– Истинно так, о великий Махар! – произнес с чувством Асандр, опускаясь на колени. – Ты же знаешь, что я и евпатористы готовы к походу хоть сейчас! Только разреши мне собрать их в один отряд. Пока я был в отлучке, наварх Неоптолем отряд распустил, многих добрых воинов послал на земляные работы. Разреши вернуть их и создать отряд вдвое больший, который будет тебе предан до смерти!

– Разрешаю, действуй, я верю тебе! – ответил Махар милостиво.

Они допили вино, постояли перед открытым окном, из которого хорошо были видны прибывшие из-за моря корабли. Люди, что толпились у причалов, казались отсюда совсем маленькими.

– А теперь расскажи подробно, что ты видел у отца и каким показалось тебе его окружение.

– Окружение великого царя блестящее, войско его способно разбить хотя бы армию Александра! Оно превратило в грязь отряды Котты копытами коней и стальными косами колесниц! Я был потрясен стремительностью и мощью атаки!

– О! – не удержался впечатлительный, горячий Махар. – Как я хотел бы в тот час быть на твоем месте!

– А когда государь вернулся с поля битвы, то его белые кони стали наполовину красными, его колесница была залита кровью врагов! А сам он был покрыт кровавыми брызгами, как рубинами, и походил на страшного в своем могуществе Ареса! И, клянусь богами, я ясно и отчетливо видел вокруг его головы и за его спиною божественное сияние! Это было сияние победы!

Махар стал серьезен, его глаза остановились в наивном изумлении, как у ребенка.

– Ты… ты это в самом деле видел или тебе показалось?

– В самом настоящем! Не могло мне показаться, я не был пьян. Ведь не показалось же мне сияние за спиной Таксила, он стоял рядом, или у Менофана, который помогал царю выйти из колесницы!

– Это хварно, хварно! – вскричал царевич.

– Что такое хварно?.. Прости, великий наместник, я второй раз слышу это слово и не знаю, что оно означает.

– Ты не знаешь, что такое хварно?.. Достаточно, что ты его видел! Это священное сияние, окружающее великого бога Агурамазду! Оно исходит также и от его избранников, посланных на землю управлять людьми. Хварно означает, что на отца снизошли божественная сила и благодать! Хвар – по-персидски солнце!

– Ага, понимаю, – протянул Асандр и вспомнил, что видел в восточных храмах изображение Агурамазды в центре сияющего, крылатого солнца.

– Это великое откровение, Асандр! Это знамение богов! О нем должны услышать все в городе, знатные и незнатные, военачальники и простые воины! Пусть и в Скифии узнают, что боги пометили Митридата сиянием, чем уподобили его самим себе! Это знамение гласит…

– Оно гласит, – подхватил Асандр вдохновенно, – что наш живой бог и царь Митридат Евпатор Дионис – победит!

– Да исполнится! – в суеверном восторге прошептал Махар.

Его щеки стали серыми от волнения. Он взялся рукой за сердце. Асандр поспешил поддержать его под локоть.

– Где ты оставил лагерь отца моего? – спросил царевич.

– Под Кизиком, в разгаре осады. Думаю, что Кизик уже пал, и царь воздвиг трофей победы!

– Несомненно!.. Так вот, в честь победы отца моего да будет праздник на Боспоре на протяжении двух дней! – сказал Махар в упоении. – А теперь оставь меня, я буду беседовать с богами! А затем прочту и обдумаю послание отца и государя моего!

Конские ноги скользили по глинистому грунту. Жирная грязь смачно чавкала под копытами, брызгая жижей прямо на свисающие с седел плащи богатых всадников. После ночного дождя земля парила под солнцем.

– Ты не прав, достойный муж! – говорил Неоптолем, трясясь в седле. – Я не повелевал хватать евпатористов и участников ледовой битвы!

– Как же они могли оказаться на земляных работах за городом? Это свободные-то боспоряне?

– Так ведь и свободным, если они нищие, надо что-то есть! И я уверен, что многие из них были рады работе, надеясь получить за нее чашку полбяной каши!.. Заметь, Асандр, Пантикапей был переполнен бездельниками, которые валялись целыми днями по углам рыночной площади, не желая работать! Чем они жили? Воровством, нищенством и ночным разбоем! Хорошо ли это?.. А сейчас улицы и площади города опустели, по ним ходят лишь приличные люди, имеющие свой дом и доходы! Всю рвань и нищету я устроил на земляные работы и кормлю их!

– Вместе с рабами? Как ты унизил честь свободного человека!.. И главное – распустил отряд лучших евпатористов и героев ледовой битвы, той битвы, которая принесла тебе славу и награды! Без этих людей ты не одолел бы варваров на льду!

– Оставим это, – сморщился Неоптолем, едва не свалившись с лошади, когда та споткнулась о камень посреди лужи. – Пусть боги решат, кто настоящие герои этой битвы! А твой отряд после твоего отъезда за море сам разбежался! Твои молодцы больше любят спать, пить вино и играть в кости, а нести тяготы службы не хотят. А кто же будет кормить бездельников?.. Пришлось собрать их в разных местах и послать на постройку лагерей!

– Но ты уравнял их с рабами! И приказал бить бичами! Хорош кормилец!

– Не говори так! Ты не вправе забывать, что я спас тебя от смерти. Твои сограждане вместо награды за геройство хотели казнить тебя.

– Верно! Ты спешил покинуть лед, желая спасти свою жизнь, и оставил меня с ранеными и убитыми на произвол морской бури, которая взломала лед… Вот из-за тебя я и был обвинен! Значит, мы квиты!

– Согласен! – примирительно ответил Неоптолем, кося нечистыми, заросшими старческим студнем, глазами. – Теперь ты советник правителя, ставленник Митридата, и спорить с тобою невыгодно!

Они обменялись взглядами, усмехнулись каждый своим мыслям. Дорога свернула направо и пошла вдоль рва, на дне которого в грязи копошились бесчисленные землекопы, работая лопатами и кирками. Это были совершенно черные от грязи и загара рабы, казалось, слепленные из той земли, которую рыли. Большинство голые, даже без тряпок на поясе. Они поднимали головы, желая взглянуть на всадников, и тогда белки их глаз сверкали странно, как перламутровые. Обросшие волосами, бородатые, чумазые, они напоминали сказочных пещерных обитателей. Трудно было поверить, что их сердца могли испытывать человеческие чувства или трепетать в надежде на лучшую участь. На возвышенном месте, среди лопухов и полыни, стояли надсмотрщики и стражи с мечами и копьями. Увидев Неоптолема, они засуетились, защелкали сыромятными бичами. Послышались хлесткие удары по голому телу, приглушенные стоны, исторгнутые невыносимой болью.

– Здесь не ищи, – равнодушно произнес Неоптолем. – Среди этих нет свободных!

В числе сопровождающих был и Гиерон. Одетый в скифские штаны и кафтан, он чувствовал себя на спине спокойной лошади куда уютнее, чем на борту корабля среди взбесившихся волн. Но сознание благополучного исхода злоключений омрачалось новыми заботами. Взглянув на толпу рабов, он невольно вздрогнул, поежился, как от холодного ветра. Ему показалось, что перед ним разверзлась земная твердь и открыла его взору страшный подземный мир, населенный злосчастными душами умерших, осужденных богами на муку и вечное прозябание. Мир без солнца, без надежд, без радости! Одно неизбывное горе и нескончаемое страдание!.. Гиерон ощутил мгновенную дрожь во всем теле, но не от жалости к несчастным, ибо сам всю жизнь был рабом. Это был мимолетный приступ страха, мучительной боязни за собственную судьбу, одного поворота которой достаточно, чтобы потерять равновесие и скатиться туда, вниз, оказаться среди обреченных… Сам собою возникал вопрос: надежно ли он защищен от черного рабства милостью хозяина и действительна ли та свобода, которую он получил от Митридата? Чем он может подтвердить и защитить ее?.. Это было неясно и рождало болезненное беспокойство.

Однако Гиерон был по натуре человек веселый, унывать не любил, старался цепляться за жизнь любой ценой и выжимать из нее те капли радости, которые делали ее сносной. И сейчас попытался встряхнуться и больше не смотреть на земляных невольников. Но другие мысли пришли в голову и опять-таки не порадовали его. Они были обращены к Евпории, которую он не нашел в ее домике.