Повторяя эти слова, Махар метался по дворцовым палатам, не находя места. Самые жуткие предположения, как призраки, преследовали его.

– Что же Помпей, этот новый римский герой?! – восклицал он в раздражении. – Почему Помпей медлит?

Этот вопрос мучил всех, кто боялся победы Митридата и со страхом думал, что удачливый царь не замедлит появиться на берегах Боспора Киммерийского. Он наградит верных и покарает предателей.

Лишь самые рассудительные сохраняли относительное спокойствие. Или старались показать это. Среди них и Фрасибул. Он успокоил Махара, резонно доложив ему, что приближается суровая зима, которая приостановит войну. Уже дождь и снег смешались в серых облаках и падали на землю мокрой кашей. А на юге сейчас ветрено и дождливо. Кто же начинает походы в эту пору года?.. Зима, как и ночь, время отдыха для любого войска, будь оно римским или понтийским!

– Да, ты прав, Фрасибул, – согласился царевич, вздохнув облегченно.

Навигация, и без того вялая, прекратилась совсем. Ее остановили холодные ветры, бури на море. Перестали поступать и новые слухи о делах заморских. Но всем мерещился страшный старик, что сидит в Диоскуриаде с мечом в руке и многозначительно поглядывает в сторону Боспора, готовя ему к весне новые испытания. Флот Сервилия ушел на зимовку. Но не в ближайшие порты, как того хотел бы Махар, а на юг, к теплым берегам Вифинии.

– Ничего, – убаюкивали Махара друзья и советники. – Пусть Митридат зимует на кавказском берегу, около горной речушки Харес! Место скучное, бедное хлебом! Весной Помпей пожалует к нему в гости и заставит его плясать!

– Говорят, – докладывал Фрасибул, как-то добывавший свежие новости, – что в войске Митридата голод и полный разброд! Местные племена и греки Диоскуриады не дают ему провианта. Воины едят умерших! И даже вшей – там это принято! Недаром тамошних горцев называют фтейрофагами – вошеедами!

У впадения реки Харес в Понт Эвксинский стоит город Диоскуриада, основанный милетцами. Это один из ранних очагов греческой колонизации на Кавказе, населенный потомками переселенцев из Эллады.

Расторопные греки-колонисты ведут торговлю со всеми племенами, живущими на побережье и в горах. А племен немало, что-то около семидесяти! Каждое носит свою отличительную одежду, говорит на особом языке и поклоняется племенным богам.

В условленные дни года в окрестностях Диоскуриады устраиваются огромные торжища. Племена обмениваются изделиями своих мастеров и плодами своей земли. Здесь же местные греки и заморские купцы скупают то, что им понравилось, и предлагают туземцам товары, привезенные из-за моря или сделанные в Диоскуриаде.

Фтейрофаги, одетые в шкуры диких козлов, приносят в кожаных мешках орехи здешней сосны, вернее – северного кедра, маслянистые, вкусные. Их покупают даже сирийские и египетские купцы. Известно, что орехи южного, ливанского кедра несъедобны.

На многолюдном торжище можно увидеть воинственных иберов, жителей гор, а также иберов с равнины, более мирных. Первые своими одеждами и вооружением напоминают скифов, вторые – армян или мидийцев. Иберы делятся на четыре больших рода: первый – это царствующий род, второй – жреческий, третий состоит из воинов и земледельцев, а четвертый – чернолюдье, которому богами указано гнуть спину на остальных.

Совсем дикими выглядят гептакометы, племя воинственное и темное. Говорят, что они живут на деревьях, как птицы. Их товар – дикий мед в дуплянках, обмотанных лыком. Мед горьковат, но из него получается хорошая пьяная брага.

Как торговые гости заглядывают сюда халибы или халдеи с изделиями из железа, тибарены, умеющие чеканить по серебру, и много странствующих купцов, среди которых немало и пиратов, сбывающих награбленное.

Но гордыми хозяевами здешних гор нужно считать многочисленных соанов, они господствуют над землями восточнее Диоскуриады. Соаны – сильное племя. Оно возглавлено царем, окруженным белобородыми советниками, которые представляют все роды и имеют право говорить царю правду в глаза. В случае войны соаны могут сразу выставить двести тысяч хорошо вооруженных воинов!

Соаны привозят на обмен и продажу тонкую овечью шерсть, мясных баранов и крупицы желтого металла – золота. Они добывают золото, промывая песок быстротекущих рек. При этом пользуются корытами с продырявленным дном и косматыми овчинами, на которые оседает драгоценный металл. Овчины высушивают и руками выбирают из шерсти золото. Рассказы о соанском «золотом руне» дошли до далекой Эллады и превратились в чудесную сказку.

Греки из Диоскуриады стараются дружить с соанами, на них и опираются в достижении порядка и безопасности на шумных торжищах.

Те и другие были встревожены, когда с юга показались нестройные, но многочисленные отряды отступающего войска. Иззубренные секиры, прогнутые шлемы, растерзанные дорогие кафтаны, залитые кровью и грязью, странная смесь роскоши с рваными лохмотьями, осунувшиеся лица и встревоженные, одичалые взоры, в которых отразились ожесточение и ужасы войны – все это выглядело как-то по-разбойничьи и вселяло страх в сердца местных жителей. При виде того, как всадники в лихорадочной спешке преодолевают каменистые гребни прибрежных высот, каждому казалось, что обозленное неудачными сражениями, разгромленное и голодное воинство с остервенением кинется грабить и убивать, срывая досаду на мирном населении.

Все местные племена, равно как и Диоскуриада, были данниками Митридата, признали ранее его власть над собою. Но это было формальное подчинение. Откупаясь ежегодными данями, кавказские греки и горцы жили по своим законам, мало интересуясь судьбами империи Митридата.

Появление понтийского войска во главе с самим царем вызвало замешательство и растерянность. Гадали: как поступить? Как встретить Митридата, хоть и разбитого римлянами, но еще способного нанести поражение слабым отрядам греков-колонистов и даже соанам, не изготовившимся к внезапной войне?

Городская община Диоскуриады поспешно собрала общий сход и решила на всякий случай вооружиться. Сотни рабов и свободных готовились завалить ворота города камнями. На зубчатых стенах появились отряды воинов, готовых к отражению вражеского штурма. С гор спустились конные разъезды горцев, пытающихся разгадать намерения ратей Митридата.

Простым людям хотелось увидеть среди этих мрачных вооруженных толп, так не похожих на царское войско, самого царя и его блестящую свиту. Предполагали, что Митридат появится под охраной лучших дружин перед стенами города или двинется горными дорогами в глубь соанских земель, дабы найти там безопасное убежище, удобное для обороны.

Но никто не обратил большого внимания на сотню всадников в бурках и косматых шапках, отделившихся от войска и занявших деревушку на склоне горы. Это было селение бедных горцев, состоящее из каменных и земляных хижин, закопченных и тесных. Одну такую хижину освободили, вручив хозяину серебряную монету. Передовой всадник легко спрыгнул с арамейского жеребца и, наклонив голову, вошел в жилище. Здесь около тлеющего очага он сбросил черную бурку и снял с головы папаху. Это был сам Митридат, теперь выглядевший стариком, с седой бородой и нависшими бровями. Седина волос и сухость выступающих скул, следствие забот и бессонных ночей, как-то не вязались с его быстрыми движениями и пристальным взглядом огненных глаз.

Он присел на затертые нары и отстегнул пряжку широкого пояса, сверкающего золотом и рубинами. Молодой красивый воин подскочил проворно и принял из его рук драгоценный меч.

– Здесь будет моя ставка! – сказал царь резким и звучным голосом, окинув глазами стоящих перед ним спутников. – Не на отдыхе мы, а в походе! И не пировать в обществе женщин пришли сюда!.. Помните – в Диоскуриаде наш временный привал! Идите к войскам, устраивайте биваки, следите, чтобы воины не грабили жителей! Мародеров – сразу на кол!.. Три дня отдыха – и за работу!.. Точите мечи, острите копья, оперяйте стрелы, учите воинов преодолевать горные перевалы и драться сплоченно! Иных дел и потехи не разрешаю!