– Великий царевич! – вскричал незнакомец, широко раскрывая рот, обросший клочковатой бородой и колючими усами. – Твой отец, царь Митридат, послал меня к тебе вот с этой скиталой! Твои помощники не допустили меня к тебе. Но я пробрался на корабль и спрятался до твоего прихода. И сейчас вручаю тебе послание твоего родителя-государя!

Всунув в руки опешившего Махара черную шкатулку с золотым гербом, странный посланец отскочил в сторону, заметив, что Фрасибул поднялся на ноги и намеревается сразить его мечом. Только теперь перс узнал ночного бродягу, которого безуспешно пытался схватить.

– Это ты, проклятый обманщик! – взревел он в ярости. – Не верь ему, царевич, это Асандр подослал его убить тебя! Эй, люди, хватайте его!

Фрасибул размахивал мечом, но в решительную схватку не вступал, зная, что Евлупор силен и мастер драться даже без оружия.

Но бородатый посланец, сумевший передать Махару скиталу, сразу почувствовал себя легко и свободно, на душе его стало ясно, как никогда. Не обращая внимания на Фрасибула и воинов, он разбежался, сделал прыжок, который оказал бы честь даже горному барсу, и перемахнул через борт. Он исчез в белоснежной пене, потом его голова зачернела среди волн. Легкими взмахами рук он отдалялся от корабля, направляясь к берегу.

– Стреляйте в него! – приказал Фрасибул, пылая яростью. – Эй, лучники, чего оторопели? Сразите его в воде!

Махар разглядел скиталу, потом обратил взор на море, где боролся со стихией бесстрашный гонец, который, видимо, хочет явиться к своему повелителю и доложить о свершенном. Повелитель этот – Митридат!

– Нет, нет! – возразил он, подстегнутый внезапной мыслью. – Не убивайте его! Скитала эта верная, и убивать посланца нельзя! Жизнь его неприкосновенна, пусть плывет!

Лучники опустили луки, ослабили тетивы и вложили стрелы обратно в колчаны.

Все смотрели, как смело плывет человек, и качали головами одобрительно.

– Отважен муж! – пронеслось по кораблям. – Не боится пучины! Такого жаль было бы убить! Да и Посейдон не простил бы нам, сейчас пловец под его покровительством!

Те, кто утверждал, будто Митридат утомлен и намерен отдыхать в Фанагории, пока его войска переправляются через пролив, просто не знали характера неугомонного царя. Он вступил в Фанагорию совсем не для того, чтобы за ее стенами найти покой после трудного похода. Здесь он задержался всего на одну ночь, которая целиком ушла на подготовку кораблей для переправы.

Царь бегло осмотрел город, который ранее представлялся ему захолустной эллинской колонией, бог знает когда основанной теосцем Фанагором среди топей и болот, затерявшейся в непролазных зарослях камыша. Он не ошибся, болот и камышей здесь было немало. И сам облик города сохранил отпечаток седой старины. Но был удивлен многолюдством и величиной Фанагории, обстроенной храмами и двухэтажными домами, имеющей большой торгово-ремесленный пригород.

Здесь были святилища всех богов, среди которых особо выделялся храм Афродиты Апатуры-Обманчивой, покровительницы Фанагории. Митридат принес жертву этой лукавой богине, осмотрел ее изваяние. Афродита сидела на троне со скипетром в одной руке и шаром – в другой. Рядом с нею стоял мраморный Эрос, шаловливый бог любовных встреч. Жрецы Апатуры выглядели важными и откормленными, благо на них гнули спины за городом сотни обездоленных тружеников – пелатов, которые мало чем отличались от рабов. Пелаты трудились на полях храма, жили в землянках, получая за свой труд всего лишь шестую часть урожая, почему их звали также «шестидольщиками».

Митридат заглянул в деревянный акрополь, построенный очень давно, его башни покосились и явно требовали замены. Проехал на коне вдоль городских стен, снизу сложенных из обомшелых камней, а выше рубленых из почерневших сосновых бревен. Заметил про себя, что такие укрепления боятся огня. Обратил внимание на множество ворон, круживших над стенами с протяжным карканьем. «Трусливые и лукавые птицы, под стать фанагорийцам!» – подумал царь, который с первой встречи убедился в двоедушии этих людей, прославившихся своими хитростями.

Посетив морской порт Фанагории, а затем речной, с их оживлением и сотнями грузовых судов, Митридат уяснил себе, что не камышовые заросли и не болота привлекли сюда греческих поселенцев, а сказочно богатая торговля как с заморьем, так и с племенами, живущими вверх по реке Гипанис. Недаром Фанагория считалась столицей азиатской части Боспорского царства и всегда соперничала с Пантикапеем.

В ответ на царские речи фанагорийские полуварвары, считающие себя чистокровными эллинами, кланялись низко. При этом усердно били комаров у себя на щеках и затылках – занятие общепринятое в этой местности, изобилующей летающим гнусом.

Увидев, что и Митридат так же начинает шлепать себя по шее, отгоняя назойливых летунов, они принесли жаровню с сухим коровьим пометом, зажгли его, устроив дымокур, от которого царь закашлялся.

Фанагорийские ораторы выступали с туманными речами, в которых восхваляли понтийского царя и сыпали заверениями в своей вечной преданности ему.

Но Митридат доверял лишь стратегу города Кастору, которого подкупил ранее через тайных людей и который подготовил город к мирной сдаче.

Царь не сомневался в том, что и Кастор имеет фанагорийскую душу, изменчивую и коварную. Но стратег обуреваем жадностью к золоту и честолюбивым стремлением стать первым в городе. Ради утоления этих страстей он готов был служить понтийскому повелителю, пока тот в силе и возвеличен богом. Этот благообразный и статный муж с русой бородою хотел получить из рук Митридата власть и золото, то есть те блага, в которых ему отказали вчерашние покровители города – римляне.

Кастора поддерживали богатые фанагорийцы, которые готовы были любой ценой сохранить целостность города и собственное достояние. Вчера они искали поддержки у всесильного Рима, сегодня склонились перед Митридатом, понимая, что он раздавит их, если они его плохо примут. И старались заверить грозного царя в своей готовности быть его вечными подданными. А дальше, думали они, будет видно! Кто победит, тот и хозяин, тому и почет и низкие поклоны! Сегодня же надо помочь неспокойному гостю переправиться в Тавриду вместе с его прожорливыми ратями, которые в одну ночь съели почти все хлебные запасы города.

Были в Фанагории и явные филоромеи, такие, как трапезит Архидам, разбогатевший благодаря связям с Сервилием, пиратствующим на море. Этому вообще нельзя было встречаться с Митридатом из опасности угодить на кол.

Архидам и еще сотня горожан, открыто служивших Риму, снарядили несколько речных судов. Погрузили на них свои накопления и пожитки и вместе с семьями бежали по реке Гипанису в глубь страны, надеясь найти убежище у тамошних племен.

Кастор, предполагая, что Митридат задержится в Фанагории, готовил для него развлечение – охоту на диких кабанов в камышовых зарослях. Удовольствие острое, достойное мужчины, так как клыкастые секачи яростно бросаются на охотника, если тот преграждает им путь. Чтобы подкрасться к стаду, нужно бесшумно брести по горло в мутной воде, а потом бить зверя копьем под переднюю лопатку.

Но Митридат отказался от кабаньего полевания. Еще не алела утренняя заря, а войско уже начало посадку на корабли. Загремели цепи якорей, извлекаемых из воды. Митридат, исполненный боевого задора, пытался разглядеть во тьме огни Пантикапея, куда он так стремился и где предполагал начать, не теряя времени, усиленную подготовку к новой схватке с Римом. Он проявлял нетерпение и торопил стратегов и навархов с отплытием. «Вперед, вперед! – стучало его неутомимое сердце. – Скорее в столицу северных эллинов, богатую, многолюдную!.. Там все начнется сызнова!.. Вперед, к грядущей победе!»

Рассвет застал корабли среди пролива. Первые лучи солнца осветили берег Тавриды, окрасили его в пурпурные тона вперемежку с искрометным золотом. Стройные стены и башни пантикапейских укреплений, корона акрополя на высоком холме и белые ярусы домов, сбегающие к морю, загорелись красками небывалой красоты. Воеводы и ратники взирали на дивный город в изумлении. Он казался им ожившей сказкой, чем-то наподобие дворца великанов, построенного из золота и драгоценных камней-самоцветов.