— Конечно, это страх, безмозглый ты крестьянин.

Голос в голове никак не мог успокоиться. Когда он пил вино или уставал, он становился настойчивее. Однажды он даже говорил его устами. Но чаще всего его удавалось контролировать.

— Ты действительно так думаешь? Как ты думаешь, что мы делаем, когда ты спишь?

Нужно просто не обращать внимания на этого мучителя. Голосу только и нужно, что получить контроль над ним. И он был неправ в том, что касалось девантара. Его, Артакса, жалкого крестьянина, не заменили при первой же возможности более подходящей кандидатурой. Он по-прежнему был здесь и, по своему собственному мнению, справлялся довольно-таки неплохо.

— Девантар играет с тобой, как кошка с мышью. Пока что ты интересен, но как только интерес к твоим эскападам угаснет, тебе конец!

Может быть, голос прав. Повлиять на поступки девантара было не в его силах. Так что он будет стараться каждый отпущенный ему час.

Артакс оглядел бескрайнее, сверкающее море облаков. Он провел здесь, в стеклянном куполе, уже много часов и все еще не мог наглядеться на него, на этот мир, исполненный света и белизны. И на чудесное звездное небо, которое дарила ему ночь. Ему никогда прежде не доводилось видеть столько звезд, как здесь, высоко над облаками. Иногда он спускался в кабину лоцмана под корпусом корабля. Ему нравился этот старик, постоянно что-то напевавший себе под нос и определявший курс поднебесного корабля. Но внизу нельзя было смотреть на небо. Здесь же, наверху, можно было видеть, как скользит под кораблем земля, по крайней мере, когда облака не закрывали обзор, а еще можно было наблюдать за звездным небом.

Артакс то и дело ловил себя на желании прыгнуть на облака. Они казались такими потрясающе мягкими, словно равнина из не туго набитых мешков с соломой.

Воспоминания Аарона удерживали его. Воспоминания всех бессмертных, правивших до него, он уже научился вызывать так же легко, как свои собственные. Да, иногда он даже начинал опасаться, что они сольются в одну большую путаницу и однажды он уже не сможет четко определить, кем был когда-то. Артакс с тоской поглядел на облака. Разум твердо говорил ему, что произойдет с ним, если он поддастся собственному желанию. А еще он знал, что это желание было самой частой причиной смерти работников корабля. От него погибали чаще, чем от огня. И, тем не менее, он не мог смотреть на облака, не мечтая о том, чтобы побродить по ним.

— Я мог бы сделать твои мечты реальностью.

Артакс испуганно обернулся. Прямо за его спиной стоял девантар, бесшумно вошедший под стеклянный купол. Или он появился из ниоткуда? Артакс не мог смотреть ему в лицо.

— О чем еще ты мечтаешь?

— Разве ты не можешь читать мои мысли? — с ноткой упрямства в голосе произнес Артакс.

— Когда о мечтах говорят вслух, это другое. Таким образом они переступают первый порог. Становятся несколько более осязаемыми. Я должен принять решение, есть ли у тебя способность быть бессмертным. Ты осознаешь, какая милость тебе оказана?

— Пока что я осознаю, что вишу на волоске, — ответил он, все же подняв взгляд на девантара. Янтарные глаза Львиноголового, казалось, смотрят ему прямо в душу.

— Хочешь избавления? Я нашел кое-кого примерно твоей комплекции. Если бы ты был так любезен, что снял бы свою одежду, мне не пришлось бы…

— Я хочу изменить королевство! В корне! — вырвалось у Артакса.

— О, реформатор. В этом направлении Аарон двигался неохотно. Его величайшие реформы были проведены в стенах гарема.

Артакс смущенно кивнул. Он знал эти эскапады настолько хорошо, словно они были его собственными.

— И первым делом я похоронил бы эту эльфийку в Устье мира.

— Это принесет тебе гнев по меньшей мере двух бессмертных. Туда посылают в последний полет королей и героев.

— Я не знаю, какой ранг у нее был среди ей подобных. Но она совершенно точно была героиней. Она атаковала этот огромный корабль совсем одна.

— Это можно расценить и иначе: она была сумасшедшей, — произнес девантар тоном, по которому невозможно было понять, шутит ли он или говорит серьезно. — Кроме того, она была твоей убийцей.

— Я считаю иначе, что она сделала возможным мое перерождение. Я на нее не в обиде.

Губы Львиноголового поднялись. Это не улыбка!

— Крестьянин, ставший философом.

— У Аарона были хорошие учителя, — Артакс униженно опустил голову. — Его голова была полна знаний, которыми я теперь пользуюсь. Когда я тянусь к этим сокровищам, меня затапливают потоки мыслей. Ты знаешь, что моя мудрость основывается на краденом знании. Я ведь всего лишь недостойный, который…

— Лживые признания! — прошипел девантар. — Аарон опускался передо мной на колени, когда мы были наедине. И на людях он никогда не забывал оказать мне почести. Уже все заметили, что теперь все стало иначе.

— Тебе нужен сильный бессмертный или тот, который при каждой возможности преклоняет колени? Когда я буду лучшим слугой тебе? Если мой народ будет восхищаться мной или же если я, как и все остальные, буду валяться в пыли? Скажи мне! Я не знаю. Моя голова полна чужих мыслей, и уже сейчас, спустя всего несколько дней, они начинают смешиваться с моими собственными. Аарон всегда хотел казаться сильным, но у него было сердце мыши. Я всегда презирал жрецов. Никогда не уважал мужчин, у которых мозоли не на руках, а, в лучшем случае, на языке. Какова задача бессмертного? Скажи мне! Я не знаю!

— Ты — связующее звено между людьми и мне подобными. Ты исполняешь обязанности, несовместимые с нашей божественностью. Бессмертные — наши слуги. Но для людей вы недосягаемы. Почти полубоги. Вы — посредники людей и наши наместники.

— И? Разве наместник и полубог должен вести себя словно льстивый лакей? Или он должен воплощать гордость бога, избравшего его?

Львиноголовый оскалил зубы.

— Для человека, презирающего болтливых жрецов, у тебя очень хорошо подвешен язык.

— Аарона учили риторике с самых малых лет, — объявил Артакс.

— Что практически не принесло плодов, — девантар настороженно поглядел на него, и Артакс невольно вспомнил о кошке, играющей с мышью. Этот проклятый голос в его голове. Его слова были подобны медленно действующему яду.

Глаза девантара сузились. Сердце Артакса сжалось от страха. И зачем он только открыл рот! Неужели он лишился способности рассуждать здраво, раз решил спорить с богом? Это не он! Он потерялся в потоке воспоминаний Аарона, вот что. Но, признался он сам себе, Аарон тоже не осмеливался спорить с девантаром. Может быть, он сходит с ума из-за того, что у него в голове теснятся воспоминания и желания двух людей? Нужно сдерживаться. Лучше всего будет…

— Ты интересен, — прервал поток его рассуждений девантар. — Поистине это забавное разнообразие. Советую тебе оставаться интересным, чтобы не утратить мое расположение, и в то же время следить за тем, чтобы твои дерзкие рассуждения не разозлили меня. Я тебе пригожусь. Ты очень быстро наживешь себе врагов. Тебе удастся поставить свою жизнь под угрозу, несмотря на то что ты бессмертен. А это поистине непросто, — он улыбнулся чужой, угрожающей улыбкой, и Артакс подумал уже было, что разговор окончен, когда улыбка исчезла с губ девантара.

— Может так статься, что Устье мира станет и твоей могилой, — произнес он.

ОН повертел кинжал в руках, дивясь оружию, которое принесла ему выжившая эльфийка. Ливианна. Она спешила убраться. Возможно, она снова где-то защищает ребенка, которого в конце концов все равно убьет. Она сошла с ума! Но ЕМУ все равно. Она очень хорошая служанка, никогда не разочаровывала ЕГО. В отличие от Талинвин. Она смогла бы добиться большего, если бы была не такой тщеславной и несдержанной. Какое ЕМУ дело до потери одной юной драконницы, пока у НЕГО есть Ливианна?

На миг ОН задумался о том, что Гонвалон все еще не вернулся с докладом о своей миссии. Случилось ли то, что ОН предвидел? Мертва ли Айлин?