– Что ты, княгиня! – возразил горячо Лайонак. – Тебе ли говорить о смерти! Ты молода и прекрасна, тебе суждены счастье и радость!.. Тебе надо быть с мужчиной! Одиночество и беспрерывные моления засушат тебя. Известно, что женщина лишь около мужчины сохраняет свежесть тела и веселье души.

– Увы, – зловеще отозвалась Табана, – увы!

Люди вскочили, прервав пиршество, некоторые кинулись к оружию, другие закричали, указывая на море:

– Лодка! Лодка!.. – и стали подкидывать в огонь хворосту, желая рассеять полуночный мрак.

– Тише вы! – властно приказал Лайонак. – Не нужно ни криков, ни лишнего света!

К берегу пристала лодка, еле различимая в темноте. Из лодки выскочил человек. Гребцы остались на местах, держа весла наготове.

– Эй, кто там? – окликнул приезжий, держа в руках меч.

– Опусти меч, Пифодор! – спокойно отозвался Лайонак. – Было время, я не мог узнать тебя, когда ты отрастил бороду. Помнишь, у Таная? А теперь вот и ты не признал меня из-за бороды.

– Это ты, Лайонак?.. И с бородой?.. А это кто?.. Ты, брат Танай? Ого-го! – Человек расхохотался таким беззаботным и заразительным смехом, что все серьезные поминальщики не могли не улыбнуться. Продолжая болтать и смеяться, он приблизился к огню и, разглядев Лайонака, опять разразился своим мальчишеским хохотом.

Сам он выглядел щеголевато. Одет был в скифские шаровары и черный ольвийский плащ. На голове тускло блестел медный шлем. Хорошо выбритый подбородок лоснился, как у богатого человека. Но он не походил на эллина, ибо отпустил длинные вьющиеся усы, как это было принято у борисфенских поселенцев, и в ухе болталась большая золотая серьга.

– Ты, Пифодор, прямо артист! Похож не то на будина, не то на черноризца с того берега Борисфена. И, видно, живешь не плохо!

– Хо-хо-хо! – залился грек счастливым смехом, – я пират!.. А в наше время только и можно жить пирату! Я хозяин сам себе, я имею корабль, сотню смелых ребят, и каждый день мы с Агамаром пьем вино, едим мясо и лучшую рыбу! Вот посмотрите на моих молодцов – половина их таврские парни, стойкие в бою воины! Среди них лучший – Гебр, тот, что побывал в Херсонесе, хотя и не сумел украсть статую богини. Вина тавры не пьют. Один Агамар с моей помощью пристрастился к горячительному питью.

Смеясь и дурачась, Пифодор подвел к костру старого тавра, одетого в греческий плащ. Белые волосы старика охватывала золотая тесьма. Борода была окрашена в огненно-рыжий цвет. Синий нос, покрытый узловатыми наростами, и слезящиеся глаза выдавали в нем старого пьяницу.

– Не смотрите, что он сед и всегда пьян, – продолжал Пифодор, – сила в нем большая! Он – старший над всеми таврами моего корабля. Без него совет таврских старейшин никогда не отпустил бы молодых воинов пиратствовать на эллинском корабле. Вино я даю ему мерой, боюсь – сопьется, умрет, тогда я останусь с одними бродягами… Слышите их разговоры?

Из лодки доносились грубые голоса и смех. Пифодор вздохнул. Вторую половину экипажа «Евпатории» составляли беглые рабы и просто бродяги и разбойники с больших дорог. Это была буйная вольница. Грести веслами она не желала, пила жадно и до дна. Всегда пьяные пираты часто ссорились из-за добычи, устраивали драки и кровопролития за игрой в кости, нередко проявляли строптивость и в отношениях со своим вожаком. Но они были отчаянно смелыми людьми, за что Пифодор прощал им многое.

– Мы трусов не держим на корабле, – рассказывал он. – И если трус обнаружится – мы его выбрасываем за борт! Кто пошел в пираты, тот свою голову жалеть не должен!

Тавры держались на корабле особняком. В кутежах и драках не участвовали. Они слепо шли за Агамаром, и если бы старик приказал, молодые воины не остановились бы перед уничтожением другой, нетаврской, половины экипажа, включая сюда и самого Пифодора. Для них всякий нетавр был нечистым, и убить его считалось делом, угодным богам.

Умело лавируя между двумя половинами своих подчиненных, Пифодор осуществлял абсолютную власть на корабле. Хотя никогда не ложился спать спокойно и не выпускал из рук рукоятку кинжала. Ему не хватало настоящего друга, на которого он мог бы опереться.

– О Лайонак, – болтал он у костра, – спасибо тебе, ты помог мне в прошлом, а теперь я предлагаю тебе свободную жизнь – поедем со мною! Будем братьями, и добычу – пополам!.. И ты, Танай, поедем! Куда тебе деваться?

– Нет, Пифодор, – ответил Лайонак, – я ведь посланец и должен вернуться к тем, кто послал меня. А тебе надо быть осторожным, ибо флот Диофанта весь здесь и вот-вот отправится в Пантикапей. Так говорят верные люди.

– Опоздали, опоздали! – замахал руками пират, – все изменилось, я привез новые вести. А какие – скажу сейчас. Где Табана?

– Вон, стоит у костра и ждет тебя.

Грек свистнул по-разбойничьи. Из лодки выскочило двое молодцов с объемистой ношей.

– Привет тебе, благородная княгиня! – поклонился Пифодор с учтивостью воспитанного человека. – Прими дары мои!

Пираты положили перед княгиней какие-то блестящие вещи, ткани и вина в опечатанных амфорах. Вокруг одобрительно зашумели. На пиратов смотрели с завистью и восхищением. Пифодор и его люди являли собой образец молодечества и смелой предприимчивости, которые всегда увлекали степных витязей.

– Ты храбр и верен, пиратский князь, – сказала твердым голосом Табана. – Борак и Фарзой любуются тобой из царства теней!

Грек как-то особенно хмыкнул, но княгиня продолжала:

– Я хотела видеть тебя, как бывшего слугу Фарзоя. Фарзой и Борак были друзьями, значит, Борак не чужд тебе. Призываю тебя приложить все силы и отомстить за смерть обоих князей! Лайонак уже поклялся мне в этом. Поклянись и ты!

Она подняла вверх руки и опять стала походить на жрицу.

– Готов принести клятву такую! – тряхнул серьгой Пифодор. – Только мстят за мертвых… а Фарзой, мой любезный князь и покровитель, жив!

Табана вздрогнула и сделала шаг назад.

– Кто жив? – глухо переспросила она.

– Фарзой! Но он в неволе, сидит, бедняга, за веслом на «Арголиде» и побрякивает своими кандалами. Имя ему – Сколот. Не мстить надо за него, а помочь ему вырваться на свободу! Вот тогда он за своего друга Борака сам отомстит.

Лайонак подошел и обнял родосца.

– Если ты не лжешь, эллинский проходимец, то достоин быть архонтом у себя на родине!

– Подожди, Лайонак, – нетерпеливо отстранила его белой рукой Табана. – Говори дальше, пират!

– А что еще говорить? Все сказал. Надо подумать, как освободить князя, пока его не увезли в Синопу!

Гребцам послали мяса и вина. Грек уселся около огня и, не переставая болтать, жевал горелую конину и подолгу припадал к чаше.

– Слушай, друг, – обратился к нему более сдержанный, по-крестьянски солидный Танай, – молвил ты – все изменилось. Говори, что же?

Пифодор рассказал, что Диофант получил от Митридата срочное повеление отбыть со всем флотом в Синопу, но не восточным путем, мимо Боспора, а западным, то есть через Ольвию и далее по западному берегу, с заходом во все эллинские колонии-города на малые сроки. А это означает, что Диофант поедет в Пантикапей на одном или двух кораблях, а потом вернется и станет нагонять своих в западном направлении. Для этого он должен плыть на самом быстром корабле, именно на «Арголиде». На «Арголиде» же сидит прикованный у весла Фарзой.

– Вот тут-то и надо устроить ему побег! – заключил родосец, бросая в огонь обглоданную кость и вытирая руки о шаровары.

– Но как это сделать? – оживилась княгиня, дрожа от волнения. – О, если вы поможете ему вырваться из плена, то все боги агарские и сколотские будут благоволить к вам!

– Да? – раскрыл рот суеверный грек. Он всегда побаивался местных богов и при случае старался угождать им. – Я готов сделать все, что в моих силах!

– Ты нападешь в море на «Арголиду»? – спросил серьезный Танай.

– Напасть на «Арголиду»?.. Гм… Это заманчиво, но боюсь, что сил у меня не хватит для такого дела… Нет, я буду следовать за кораблем Диофанта и войду вслед за ним в гавань Пантикапея. Там у меня есть люди, которые помогут мне вызволить Фарзоя.