свободные часы окрестности, Публий живо вспомнил те далекие грозные, но по-своему счастливые, как теперь казалось, времена, когда он семнадцатилетним юношей прибыл сюда вместе с войском, возглавляемым его отцом — консулом того года. Тогда они, узнав на пути в Испанию о походе Ганнибала, попытались перехватить пунийскую армию у Родана, но опоздали… В этих местах Публий впервые лицом к лицу встретился с врагом, а именно, с нумидийцами, вожди которых теперь обещают ему дружбу и сотрудничество. Итак, ныне он, совершив круг, возвратился сюда, придя с противоположной стороны, как бы поменявшись направлением движения с Ганнибалом. Это представилось ему своеобразным символом, означающим крутой поворот в судьбе войны.

Нептун не оставил Сципиона и во второй части плавания, он «вежливо проводил» его до самой Остии. При встрече с Италией Публий по сотне неосознанных ощущений узнал родину, хотя перед ним был, в общем-то, рядовой средиземноморский пейзаж. Душа его, прежде будто перевернутая с ног на голову, сразу приняла истинное положение, отчего бесследно исчезло трудноуловимое ощущение дискомфорта, исподволь томившее его на чужбине.

Еще издали заметив корабли, жители Остии уже каким-то чудом угадали в них эскадру Сципиона и шумной гурьбою ринулись в гавань встречать героев. Их восторг словно ветер пронесся над синей равниной и радостным дыханием овеял путешественников. По закону человеческого притяжения толпа на пирсах вызвала людской прилив на соответствующих бортах судов. Квинкверемы чуть ли не на полном ходу вошли в гавань и резко затормозили у причалов, когда гребцы заработали веслами в обратном направлении.

Сходя по трапу на италийский берег, Публий наслаждался звуками латинской речи и обликом людей в тогах, пусть и не сенаторских, не белых, и весьма замусоленных, но зато настоящих, римских. Тут же Сципиона встретил местный магистрат, которому Публий объяснил, что останется здесь на два дня для устройства дел, и сообщил число своих спутников, нуждающихся в пище и ночлеге. Магистрат дал распоряжения своей свите и предложил Сципиону следовать за ним. Процессия медленно двинулась по запруженным людьми улицам. Публий жадно смотрел по сторонам, впивая контуры и суету италийского города. Даже неэстетичные запахи, производимые жизнедеятельностью скученного люда, были ему приятны, поскольку являлись с детства знакомым фоном городского быта. С приближением колонны расположенные на ее пути таверны и торговые лавки мгновенно пустели: люди бросали свои дела и присоединялись к толпе.

Тем неприятнее поразил Публия один эпизод, когда человек весьма непримечательной внешности, бросив в сторону торжественного шествия недовольный взгляд, продолжал спорить по поводу какой-то покупки и даже придержал рукою своего оппонента, метнувшегося было навстречу празднику. Сципион попросил расступиться толпу и подошел к этому человеку.

— Откуда ты прибыл к нам, чужеземец? — с грозно подчеркнутой вежливостью спросил Публий, будто не замечая тоги на том, к кому он обратился.

— Я не чужеземец, я гражданин, — надменно ответил тот.

— Нет, ты не Римом вскормлен, признайся!

— Вообще-то, я родом из Александрии, — смущенный уверенной проницательностью Сципиона, пробормотал страстный покупатель вещей, — но недавно я получил гражданство… А как ты узнал?

— Ты не римлянин. У римлян не может быть частных дел, когда с войны возвращается их полководец, для римлян нет ничего значимей и прекрасней, чем вместе с Родиной вкусить восторг победы.

Сципион презрительно отвернулся и зашагал своей дорогой, а разоблаченного чужака народ забросал насмешками.

На следующий день после возвращения на родину люди Сципиона с раннего утра занялись перегрузкой поклажи со своих кораблей на речные транспортные суда для доставки их в Рим по Тибру. Одновременно производились ремонтные работы, чтобы подготовить флот в обратный путь.

Около полудня в Остию из Рима приехал Луций Сципион, торопившийся встретиться с братом. Он рассказал Публию столичные новости и этим несколько подготовил его к встрече с сенатом.

За последний год в Италии не произошло заметных событий. Ганнибал, потерявший с гибелью брата и его войска последние надежды на успех в италийской войне, все же упорно не желал уходить из этой страны и, обосновавшись в Бруттии, провел там все лето в вынужденном бездействии. Помощь из Африки к нему не поступала, так как карфагенские власти последние силы бросали на то, чтобы спасти для себя Испанию, дававшую им гораздо больше прибыли, чем Италия. Римляне, довольные таким положением, не стали беспокоить грозного даже сейчас Ганнибала, дабы не искушать судьбу, и занялись устройством своих дел по всей Италии. Кого-то они наказывали за измену в трудные времена, кого-то поощряли за верность. Большое внимание было уделено воспитанию галлов в долине Пада, которые в результате войны вышли из-под контроля и постоянными набегами на окрестные города привели в упадок всю эту плодородную область. Почти без борьбы удалось вернуть под власть Рима Луканию. Сенат предпринял меры к возрождению италийского хозяйства и призвал людей возвратиться к обработке земли. Единственное тревожное происшествие случилось в центре самого Рима в круглом храме Весты, где по нерадивости весталки потух священный огонь главного очага государства. Великий понтифик Публий Лициний Красс по мягкости нрава ограничился в отношении провинившейся только наказанием розгами, но еще долго, после того как жрица оправила мантию, приносились жертвы и служилось молебствие, чтобы умилостивить богов.