Но Атамаз и Лайонак прекрасно понимали, что с несколькими сотнями конницы им не вернуть того, что утрачено. Диофант был еще очень силен, к нему прибывали корабли со свежими войсками. Синды и меоты, аланы и дандарии, а также стройные отряды городских ополчений сходили на берег. Фанагория и Горгиппия, даже Танаис слали Диофанту мощные отряды, рассчитанные не только на отпор вторгнувшейся скифской коннице, но и на возможную встречу с дружинами Фарзоя.

Понтийские военачальники спешили, страшась возобновления большой войны с кочевыми скифами. Митридат прислал повеление – с Фарзоем войны не затевать, в пределы его царства не вторгаться, остатки мятежных войск взять в кольцо и предать мечу, во славу богов. Плененного рабского царька Савмака живым доставить в Синопу.

Одновременно в Неаполь прибыли синопские послы с подарками скифскому царю и предупреждением не выступать против Диофанта, дабы не принуждать этим понтийского царя к ответным мерам. Митридат стремился к умиротворению Скифии, разгадав в ней силу, с которой невыгодно затевать многолетнюю войну.

Скифские всадники, уже обремененные добычей, стали поговаривать о возвращении домой. Каждому хотелось теперь не губительных схваток, а возможности использовать добытое. Лезть на стены Пантикапея, густо увенчанные рядами войск, не хотелось. Страшные в своих конных атаках, скифы были мало способны на длительные осады. Лайонак все это хорошо знал.

Большой отряд конных азиатов вышел из ворот города и напал на скифов возле городка Дии. Получилось так, как это бывало и ранее. Скифы не захотели расставаться с тяжелыми вьюками и решили отступить. Но свежая сарматская конница разгромила их наголову. После такого удачного начала ворота города стали раскрываться чаще, и войска Диофанта вылазками тревожили осаждающих, нанося им немалый урон.

Не ожидая новых поражений, степняки заявили Лайонаку, что они решили отойти в свои степи, чтобы спасти захваченную добычу.

– Вот оставим дома наши вьюки, тогда веди нас снова в набег! – говорили они.

Было очевидно, что надо отступать. Диофант предупредил решение Лайонака и Атамаза. Он выступил всем войском и сразу захватил окрестные селения. Были горячие схватки, но они всегда кончались бегством скифов. Более стойко держались воины из рабов. Их численность росла, многие из крестьян-сатавков примыкали к ним. Отовсюду группами и поодиночке возвращались участники восстания, разбитые Диофантом. Появились даже разговоры о возобновлении большой войны и воссоздании царства рабов.

– Надо поднять сатавков! – предлагали Атамазу.

Был собран большой сход всех повстанцев, что оказались налицо. Атамаз спросил их:

– Ну, молодцы, герои, скажите: уйдем ли отсюда в степи и там будем ковать топоры для новой войны или будем драться до конца?.. Диофант опять неволит и казнит братьев наших!.. Сатавков подымем!..

Все молчали. Рабы кипели ненавистью к врагам свободы, но нуждались в длительной передышке. Редко кто не получил ранения или тяжелого ушиба.

– Не пойдут сатавки за нами, – отозвался пожилой воин, – Савмака ведь нет! Одних нас мало. А к Диофанту день и ночь прибывают свежие рати!

Большинство высказалось за отступление. Измученные рабы мечтали о покое и готовы были немедленно отойти в сторону диких степей, имея единственным желанием найти хотя бы недолгую волю среди ковыльных просторов.

Скифы, довольные удачным набегом, уже потянулись восвояси. Об убитых не скорбели, радовались большой добыче. Ехали с песнями и славили своего вожака – Лайонака.

– Удачливый ты, князь, – говорили они ему, – с тобой можно ходить в походы! Будешь опять собирать дружину – не забудь нас.

Атамаз, уводя из-под Пантикапея свой конный отряд, не стеснялся брать для воинов все, что нужно было. Хлеб у крестьян выгребали и грузили на возы или брали в переметные сумы. Не всегда такие фуражировки проходили гладко. Крестьяне встречали насильников проклятиями, а то и дубьем.

– Эх, вы! – укорял их Атамаз. – Мы воевали за вашу волю и землю! А вы, вместо того чтобы помочь нам, куска жалеете! Бери, ребята, что надо, не задерживайся!

Крестьяне, напуганные ужасами войны, уже не верили в возможность освобождения и готовы были покориться бывшим хозяевам, желая лишь одного – покоя и сохранения в целости своих хижин. Хлебные запасы, что оказались накопленными за время рабского царствования, зарывали в землю.

– Удивительный народ! – жаловался Атамаз Лайонаку. – Посмотри на них! Они готовы и нас объявить врагами за тот мешок проса, что мы взяли у них. А придут понтийцы, – не только просо возьмут, но и голову снимут! Рабы!.. А если бы сейчас все поднялись дружно, то опрокинули бы Диофанта и заняли Пантикапей!

Однако находились среди крестьян и такие, что бросали все и уходили вслед за рабами-повстанцами в скифские степи. Запрягали лошадей в арбы, грузили хлеб и пожитки, сажали на возы жен и ребятишек. А сами натачивали косы и примыкали к войску.

– Правильно делаете, – одобрял Атамаз, – лучше в степь, чем в ярмо к Митридату!.. Мы еще вернемся сюда! Опять будем жить весело и вольно, как при Савмаке!

– Савмак убит, – печально вздыхали сатавки.

– Есть кому заменить Савмака! – гремел Атамаз. – В степи Фарзой, а он тоже был рабом!

Следом шли рати Диофанта, но особо не тревожили отступающих. Начались дожди, дороги стали уныло-грязными. Война на Боспоре закончилась.

Диофант приказал строго-настрого не нарушать границ Скифии, дабы не давать повода к возобновлению военных действий со стороны Фарзоя. Несмотря на пополнение, понтийские войска так поредели, что ни о каких новых походах не могло быть и речи.

Оставалось теперь с помощью херсонесцев, фанагорийцев и сарматов наводить порядки на боспорских землях. Начались кровавые расправы с теми, кто помогал мятежникам. Но крестьяне-сатавки встретили карателей вилами и косами и дрались ожесточенно, защищая свои очаги. Более того, нашлись вожаки, которые не ушли в степи вслед за отступающими рабами-повстанцами. Они стали собирать отважных в отряды, призывали народ продолжить войну за свободу. Бывшие воины Савмака и преследуемые крестьяне-бунтари стали стекаться к приморской крепости Тилуру, в прошлом святилищу скифов, пытаясь сделать ее своей опорой. Первые атаки понтийцев были ими отбиты. Прошел слух, что Лайонак и Атамаз вернулись, находятся в крепости и ждут подкрепления от степняков, чтобы двинуться на Пантикапей.

Диофант убедился, что народ не побежден и восстание готово вспыхнуть с новой силой. Стал спешно перебрасывать свои лучшие отряды к мятежной крепости, обещая воинам все сокровища, которые якобы спрятаны там по приказанию царя Савмака. После трехдневного штурма крепость Тилур, последний оплот повстанцев, пала.

Полководец повелел прекратить преследования деревенского населения, ограничиться казнями пленных рабов. А таких набиралось немало.

Трудно описать, что творилось вокруг Пантикапея. Пленников жгли, пытали, вешали на придорожных деревьях.

Умирая, рабы кричали, что они не последние, кому дорога свобода.

– Мы умрем – другие живут! Они отомстят за нас!

В каменной темнице сидел одинокий узник – бывший царь рабского государства Савмак.

Диофант умело распространил слух о его смерти и так спрятал важного пленника, что и тот ничего не мог узнать о событиях после падения крепости на Железном холме. Савмак терзался не ожиданием неизбежных пыток и мучительной смерти, а мыслью о том, что горстка храбрецов с Атамазом, по-видимому, погибла под ударами вражеских мечей. Все рухнуло!.. Свобода, любовь и царская власть!..

Он вспоминал последние слова Гликерии и, рыдая, бился головой о холодные стены своего узилища. Картины битв вставали перед его глазами. Ему хотелось еще раз кинуться в сечу, рубиться до изнеможения и погибнуть в бою. Он так и сделал бы!.. Но рядом с ним была она… Он защищал ее…

За стенами поют и хохочут пьяные воины Диофанта. Сейчас всюду идут гулянки. Заклятые враги народной воли празднуют победу. А потом потащат и его на колесо… О, хватило бы сил все выдержать!