Пользуясь временем, пока Асандр посещал дворец, Гиерон успел сбегать на знакомую улочку в надежде встретиться с подружкой и вручить ей заморский подарок – коралловое ожерелье, его единственную военную добычу. Он ожидал, что в ответ на его условный свист и стук, как всегда, выйдет верная Дидона и скажет с сонной усмешкой, что госпожа дома и готова его принять. Но был неприятно поражен, когда из калитки высунулась угрюмая физиономия плечистого раба-кавказца, который сдерживал за ошейник лохматую овчарку, готовую броситься на незнакомого гостя.

– Я хочу видеть почтенную хозяйку дома Евпорию, – с некоторой робостью заявил Гиерон.

– Нет здесь никакой Евпории! – грубо ответил привратник, ломая греческую речь. – Уходи, пока я не спустил собаку! Ищи свою потаскуху в другом месте!

Озадаченный Гиерон поспешил отойти прочь, оглядываясь на оскаленную песью морду и мысленно проклиная чересчур ретивого слугу. «Что-то случилось!» – решил он, но никак не мог представить, что именно.

Сейчас он испытывал тревогу за судьбу Евпории, мучаясь догадками о ее местопребывании.

Они миновали ров с рабами, направившись через пустырь к следующему участку, где также производились работы по возведению зимнего лагеря для размещения войск. Лагерь должен был находиться в кольце земляных укреплений, рва и частокола из сосновых бревен. Здесь кирки стучали громче, каменистый грунт плохо поддавался усилиям тысяч рук.

– Эй, Флегонт, это ты? – вдруг вскричал Асандр, сдерживая лошадь.

Один из землекопов поднял голову. Он был одет в рваную экзомиду и мало чем отличался от черных рабов.

– Я самый!

– Выходи сюда!

Тот немедля бросил кирку и, обтирая рукой со лба грязный пот, выбрался из ямы.

– Как ты попал сюда, доброй волей или насильно?

– Кто пойдет в это пекло по доброй воле! Вот она, воля, посмотри! – Он повернулся спиной и показал кровоточащие рубцы.

– Выходит, тебя поработили?

– Нет!.. Сказали: работы кончатся – отпустим! А кому ведомо, когда они закончатся?

Асандр повернулся к Неоптолему, тот пожал плечами, усмехнулся.

– Возьми его! Только тебе придется кормить его, он гол как сокол!

Постепенно были отобраны те, кого искал Асандр. Несколько десятков евпатористов и «ледовых братьев», опустившихся до уровня рыночных бродяг и насильно завербованных на работы. Получилась изрядная толпа грязных и оборванных людей.

– Видно, очень богатым стал ты, Асандр, если берешь всю голытьбу. То их кормил наместник, а теперь это твоя забота. Пьяницы и бездельники, толку от них чуть!

– По воле наместника они станут воинами и отправятся в поход за пролив, – ответил Асандр, вспоминая разговор с Махаром. – Там дело назрело!

– Ой ли! – с насмешкой сказал Неоптолем. – А я знаю другое – поход на Фанагорию отложен до лучших времен! Такова воля Митридата, изложенная в его письме! В том, которое ты привез из-за моря!

Асандр невольно посмотрел на Панталеона, тот недоуменно пожал плечами. Панталеон особенно ратовал за освобождение друзей от земляной каторги и включение их в войско. Тем более что воины были нужны, и Махар дал милостивое согласие на восстановление отряда с целью отправки его на штурм Фанагории. Но то было до прочтения царевичем отцовского послания. Теперь обстановка менялась и это озадачило Асандра.

Освобожденные спросили, куда они должны идти. Асандр достал из кошелька несколько серебряных монет и дал Флегонту с наказом купить для всех хлеба и луку.

– Идите в город, к моему дому! – приказал он.

Всадники обогнули бугор и оказались около каменоломни, имеющей вид глубокого грота, откуда валили клубы пыли и доносились удары кайл. Кандальные рабы, звеня цепями, выламывали и дробили серые глыбы. Им помогало до полусотни женщин, одетых в тряпье, одинаково серое от пыли и грязи. Они наполняли камнями плетенки из лозы и волоком тащили их в низину.

– Пантикапейские «бродячие козочки», – сказал кто-то со смехом. – Преславный царевич и их заставил строить лагеря!

Женщины закрывали головы и лица платками, стараясь сохранить волосы от выгорания, а лица – от загара.

Гиерон с любопытством рассматривал еле прикрытые плотные бедра и округлые руки женщин, испытывая сожаление, что их поставили на такую тяжелую и грязную работу.

И тут среди незнакомых фигур заметил одну, которая выглядела стройнее других. Женщина обматывала тряпками ладони, чтобы не натереть их о шероховатый камень.

– Кто это?.. Боги, не сплю ли я? – воскликнул он, натягивая поводья и отделяясь от других всадников.

Он подъехал ближе, боясь ошибиться. Но сомнения рассеялись. Это она, – но какая! Полураздетая, запыленная, немытая! Кто надел на нее эти старые кожаные скифские шаровары и постолы с мужской ноги?.. А руки, ее белые руки были обветрены, опалены солнцем, покрыты ссадинами!

– Евпория, это ты? – дрогнувшим голосом окликнул он.

– А кто же еще! – ответила женщина неприветливо, откидывая рукой волосы, упавшие на лоб.

– Как ты попала сюда?

Она поглядела на него отчужденно и неприязненно, как на человека, задающего праздные вопросы. Ответила язвительно, с горечью:

– Благодаря твоему подарку – накидке, которая принадлежала Миксту, рабу Парфенокла!

– Как так?

– Очень просто. Микст бежал, а хозяин мой Клитарх появился в его накидке. Подумали, что он помогал рабу бежать, а накидку взял в уплату за это!

– Ай-ай!.. Ну, что же дальше?

– Дальше? Жабу-Клитарха схватили и бросили в темницу. Хотели казнить, но пощадили. Лишили гражданства на время.

– Жаль, что не навсегда! Но при чем ты?

– А при том! Когда заимодавцы узнали, что Клитарх схвачен, то кинулись делить его добро! За долги! Мой домик разграбили, служанку Дидону увели, а меня заставили таскать камни. Теперь я черная рабыня!.. Тьфу!

Она отвернулась от нарядного и сытого Гиерона и сплюнула в сердцах. Ей было невыносимо чувствовать на себе его взгляд, ее мучили стыд за свою внешность и обида на безжалостную судьбу, которая низвергла ее в бездну беспросветного горя. Что ему надо, этому противному, самодовольному слуге, преуспевающему около хозяина? Не он ли повинен в том, что она оказалась в каменоломне?.. Не его ли подарки приносят несчастье?.. Краска залила ее лицо. Гиерон заметил, что она выглядит не хуже, чем раньше. Видимо, тяжелый труд, недоедание и скотские условия жизни еще не успели сломить ее сильной натуры.

Неясные мысли замелькали в голове сметливого слуги. Неожиданно он рассмеялся.

– Ты что, насмехаешься? – досадливо огрызнулась женщина, оправляя свой неприглядный наряд. – Блюдолиз хозяйский! Что тебе до черной рабыни!..

Но Гиерон не слушал ее. Следуя внезапному решению, он хлестнул коня и поскакал вперед. Поравнявшись с хозяином, зашептал ему торопливо:

– Господин, утром ты говорил, что царевичу надоели «козочки» из храма Афродиты Пандемос?..

– Ну, говорил, а ты подслушал?.. Чего тебе?

– А вот вернись назад, посмотри, как воспитанную и прекрасную Евпорию заставили таскать тяжелые камни!.. А она за свою красоту и здоровье заслужила лучшей участи! Если ее вымыть в бане и нарядить в заморское платье, она сойдет за наложницу самого Митридата!

Гиерон хитро сощурился, глядя в глаза Асандру.

– Ну, и что тогда? – спросил тот.

– Ты угодишь царевичу, и благо тебе будет за это!

– Гм…

Оба отстали от кавалькады и опять оказались у каменоломни. Асандр посмотрел на рабыню в кожаных рваных штанах и хотел обругать слугу за неудачную шутку. Но женщина выпрямилась и посмотрела на них ясными глазами. Асандр невольно остановил взор на свежем, красивом лице и пушистых волосах, оттеняющих молочную шею.

– Погляди на ее стан, – подсказал Гиерон. – Пряма, как кипарис!

– Кто она? Откуда?

– Рабыня пьяницы Клитарха, прозванного Жабой! Он берег ее как зеницу ока!.. Хотел продать за большие деньги и поправить свои дела!.. Но когда он был схвачен за связи с беглыми рабами, она попала в каменоломню, вместо того, чтобы украшать собою дом богатого хозяина! Это все равно, как если бы взять драгоценный камень и заткнуть им дырку в полу дома!