– А, пират, добытчик! – встретила Гиерона хозяйка дома с досадой в голосе. – Так это ты и есть тот «приличный гость», который ждал в дверях?.. О боги, не миновать мне опять хозяйской палки! Ну, говори, как твой хозяин прославился на весь город и вошел в милость к Махару! Говорят, он отправляется в плавание?

– Мы вместе отправляемся, Евпория!

Женщина не удержалась от смеха, одновременно хватаясь руками за избитые плечи.

– Ха-ха-ха!.. Ты уже не пират, а царский моряк? Поразительно! Ты неплохой парень, весельчак, но я не верю тебе больше – ты лгун и трус!

– Я трус? – возмутился Гиерон. – Нет, Евпория, я не трус, просто у меня в голове есть немножко мозгу!.. Что толку в опрометчивости и глупой отваге? Да, я отказался от пиратства, так как мой господин пошел в гору!.. Я опять сыт и каждый день пью вино!.. Что еще надо?.. А сейчас я взойду на корабль не по своему желанию, а по приказу хозяина. И буду не матросом и не пиратом, а личным телохранителем господина! Мне все будут кланяться, как приближенному наварха!.. За что же ты обзываешь меня лгуном и трусом?.. Не ожидал я этого от тебя! А я пришел сказать, что все добытое в плавании принесу тебе! Вот ты назвала меня трусом. Да не я ли сидел в яме у Парфенокла и смеялся в глаза палачам, когда они потащили меня на дыбу и начали крутить зубчатое колесо? Жаль, ты не могла видеть меня в тот страшный час!

– Да? – Евпория широко открыла глаза, невольно содрогнувшись. – Ты был в руках палачей и не испугался?

– Ты еще будешь сомневаться в этом!

– Как же ты остался цел и жив?.. Парфенокл помиловал тебя?

– Ого! Парфенокл содрал бы с меня кожу! Он не простил мне песенку, которую я сочинил о нем и о Миксте! В ней я использовал твои ругательства… Ты мастерица ругаться!

– Мои ругательства?.. А я-то при чем?

– А при том, что ты мастерски ругаешь своего Жабу-Клитарха! За глаза, конечно!.. Мне такого не придумать. И я твои словечки, словно стрелы, измазанные навозом, пустил как бы в Микста, а на самом деле в Парфенокла. Это все поняли. Свиная утроба, кошачий кал!.. Как думаешь, трусливый посмел бы так ругать архонта?

– Это верно, – притихшим голосом ответила Евпория. Она уже не смеялась над своим гостем, а смотрела на него с любопытством и уважением. «Нет, – думала она, – этот Гиерон совсем не такой уж нарцисс и сделан не из сырой глины!.. Действительно, песенку пели всюду, к великой досаде Парфенокла. Кто же осмелился сочинить такое?.. Все он же, Гиерон!»

– Как же ты был спасен? – переспросила Евпория, потирая ладонями ушибленные места.

– А так, что у хозяина оказались два заложника, лучшие воины Парфенокла. О, Асандр знал, что я стою не меньше двух воинов! И произошел обмен – Парфенокл получил своих воинов, а я остался жив и готовлю новые насмешки против Ахаменов!

– Ой, как страшно!.. Не сносить тебе головы, друг мой!

– Вот теперь ты сама убедилась, что я играю опасностью как мячом!.. Может ли такое делать трус?

– Нет, нет, мой дорогой Гиерон! Ты не трус, ты герой и мой единственный настоящий друг!.. Иди ко мне, забудем о неприятностях, только не будь груб, ведь я вся избита!

Уходя от Евпории, Гиерон сказал:

– Чтобы твой хозяин не очень гневался, скажи, что гость оставил вот это!

И развернул узорчатую накидку, уже знакомую Евпории. Та ахнула, огонек суеверного испуга вспыхнул в ее глазах.

– Опять та же накидка!.. Она один раз выручила меня. Но кто подсунул тебе ее вновь, как это получилось?

– Клитарх продал, а хозяин купил и отдал мне, вот и все!

– Нет, не все, Гиерон, в этом есть какое-то предзнаменование, но какое?

– А такое, что я вернусь из плавания и приду к тебе с подарками!

– Да хранят тебя боги, друг мой!

Евпория осталась одна и погрузилась в глубокое раздумье, разглядывая накидку.

«Что бы это могло означать?»

Караван боспорских кораблей вез Митридату хлеб, соленое мясо, вяленую рыбу и возбуждающий скифский корень.

Конечным местом плавания должна была стать Синопа – столица Понтийского царства.

Это было весною семьдесят четвертого года до нашей эры, то есть перед самым началом третьей войны Митридата против Рима.

Благополучно избегнув встречи с рыскающими судами пиратов, флотилия не могла миновать борьбы со свирепыми бурями, когда моряки становятся игрушкой страшных волн. Но распорядительность Асандра и опытность Панталеона счастливо сочетались с добросовестностью набранных матросов. Ни один корабль не пострадал. Караван был близок к цели своего назначения.

Слева в дымке показывался и исчезал каменистый берег Анатолии. Южное солнце осыпало бирюзовые волны сверкающими бликами лучей. Было видно, как лопасти длинных весел погружаются в прозрачную воду, захватывая белые кружева пены, и вновь вскидываются в такт насвистыванию флейтиста, сидящего на носу корабля.

– Скоро мы увидим мыс, вдающийся в море, – говорил бывалый Панталеон, прикрывая глаза ладонью, – на этом мысе и стоит Синопа, прекрасный город!

– Погляди, что это? – протянул руку Асандр.

Словно красные цветы, покрывающие степь, показались многочисленные багряные паруса десятков кораблей, казалось усеявших море. Они появились внезапно и шли с большой быстротой, их подгоняли попутный ветер и дружная работа гребцов. Сомневаться не приходилось, краснокрылые корабли заметили боспорский караван и спешили окружить его.

– Трубить сигнал к бою! – зычно крикнул Асандр и обернулся, намереваясь приказать Гиерону принести его доспехи и меч. Но вспомнил, что Гиерон с первого дня плавания свалился с ног замертво, мучимый морской болезнью.

– Зря взял я с собою этого дармоеда! – сказал он в сердцах. – Толку от него никакого! Не выкинуть ли его за борт?

– Что ты, господин, что ты! – послышался слабый голос, приглушаемый икотой. – Сейчас, перед битвой, выбросить за борт верного слугу и телохранителя?.. Я же здесь, около тебя!

Бледный, словно растерзанный, Гиерон выбрался из-за свертка каната и, держа ладони на животе, кинулся за оружием.

– Это я дармоед? – бормотал он с горечью. – Я всю дорогу ничего не ем!.. Теперь я узнал, что такое муки Тантала, когда видишь пищу и не можешь взять ее в рот!

– Кажется, мы угодили в самое сердце пиратского флота! – озабоченно обратился Асандр к Панталеону.

Действительно, к ним приближались полуторки и двухъярусные биремы, на которых уже видны были воины, одетые пестро. Они махали мечами и готовили багры с крючьями, намереваясь зацепиться ими за борта боспорских судов.

«Ледовые братья», составлявшие большую часть экипажей грузовых судов, поспешно вооружались, надевали шлемы, брали в руки копья и топоры.

– Прочь с нашего пути! Именем Митридата! – басовито вскричал Панталеон, приложив ладони ко рту. – Мы везем царский груз! Если вы разграбите царское имущество, ваши головы будут торчать на шестах в синопском порту!.. Слава Митридату!

В ответ послышался язвительный хохот, яростные крики и ругань. В воздух взметнулись стрелы. Не долетев, они с легкими всплесками исчезали в волнах.

– Кажется, не угадал, – тряхнул головой Панталеон – Это пираты Сервилия, а не Митридата! С ними один разговор – топором по темени!..

– Друзья! – громко обратился Асандр к своим воинам. – Не уступим наглым пиратам, покажем им, как дерутся «ледовые братья»!.. К оружию, побратимы!

Но что-то произошло. Гиерон опять показался на палубе, бросил на доски охапку оружия, подбежал к борту и стал кричать, неистово размахивая руками.

– Что такое, Гиерон? – обратился к нему Асандр, берясь за оружие.

– Боги шутят с нами! – продолжал кричать Гиерон в неожиданном веселье. – Эй ты, Евлупор, Евлупор!.. С каких пор на своих нападаешь? Это же мы – хозяин Асандр и я, твой друг Гиерон! Ты стал пиратом, так и нападай на других, а нас оставь в покое! Мы – слуги Митридата!.. Эге-гей!