Литмир - Электронная Библиотека
A
A

В этот час ни Марий, ни другие не знали, что в одну из минувших ночей Луций Магий принял тайного посланца от Лукулла и передал ему письмо, в котором торжественно клялся служить Риму до последнего дыхания. И умолял о помиловании после полного разгрома Митридата и Сертория. Он и ранее колебался, на чью сторону стать, но был увлечен личностью римского бунтаря, и было время, когда верил в его окончательное торжество. Но ошибки Сертория, устойчивость «вечного города», долгие размышления о грядущем охладили мятежные страсти Луция. А его впечатления от нестройных полчищ Митридата и той опрометчивости, с которой понтийский царь принимал боевые решения, окончательно убедили его в том, что у понтийского гиганта глиняные ноги, которые рассыплются от первого сильного удара.

Луций Магий разуверился в действенности антиримского союза, впереди ему мерещилось страшное поражение, в огне которого сгорит и он сам, как ночной мотылек, угодивший в пламень костра. И поспешил установить тайную связь с Лукуллом, заверить его в готовности до конца служить Риму и любой ценой искупить свою ошибку. Сейчас он действовал по указанию Лукулла.

Митридату замечание Луция Магия показалось удачным, он милостиво кивнул головой. Согласие римлянина с его решением утверждало его в правильности намеченных действий. Видно, не одному ему легионы Лукулла представляются горстью безумцев, которые, пытаясь преградить путь великому войску, заранее обрекли себя на уничтожение.

– Смеху подобно, что Лукулл, этот медлительный и трусливый полководец, думает препятствовать мне! – оживился царь, презрительно усмехаясь. – Вы говорите, что он сейчас карабкается на горные кручи, с целью закрыть проход во Фригию?.. Нет, он ищет надежного укрытия от стрел и мечей моих воинов!.. После того, как падет Кизик, воздадим и Лукуллу!

– А может, Лукулл решил бежать на небо и торопится подняться ближе к облакам? Там ведь безопаснее! – наперебой острили приближенные, зная, что Митридат ценит крылатые шутки и не скупится на их оплату.

Но Марий Одноглазый, несмотря на тщедушную внешность, обладал железной настойчивостью. Еще раз он убедился как в варварской надменности Митридата, так и в первобытной простоте его души. Подобно младенцу, царь хватался за блестящие безделушки, какими являлись лживые речи его подручных, а ценные советы опытных стратегов отвергал. Сенатор переждал, когда льстецы утихнут, и снова обратился к Митридату:

– Лукулл будет рад затяжке, ибо знает, что через три дня наши воины начнут жевать ремни своих доспехов! А он, воспользовавшись нашей медлительностью, соорудит неприступные лагеря и не пустит нас в хлебные места! Пока этого не случилось, нужно напасть на римлян и сбросить их с перевала! А потом преследовать до полного разгрома!.. И послать во Фригию фуражиров для заготовки зерна и скота!

Митридат, после уступки Марию под Халкедоном, теперь хотел настоять на своем. И не потому, что не мог понять доводов Мария и других стратегов, но его мучило самолюбивое стремление все делать по-своему. Как это так, он всесильный царь, а идет на поводу у воевод!.. Получается, что войну ведет не он, а какой-то Марий или Таксил! Нет, уступить – значит упасть в глазах всего войска, унизить имя непогрешимого, мудрейшего Митридата!

– Будем штурмовать Кизик! – решительно сказал он, стукнув кулаком по дорожному раскладному столу. – Идите, действуйте!

XIV

Марий Одноглазый при всем его презрении к шумной, многоплеменной орде, возглавленной не всегда дальновидным, запальчивым царем, был честен и искренне желал Митридату победы.

Он знал, что эта победа была бы решающей. Она проложила бы путь к власти его господину и другу Серторию, ожидающему в Испании его донесений. Он разгадал причину медлительности Лукулла, который прекрасно знал и учитывал слабые стороны Митридатовых ратей. Понтийские воины уже съели все припасы, ограбили жителей окрестных селений и стояли на грани голода. Для Лукулла решение Митридата начать осаду Кизика явилось находкой. Царь сам шел навстречу грядущим неудачам.

Встретившись с Луцием Магием наедине, Марий корил его за легкомыслие, обвинял в желании выслужиться перед Митридатом:

– Как мог ты стать подпевалой царской прихоти!.. Ты же видишь, что Митридат поддался соблазну легкой победы! Он хочет разграбить сокровищницу Кизика, раздать голодным воинам по пригоршне золотых и этим поднять их боевой дух! Но он ошибается, полагая, что его осадные машины с одного удара разрушат стены города! Ведь Халкедон и тот стоит доселе, а Кизик будет покрепче, и стены его потолще! И ты, поддерживая царский замысел, рискуешь головой в случае неудачи!

Отмахнувшись от сбивчивых объяснений советника, старик поспешил в расположение своего отряда, который состоял из рослых иберийцев, уроженцев далекой Испании, вооруженных по-римски. Приказал готовиться к бою.

С малыми силами, но полный решимости настоять на своем, старый сенатор выступил из лагеря, послав к Митридату нарочного с уведомлением:

«Иду на Лукулла!»

– Он с ума сошел! – изумился Митридат, озадаченный такой решительностью. Однако задумался. Позвал Таксила и Менофана, с важностью посмотрел на них и погладил бороду.

– Штурм Кизика не отменяю, – сказал он сурово. – Осадные машины готовить!.. Но малым ратям пехоты и конницы повелеваю выступить вслед за Марием и поддержать его ради сохранения нашего союза с Серторием!.. Поможем Марию разгромить Лукулла, а потом разом ударим на Кизик!

– Ты мудр, как всегда, великий государь! – обрадовались стратеги, понимая, что Митридат вновь уступил Марию, но хочет выдержать характер, создать впечатление, что в его намерениях ничего не изменилось.

С душевным подъемом стратеги появились перед войском и объявили волю царя.

Под звуки сигнальных труб войско зашевелилось, пехота на ходу облачалась в доспехи, конники вели коней с пастбищ и поспешно седлали.

Марий двигался к лагерю Лукулла и был уже далеко, когда ему доложили, что позади поднялась страшная пыль, которая застлала половину неба.

Сенатор оглянулся, и его единственный глаз сверкнул торжествующе.

– Что это? – с усмешкой спросил он своих военачальников, указывая назад крючковатым пальцем.

– Может быть, степной вихрь? – предположили они.

– Нет, это боги просветили Митридата! Он движется вслед за нами против Лукулла!

Небывалая суета происходила в это время в стане римлян. Лукулл уже получил тайное известие от Луция Магия о том, что Митридат твердо решил штурмовать Кизик и отказался от немедленного нападения на римский лагерь.

И вдруг вся равнина к северу от горной гряды оказалась занятой войсками, спешно продвигающимися в сторону римского расположения.

Оживление в римском лагере было замечено понтийскими разведчиками и было расценено как начало паники. Узнал об этом и Митридат, приближенные которого хором предрекали царю новую победу, а Лукуллу – бесславный конец. Однако царь своим неучастием в набеге на лагерь врага как бы подчеркивал малозначительность этого предприятия. Он полагал, что Лукулл не примет вызова, не имея достаточно войск для решающей битвы. Постарается отсидеться в хорошо укрепленном лагере, а может, отступит в горы. В том и другом случае Лукулл измотает войско Мария, и тот принужден будет вернуться ни с чем. Ну, а если римляне разгадают, что перед ними малая часть понтийских войск, и примут бой?.. Тогда Митридат сам выступит в поддержку Мария и десятикратным численным превосходством своих ратей обеспечит и закрепит победу.

Между тем отряд Мария, усиленный царской пехотой, конницей и боевыми колесницами, приблизился к расположению римлян и стал развертываться для боя. Предполагаемого бегства Лукулла в горы не произошло. Римляне вышли из лагеря стройными колоннами и без излишней торопливости, но и не теряя времени, начали занимать открытую местность против разномастных рядов противника.

Гиерон оказался на левом крыле, состоящем из конницы, которая должна была нанести врагу боковой удар. Но не сразу, а после того, как смертоносные колесницы ворвутся в гущу римских когорт и расплещут их, как нога скачущей лошади расплескивает лужу на дороге.

32
{"b":"22176","o":1}