– Князь Фарзой! – высоким голосом провозгласил пленник. – Прими меня в свою дружину! Если бы я не встретился в степи с князем Мираком, то все равно явился бы к тебе и стал под твое знамя, как только узнал бы, что ты в степях. И многие сделают так же, если узнают, что ты выступил.

Черномазый весело закатился мальчишеским смехом. Алмагир взглянул на него и не удержался от застенчивой улыбки.

– Хорошо, – прозвучал голос Фарзоя, – хорошо! Я верю тебе. Скажи мне все, что знаешь о рати князей Дуланака и Гориопифа, только не повторяй того, что уже сказал Мираку.

– Что спросишь – все скажу!

– Есть ли в войске князей-предателей понтийцы и эллины?

– Нет, князь, в их рати одни сколоты.

– Много ли понтийских войск в Неаполе?

– Сотен пять наберется. Все гоплиты в тяжелом снаряжении.

– А оба князя в степи?

– Оба – Дуланак и Гориопиф.

– Ты в чьей дружине?

– Гориопифа.

– Разве ты из рода вепря?

– Нет, мой род угас. И принят в дружину за смекалку.

– Хватит. После я еще поговорю с тобой. А сейчас забирай его, Пифодор, в свою сотню. Накорми его и дай отдохнуть.

Черномазый вскочил, махнул рукой:

– Пойдем!

Алмагир вышел из княжеского шатра. Все происшедшее казалось ему необыкновенным сном. Но в душе что-то ликовало. Он почувствовал себя увереннее и не столь одиноким. В его глазах стоял бритый человек с роксоланским мечом.

– О, вот это настоящий сколотский князь! Он прокалывает своим взором насквозь! – не удержался он. – Вот этими глазами он и на Диофанта смотрел!

– Наверное, этими, – рассмеялся Пифодор, – если не купил себе новые на базаре.

Воин захохотал в ответ на шутку нового начальника, который все больше привлекал его своей веселостью и непринужденной дружественностью. «Видно, боги заметили меня!» – решил про себя Алмагир и уверенно зашагал вперед.

Уже поздно вечером, когда сумерки быстро окутывали лагерь, Алмагира опять вызвали к князю.

Фарзой прохаживался по шатру при свете двух светильников, беседуя с Танаем.

– А, дружинник Гориопифа! – встретил он пленника. – Теперь расскажи нам все, что знаешь о положении восставших.

– Многого не знаю. Но они потерпели поражение и сейчас бегут. Там настоящих князей осталось немного, лучшие из них Мирак и Андирак. Раз Мирак здесь, значит, там один Андирак, а с ним несколько победнее. У Андирака лошадь пала. Если его догонят, худо будет!.. Правда, там еще есть смелая княгиня Табана, что из Агарии, но она все-таки баба!

– И Табана с ними? – удивился Фарзой, останавливаясь среди шатра. – Как же она попала в мятежное войско?

– Да не врешь ли ты? – не удержался Танай.

– Клянусь Папаем! Готов свою кровь пить!.. Очень ее преследовал Гориопиф, все любви ее домогался. Вот она и решила уехать в Агарию, к своему племени, а оказалась в лагере мятежных князей. Почему – не знаю.

Воевода переглянулся с князем. Танай незаметно пожал плечами.

– Разреши, князь! – сказал Алмагир.

– Говори.

– Думаю я, сейчас самый раз ударить прямо на Неаполь и захватить город! Понтийцы не готовы и будут захвачены врасплох!

– Ну, это не твоего ума дело!.. Сколько воинов у князей-изменников?

– Не меньше как по тысяче всадников.

– Лошади хорошие?

– И лошади хорошие, и оружие неплохое, хотя и похуже, чем у вас.

Фарзой внимательно поглядел в лицо воину и приказал ему выйти.

– Повинуюсь!

Оставшись наедине, Фарзой и Танай опять заговорили.

– Возможно, этот воин и не предатель, – сказал Танай, – но следить за ним нужно. Он смекалист и все примечает.

– Говорлив и уверен в себе… Но вот насчет Табаны – для меня новость! Удивительная женщина, она рискует жизнью и честью, находясь в Скифии в такие изменчивые и неспокойные времена!.. Но она жена моего друга Борака, и я обязан позаботиться об ее безопасности. Мне не хотелось бы, чтобы она попала в руки моего заклятого врага Гориопифа. Он домогался ее любви. Ах, пьяница!

Чуть заметная улыбка мелькнула под стрижеными усами Таная. Но он промолчал.

– Завтра надо сниматься – и в поход!.. А твои люди соберутся?

– Уверен, князь, что по первому зову все будут под твоими знаменами!

– Тогда не теряй времени. Собирай дружину. И – в бой!

Танай задумчиво смотрел на мошкару, кружащуюся вокруг светильников. Мошки падали в огонь и сгорали мгновенно.

– А я думаю, князь, что с отрядом, который ты привел за собою, – вздохнул он, – нам нельзя сейчас начинать драку… Ведь у нас дорогой обоз!.. А людей-то всего около четырех сотен!.. Да и люди-то разные, в битвах не сплочены… Хотя вооружены, и неплохо.

– Что же делать?

– Кликнуть клич по кочевьям и селениям – собирать войско! Тебя в Скифии любят, ты соберешь немалую рать. Вот тогда и надо действовать! Сам видишь, что и Алмагир шел против народа, пока не узнал, что ты появился. Пусть народ степной узнает, что ты прибыл к нему на помощь, пусть окружат тебя войском, как пчелы матку!.. Надо накопить силы!.. А гоняться по степи с обозами да с малым отрядом нельзя!

– Но можем ли мы оставить в беде Андирака с людьми? За ним гонятся. Настигнут – уничтожат!.. Там жена Борака!

Фарзой зашагал по шатру, волнуясь. Он был порывист, опрометчив. Ему казалось, что надо немедля соединиться с войском немирных скифов, вооружить их и дать отпор врагу. Но доводы Таная также были понятны ему. Опытный боец знал дело малой войны и не ошибался.

«Не послушать его будет ошибкой. Но что же тогда делать? Стоять на месте и копить силы или идти на соединение с Андираком?»

Войско двух князей, поставленных Диофантом властителями скифского народа, тащилось по иссохшей степи, изнемогая от зноя и жажды.

Воины обливались потом, лошади перепали. Движение уже не имело той стремительности, как в начале преследования, после удачного налета на отряд Андирака.

Давно остался позади курган, возле которого лежал павший конь мятежного князя. Поймали и хромого солового коня, оставленного Алмагиром. Коня вечером забили и устроили сытный ужин воинам. Однако в бурдюках воды уже не было, а степные речки пересохли. Находили кое-где в сухих руслах лужи грязи, но они отвратительно пахли гнилью и кишели головастиками.

Дуланак, как всегда, внешне спокойный, но крайне озабоченный в душе, покачивался в седле. Он не слушал хвастливых и высокомерных речей Гориопифа, уже стареющего и тучного, но по-прежнему заносчивого и спесивого. Оба князя ненавидели один другого. Дуланак считал себя законным преемником власти Палака и претендовал на роль народного вождя, не считаясь с тем, что скифы проклинали его за жестокость, ненавидели и презирали за низкопоклонство перед понтийцами.

– Продал Дуланак честь и родную землю за власть, за сытую жизнь! – говорили в народе.

Но не это печалило князя. Он ночи не спал, думая, как отделаться от Гориопифа, подавить его родичей, объявить себя сначала старшим из князей, а потом и царем всей Скифии.

Гориопиф не менее неистовствовал в своем безумном стремлении к царскому венцу. Он твердо решил при случае покончить с Дуланаком и основать новую династию скифских царей. Пусть под властью Митридата, вопреки всем чаяниям и желаниям народа. С народом можно справиться при помощи понтийских солдат. Только бы сжить со свету Дуланака!

Сейчас оба князя наперегонки старались выслужиться перед Диофантом. Оба дали слово стратегу, что покончат с бунтарями, для чего собрали немалое войско. Предательски напали на лагерь повстанцев и устроили резню. А теперь преследовали убегающих врагов.

Удаче их нападения способствовало отсутствие среди бунтарей Мирака, отбывшего на Боспор. Андирак же, несмотря на свою взбалмошную храбрость, не обладал талантами полководца, любил пить вино и в эту ночь после сытного ужина и хмельного питья крепко заснул, не выставив караулы. В результате такого недосмотра половина отряда его легла костьми, а сам Андирак и его соратники едва спаслись на быстроногих конях.