– Успокойся, царевич, – проскрипел он надтреснутым голосом, – войска вот-вот войдут в город! Прикажи – и мы отбросим смутьянов и перехватаем зачинщиков!

– Не спеши, Неоптолем, дай мне обдумать!

Махар схватился за голову, пытаясь сообразить, как поступить дальше, но мысли плохо ворочались в мозгу, отравленном винными парами. Он не понимал: что происходит, кто, собственно, поднял восстание и возглавил его? Может, это сделали сами архонты, тот же Парфенокл и Атамб, сговорившись с хитрыми жрецами? Или народ поднялся самочинно?.. Почему славят Митридата и предрекают его скорое прибытие на Боспор? Откуда это известно?

– Надо преградить путь мятежным толпам, – сказал он с усилием, – но кровопролития не начинать! Может, мне самому выйти на стены и обратиться к народу, спросить, чего он хочет?

– Что ты, прекрасный царевич! Зачем тебе унижать свое величие? Что ты скажешь этим взбесившимся полускифам? Они оскорбят тебя ругательствами. Упаси боги, еще кинут камнем да ранят тебя… Нет, прикажи мне действовать, я наведу порядок, а ты не волнуй свою кровь!

В это время тысячная толпа народа подступила к самому холму, на котором стоял акрополь, и здесь остановилась. Увидев, что по освещенным факелами улицам движутся плотные колонны воинов, которых вел щеголеватый Митраас, люди встретили их яростными выкриками. Появился Неоптолем с сильной охраной и прерывающимся голосом от имени царевича потребовал разойтись по домам, не доведя дело до оружия.

– Чего вам надо? – спросил он. – Приходите завтра, да не все, а пришлите выборных, лучших людей! Они поклонятся царевичу и получат ответ на все вопросы! А теперь – по домам!

– Нам надо увидеть царевича Махара и вручить ему письмо от его батюшки, царя Митридата! – кричала сотня глоток. – Царевича окружили изменники, они обманывают его, не говорят ему, что царь идет на нас с великим войском!

– Что? – удивился Неоптолем. – Письмо от Митридата? Дайте его мне, я сейчас же отнесу его царевичу!

– Нельзя! – вскричал Евлупор своим громоподобным басом. – Царь приказал передать вот эту скиталу прямо в руки царевичу! И только ему, а не изменникам, которые его окружают… А если помешаете нам сделать это, с вас спросит сам Митридат!

– Сам Митридат! Сам Митридат!

Это имя, словно шум ночного ветра, пронеслось по смущенным рядам воинов, которые раньше входили в войско Митридата, а теперь оказались в числе его врагов. Им усиленно толковали, что великого царя нет в живых, и большинство было убеждено в этом.

– Откуда Митридат? – спрашивали воины один другого. – Разве он не умер от голода в Диоскуриаде? Может, он жив?..

– Молчать! – раздались окрики военачальников. – Митридат давно умер и похоронен! С того света не возвращаются!

В ответ послышался язвительный смех со стороны горожан.

– Митридат не умер! – заявили многие из них. – Он живет и здравствует! Великий царь прогнал римлян, а теперь идет на Боспор!

– Верно! – послышался могучий голос Евлупора. – Верно! Грядет всесильный владыка и скоро будет здесь! Преданных он наградит, изменников – накажет!

Смятение проникло в сердца простых воинов и даже коснулось Неоптолема, который в измене Махара участия не принимал и втайне скорбел о том, что это случилось. Ему казалось, что сыну следовало оставаться верным государю-родителю до конца.

Прокашлявшись, он сипло, но достаточно громко, обратился к толпе, стараясь разглядеть Евлупора, в руках которого виднелось что-то блестящее.

– Хорошо, – сказал он. – Если это действительно послание от Митридата, то ты, верзила, иди сюда, мы вместе с тобой пройдем к царевичу и ты сам передашь ему эту коробку!

– И этого нельзя! – вскричал Евлупор, обращаясь к толпе. – Ибо не к царевичу поведет меня старый воевода, а прямо в башню! Там у меня скиталу отнимут и царевичу не покажут! Пусть царевич сам выйдет сюда, я отдам ему письмо при народе!

Неоптолему не удалось продолжить этот спор. Появился Фрасибул в разорванном кафтане. При свете факелов была видна кровь на его лице. Он слышал последние слова Евлупора и грубо оттолкнул Неоптолема в сторону со словами:

– Ты из ума выжил, старик! Бунтовщики хотят обмануть тебя, а ты развесил уши! Никакого письма от Митридата нет и быть не может, нет и самого Митридата – он почил и похоронен в Диоскуриаде! Тризна на его могиле справлена, после чего все его люди разбежались кто куда! Вот и к нам проникли, хотят народ смутить и захватить власть в Пантикапее! А посланец этот – беглый раб Парфенокла и пират! Кому вы верите, боспорцы!

Обратившись к воинам, что стояли, понурив головы, он закричал, брызгая слюной:

– Один у нас повелитель – Махар, пресветлый и щедрый! Ему мы служим, его защищаем, его милостями живем! А Митридата нет в живых! Кто еще помянет Митридата – того забью палками! Или продам в рабство!

Фрасибул был возбужден и говорил так решительно, что воины встряхнулись, приободрились. Озадаченный Неоптолем не знал, что ответить, но понял, что Фрасибул вырвался из какой-то перепалки.

– Ты спал, наварх, – продолжал Фрасибул гневно. – А я с вечера был на улицах с людьми, ибо узнал о готовящемся восстании!.. Мы захватили дом изменника Асандра, который метит в тираны! И самого Асандра скрутили! Но глупая чернь поддалась на уговоры смутьянов и освободила нечестивого Асандра!.. Надо действовать, а ты мирно беседуешь с толпой!

И, обратившись к народу, перс потребовал, чтобы все разошлись по домам. Он убедительно говорил о том, как тайные злоумышленники решили погубить город, разграбить его. И призывал не верить беглому рабу, который показывает какую-то шкатулку, выдавая ее за письмо Митридата! Не мог же царь написать с того света?..

Теперь пришла очередь смущаться боспорцам. Шум и крики свидетельствовали о том, что в толпе произошло расслоение. Одни поддерживали Евлупора, другие поглядывали на него с недоверием. Фрасибул использовал это.

– Послан ли этот проходимец мертвым царем – я не знаю, – продолжал он свои речи. – Он не Орфей, который спустился в Аид! А что он осквернил храм Афродиты Пандемос, ночевал там и завел шашни с жрицей Евпорией, это мне известно доподлинно и он отрицать этого не посмеет!

Послышались возмущенные голоса. Пантикапейцы, всегда очень чувствительные к нарушениям их религиозных обычаев, посчитали себя оскорбленными. Фрасибул торжествовал и уже прикидывал в уме, как лучше окружить Евлупора и не дать ему скрыться, когда толпа начнет расходиться по домам. Но тут произошло неожиданное. Появился Асандр в окружении своих людей, вооруженных мечами.

– Вот он, изменник! – завопил перс в исступлении. – Хватайте его, он хочет призвать на город скифов и пиратов и с их помощью стать тираном!.. Хватайте предателя!

Но Асандр, не обращая внимания на неистовство Фрасибула, что-то растолковывал людям, показывая рукой на восток. Все оборачивали головы, многие гасили факелы, чтобы они не слепили глаза. За проливом, на фанагорийском берегу, полыхали отсветы многочисленных огней.

– Что это? Что за огни? – спрашивали друг друга воины, защищая глаза ладонями от ближнего света.

Фрасибул остановился на полуслове, пораженный не менее других зловещим заревом, и не знал, что ответить.

– Это царь Митридат разводит костры на том берегу пролива! – раздался зычный голос Асандра. – Прибыл великий государь, которого Фрасибул хотел было похоронить! Знайте это все, люди из города и воины! С восходом солнца войска Митридата начнут переправу через Боспор!.. Слава Митридату! Встретим царя достойно, да минует нас его гнев, да, смягчат боги сердце его!

Задолго до рассвета через пролив переправились первые вестники грядущих событий, пантикапейские купцы-навклеры, которые закупали в Фанагории кавказские вина.

Купцы изнемогали от усталости, так как гребли сами. Их рабы-гребцы взбунтовались и гуртом бежали к царю-воителю, в чаянии стать его воинами и свободными людьми. Поспешные рассказы купцов оказались неутешительными. Они поведали, что грозный царь пребывает в великом гневе и угрожает карами сыну Махару за то, что тот долго не отвечает на его запрос, а также пантикапейским властям, которые не удосужились прислать к нему встречных гонцов с уведомлением о покорности. Говорили, что Митридат усиливает свои войска фанагорийскими головорезами, меотами, дандариями и горцами, которые уже показывают грязными пальцами через пролив и скалят зубы в надежде разграбить Пантикапей и взять великую добычу.