– Что ты угостил меня вином, благо тебе. А в соглядатаи я не гожусь, не такой я человек! Не люблю подслушивать и подсматривать. Вот голову кому-нибудь оторвать при случае – это по мне!.. Скажи, кто тебя хочет обидеть, – заступлюсь! А в соглядатаи – нет! Поищи другого!

– Хозяин тебя палками наказывает, а ты его покрываешь?.. Хочешь верность соблюсти или выслужиться?.. Так скажу тебе – у Парфенокла не выслужишься!

– Знаю и ничего не жду! Хозяин – всегда обидчик. Думаю, твой тоже не милует тебя, если провинишься?

– Верно. Но мой хозяин лучше!.. Хотя бывает… того…

Гиерон почесал рукой пониже спины. Евлупор расхохотался басом.

– Вот видишь, тебя хозяин тоже палками потчует, а ты для него стараешься! Я же для Парфенокла стараться не буду, но и тайного вреда ему делать не хочу!

Гиерон угадал в этих словах то самоуважение и несколько наивную добропорядочность, которые нередко встречались у невольников из числа плененных на войне воинов, сохранивших воспоминания о своем племени и его обычаях. Они способны на побег и пролитие крови, но не хотят ронять своего достоинства участием в делах, унижающих их понятие о чести. Таков был и Евлупор, – раб-воин, он сумел сохранить в невольничестве чистую душу.

Соглядатай из Евлупора не получился так же, как и надсмотрщик. Но с Гиероном он стал встречаться, дружить. Это не осталось тайной для Парфенокла, который рассвирепел, узнав, что неисправимый раб связался с подручными его врага Асандра. Евлупора опять наказали ясеневыми палками. Предполагалось отправить его в деревню, на полевые работы, с цепью на шее. Но супруга хозяина, прекрасная Сафо, проявила неожиданную мягкость, вступилась за раба. Благодаря ее заступничеству, он был оставлен при дворе как уборщик мусора, носильщик тяжестей и водонос.

Как уже известно, милость хозяйки впрок не пошла. Попавшись на месте преступления, Сафо свалила вину на раба, чем обрекла его на суд и расправу жестокого Парфенокла.

Гиерону было ясно, что Евлупору другого выхода нет – только бежать! Но, сообразив, что и он сам вдруг оказался в компании беглецов, уже перешедших роковой рубеж, ощутил беспокойство. Правда, он тоже собирался сегодня ступить на тернистый путь беглого и стать пиратом, но одно дело – собираться, другое дело – стать!.. Не слишком ли поспешно получается? Подумав однако об Асандре, уже схваченном властями за дерзость, он вздохнул и решительно тряхнул волосами. Эх, будь что будет!

Откуда-то вынырнула юркая фигурка мальчишки-подростка, который дернул Гиерона за рукав и шепнул условленное слово: «Свобода». Он и провел всех троих в конец рынка, где чернели ряды заколоченных досками пустующих лавок, хозяева которых разорились и прикрыли торговлю. Гиерон огляделся. Они стояли перед полуразрушенным строением с провалившейся крышей. Кругом рос черный бурьян, метелки его в свете факелов и пылающих бочек казались золотыми. По трухлявым стенам волнами пробегали кровавые отсветы огней.

– Это здесь, – сказал проводник шепотом.

Необычайное одушевление блестело в глазах рабов-заговорщиков, собравшихся в пустой лавке на краю рынка. Они знали, насколько опасно находиться здесь, но смело шли на риск, полагая, что никому в голову не придет искать их в гуще городской суеты да еще в часы праздничного гулянья. В трех шагах отсюда проходили пьяные ватаги, явственно доносились смех и голоса. Однако глаза и уши тайного собрания были направлены к тому, кто сидел на бочке с кружкой в руке, еле освещенный плошкой, дающей больше нефтяной копоти, чем света.

Человек одет как деревенский житель, прибывший в город по делам, – просто и серо. Но лицо его покрыто шрамами и словно застыло в жестокой и насмешливой гримасе. Замечательными были его глаза – настороженные и внимательные. В них угадывалось не то злое веселье, не то издевка и жестокость. Каждому думалось, что муж этот видел много крови и часто смотрел в глаза смерти, как смотрят в лицо возлюбленной. Это подкупало слушателей. Они чуяли в этом человеке бесшабашную смелость и дерзкий вызов тому миру, который сами ненавидели, – миру хозяев! Такой может стать вожаком беглых, вывести их на широкую ниву, политую кровью, и научить собирать жатву, посеянную другими, теми же хозяевами!

– Наш корабль разбило у скал в ту бурю, которая пронеслась над морем и достигла Боспора, – говорил он с нарочитой откровенностью, словно подчеркивая, что ничего не скрывает и хочет показать жизнь морских удальцов без прикрас. – А почему? Потому, что наш капитан был пьян и некому было удержать остальных, все перепились! А вина были какие!.. Таких не пьют даже ваши хозяева! Эти вина предназначались для Тиграна, царя Армении, а мы захватили их!.. Хо-хо-хо!

Все зашумели одобрительно и изумленно. Подумать только – царские вина!

– Да, друзья мои, – продолжал пират, наливая себе из амфоры полную кружку и прихлебывая из нее с большим удовольствием, хотя вино это было и не царское, а похищенное одним из рабов у своего хозяина-торговца. – Да, друзья мои, пират не пьет плохих вин, он выливает их в море!

Все ахнули, многие с наслаждением:

– Зачем же выливать-то?

– А затем, что пират богат удачей. Он плавает над бездной моря, он сражается со всеми, он живет сегодняшними радостями, не думая о будущем! Зато живет хорошо! Так хорошо, как вам и не снилось! Но не хочу морочить вам голову – доля пирата – не всегда веселье и царское вино! Только тот, кто не боится смерти, может пойти в пираты! Возможно, он погибнет в первой схватке, или утонет в пучине моря. Но пока жив – он свободен, наедается до отвала, напивается вдрызг и спит, сколько хочет! Он всегда пьян или спит, пока капитан и вожак не кликнут его на палубу. Тут не медли, чтобы не получить кличку труса! Хватай меч и беги наверх! Зато после боя получи во всем свою долю – и в золоте, и даже в женской ласке!

– Да ну?.. Откуда же у вас женщины?

– Как вы молоды и серы! Хе-хе!.. Так ведь на кораблях везут красивых рабынь, едут куда-то свободные люди с женами и дочерьми! Все они, попав нам в руки, становятся нашими возлюбленными!

– Куда же вы их деваете? С собою возите?

– Это смотря по обстоятельствам, – уклончиво ответил пират, хлебнув вина. – Когда будете пиратами, узнаете!.. Впрочем, скажу вам, есть и у нас свои города, где живут только пираты, – например, Киликия!.. Там они имеют жен и детей! Вот разбогатеешь, не получишь стрелы в грудь – сойдешь с корабля и поселишься в таком городе! Заведешь семью – и никаких над тобою хозяев и властей!.. Хорошо! Я сам родом из Киликии…

Евлупор слушал с жадностью, глаза его загорелись.

– Да, – продолжал киликиец, – неплохо быть свободным, а пират волен, как птица!

– Неужели вы никому так и не подчиняетесь? – не удержался горячий Евлупор.

– Ну, не то что не подчиняемся, есть у нас выборные вожаки, а на кораблях капитаны! Но вот хозяев у нас нет, – это главное!

– А если пират провинится в чем-нибудь?

– В чем он может провиниться? Провинность у нас одна – отказ от участия в битве, трусость! Одно и наказание – дубиной по голове и в воду, рыбам на корм!

– Ага!.. Значит, и у вас есть власть и наказания!

– А как же! Среди пиратов должно быть единение. Пираты – братья, даже больше, чем братья, – они срослись сердцами. И кто попытается оторваться от нашего братства, тот изменник и ему одно наказание – смерть!

– Ты слышишь? – обратился Евлупор к Гиерону. Тот посмотрел на него задумчиво и без большого восторга.

– Слышу, – ответил он с усилием. – Ясно, что пираты, подобно воинам, подчинены начальнику! И так же знают, что за непослушание и неисправность будут наказаны, даже казнены! Какая же это свобода?

– Но пират свободен, он не раб, он не продается на рынке и не спит в навозе, как я!.. Его не бьют палками!

– Зато – дубиной по голове и в воду, к рыбам!

– Это же трусов и изменников!.. Кто храбр и верен, тот сыт, пьян и берет добычу!

– И получает стрелу в бок или копье в сердце во время схватки!