– Многославный царевич, – сказал он почтительно, – ты говоришь мудро, а главное – мужественно! Сразу видно – твоя душа полна отваги. Но разреши мне с воинами сделать разведку – я пойду в город и все разузнаю, заставлю трусливых архонтов выйти навстречу тебе с подарками и речами! Они обязаны оказать достойный прием тебе, царскому сыну и посланному!

То, что говорил евнух, было вполне разумно и диктовалось осторожностью. Но именно это и пробудило в душе Артаферна беса строптивости. Неужели советы евнуха – закон для него? Ведь не Трифон представляет здесь царскую особу, а он, Артаферн! Значит, ему и решать! Оглядев Трифона с головы до ног, он ответил не спеша, как это делал Митридат:

– Ценю твои преданность и заботу! Но фанагорийцы примут такой поступок за нашу боязнь, и это возвысит их в собственных глазах! Чего доброго, они еще возгордятся и возомнят, что Митридат слаб, а они сильны!

– Что же будем делать?

– Сойдем с корабля и двинемся в город, как я сказал. Если кто из горожан проявит дерзость – накажем его! Воинов у нас достаточно.

– Да будет так!

Приказание царевича ненамного расходилось с царскими указаниями, и Трифон согласился. Однако оставил на корабле верных людей и наказал им на всякий случай быть настороже.

Странное безлюдье царило по-прежнему. Блестящий отряд воинов с копьями и щитами сопровождал еще более блестящую толпу царских детей с их свитой, за которой шли вереницей рабы с амфорами и грузом присланных царем угощений.

Первым в ворота города вступил Трифон с лучшими воинами. Ему показалось, что их ожидает какая-то неприятность. «Подвох, подвох!» – повторял он мысленно, испытывая беспокойство. Было очевидно, что Кастора в городе нет или он, после палочного угощения, задумал какое-то вероломство.

Ждать долго не пришлось. Как только колонна гостей миновала ворота и углубилась в улицы города, обстановка резко изменилась. Неожиданно из переулков высыпала масса воинов. Это были юноши, горевшие жаждой подвига. Их возглавлял сам Кастор, исполненный одним стремлением – отомстить за полученное оскорбление. Теперь он уже не колебался, с кем быть, и решительно поддержал призыв Архидама к восстанию. При этом рассчитывал на поддержку Сервилия, который обещал прибыть на помощь со всем флотом.

– Энарей и раб Трифон! – вскричал он, размахивая копьем. – Сами боги позаботились, чтобы ты не избежал моей мести! Ты явился сам на суд правый! Смерть ждет тебя!

С этими словами он метнул копье в грудь царскому подручному. Тот, охваченный одной мыслью – как уберечь царских детей, не успел уклониться и был сражен. Падая, почувствовал, что ранен смертельно. Его последним побуждением была забота о царевичах и царевнах. Он хотел подать совет опешившему Артаферну, как действовать, но не успел. Кровь хлынула из раны, заливая праздничный наряд. Верный евнух свалился бездыханный под ноги воинов.

С криками: «Эй-ла!» – молодые воины кинулись на людей Трифона. Их поддержали зрелые мужи в полном снаряжении. Со всех сторон сбегались вооруженные горожане. Отряд прибывших был окружен, началась неравная сеча. Однако воины Митридата, потеряв вожака, ожесточились и проявили стойкость. Они стали сплошной стеной, прикрылись щитами и отразили беспорядочную атаку фанагорийских бунтарей.

– Назад, на корабль! – вскричал Артаферн, размахивая мечом. Его лицо побледнело и покрылось каплями пота. Во рту пересохло. После гибели Трифона он видел в бегстве единственное спасение.

– Нет! – прозвучал металлический голосок Клеопатры. – Нет! Пока мы доберемся до корабля, нас перебьют стрелами и камнями! Да и ворота заперты, путь назад отрезан. Воины, вперед, в акрополь!

Звонкий голос смелой девушки прозвучал куда убедительнее, чем притушенный, неуверенный призыв Артаферна. Ее слова дошли до сознания воинов, и те, сомкнувшись плечом к плечу, с боем устремились по улицам в направлении акрополя. Ни Кастор, ни Архидам не предвидели этого. Они направили основные силы к воротам города, намереваясь отрезать прибывшим обратный путь в гавань. Стремительное продвижение царского отряда внутрь города оказалось неожиданным. Дальние улицы были почти безлюдны, а ворота акрополя не заперты. Быстроногая Клеопатра легко бежала впереди всех. По пути к ним присоединилось до сотни фанагорийских рабов, которые заявили, что хотят стать воинами Митридата.

Перед носом взъяренных преследователей ворота акрополя захлопнулись.

– На стены! На стены! – продолжала призывать девушка. – Будем обороняться стрелами, камнями, копьями!.. Эй, рабы, покажите, что вы достойны стать воинами великого царя! Митридат пришлет помощь и выручит нас!

– Надо послать гонца к отцу, – заявил Артаферн, задыхаясь после бега.

– Кажется, это уже сделано! – ответила Клеопатра, показывая мечом на берег моря. – Погляди!

С высоты стены была видна гавань. У причалов толпились люди, размахивая оружием. Корабль медленно уходил в море.

– Те, что остались на корабле, изменили! – вскричал Артаферн. – Они покидают нас!

– Полноте, братец. Наоборот, они избежали пленения и спешат к отцу за помощью! Трифон все предусмотрел.

Кастор понимал – действовать надо решительно и быстро. Убедившись, что из Пантикапея прибыли четыре сына и две дочери Митридата, он усмотрел в этом милость богов. Грозный царь сам посылал фанагорийцам дорогих заложников. Нужно только суметь схватить их, не дать им вернуться на корабль.

– Мы полоним детей Митридата, – говорил Кастор, – и этим докажем Риму, что порвали с Митридатом! Если же мы дадим им уйти, горе нам! И Рим не оценит наших усилий, и Митридат не помилует нас!

Энергия и ум Кастора вновь привлекли к нему сердца горожан, убедившихся, что он всерьез ополчился против Митридата, перестал быть его слугой. Он чувствовал это, и его опасения, что впоследствии ему напомнят о его стараниях в пользу понтийского царя, стали рассеиваться.

Сразив Трифона, он был уверен, что дело сделано. Но гости оказались расторопнее и отважнее, чем он предполагал. Обстановка осложнилась с изменой группы сильных рабов, которым Митридат представлялся благодетелем и отцом свободы. С их помощью засевшие в акрополе успешно отразили все наскоки горожан, среди которых опытных и бывалых воинов оказалось мало.

Столь решительное сопротивление озадачило и раздражило Кастора. Он громко ругал вооруженных отцов семейств и их сынков, обвинял их в недостаточной сплоченности и трусости. Даже те, кто с таким азартом бросились в сечу у ворот, получив отпор, охладели.

Потеряв терпение, Кастор заявил жрецам и архонтам:

– Если мы до вечера не справимся с осажденными и не полоним детей Митридата, то завтра прибудут войска царя, они займут Фанагорию, а мы будем спасаться в камышах!

– Согласны с тобою, Кастор, – отвечали те, – но ты воевода, тебе лучше знать, как это сделать!.. При чем здесь мы?

– Да, да! – вскричал Архидам, который успевал всюду, но в осаде не участвовал. – Тебя город поставил впереди войска, так воюй! А не можешь – скажи, тебя заменят другим, более способным!

– Заменяйте хоть сейчас, я не радуюсь своему месту! Кому весело водить в бой таких трусов, как ваши сыны. Они не хотят обдирать ногти о стены акрополя, многие пугаются одного вида крови!

– Что же делать?

– А вот что! – вскричал разгоряченный Кастор. – Акрополь-то деревянный! Зачем же разбивать об него головы наших людей? Следует обложить стены сухим камышом и поджечь! Едва ли Митридатовы сынки захотят быть изжаренными живьем! Понюхают дыму и сдадутся!

Все подняли головы.

– Сжечь акрополь? – ахнул Архидам, известный своим благочестием. – А что скажут боги? Не раскроют ли они вновь земные недра с целью погубить нас?

– Ай, ай, – зашумели жрецы, – допустимо ли это? Подумал ли ты, Кастор, прежде чем говорить?

– Я воевода, и мое дело – воевать. А думать – это ваша забота, благо вас вдохновляют сами боги. Вы умеете угадывать замыслы богов! Я же разгадал замысел Митридата – он всех нас посадит на кол!