Она запищала, что, конечно же, не помогло.

— Что это значит? НА? Это случайность? Ты можешь написать мне что-то еще?

Она издала протяжную трель. Нандалее чувствовала, насколько устал и напуган Пип.

Рука Гонвалона дрожала.

— Улетай из Белого чертога. К павильону на южной дороге, там… Ты вообще знаешь, где находится юг? У птиц есть названия для сторон света?

Она снова запищала. Мастер меча по-прежнему держал ее у самых глаз. Словно надеялся, что таким образом сможет постичь ее тайны.

— Лети к павильону, — наконец произнес он и снова поставил ее на подоконник. Нандалее была удивлена. Он мог просто взять ее с собой. Может быть, таким образом он хотел выяснить, действительно ли она поняла его.

Она нерешительно поскакала к краю подоконника. Если просто бить крыльями, этого будет недостаточно. Она испугалась невероятной высоты. Вообще-то от подоконника до заснеженной лужайки под ее окном всего три или четыре шага. Но для Пипа это… Проклятье, она птица! Конечно, она умеет летать. Не думать, а действовать, мысленно обругала она себя и бросилась вниз. Расправила крылья и понеслась вниз.

Нандалее перевернулась. Она летела навстречу снегу, попыталась замедлиться и… Пип взял полет на себя. Все это время он был здесь. Она заперла его… Нет, слово было неверным. Она лишила его власти. Украла у него его собственное тело, а ему приходилось за всем наблюдать. И только ее страх освободил его. Он остановил падение в паре пядей от земли, устремился к небу и сломя голову понесся сквозь брешь в ветвях изгороди. Она чувствовала его задор. Его радость от того, что он снова стал своим собственным хозяином.

Он летел к заснеженному лесу, где летом вывел потомство. Конечно, он не понял, о чем они договорились с Гонвалоном. Интересно, что он чувствовал? Мог ли он чувствовать, что именно она поселилась в нем? Злится ли он на нее?

Нандалее подумала о Гонвалоне. Она помнила, как летом после тренировочного боя на мечах в павильоне сорвала несколько поцелуев с его губ. Он протестовал, поскольку они были так близко к чертогу. За изгородью, всего в сорока шагах от них, тренировалась пара фехтовальщиков, и их поединок сопровождал громкий звон мечей. Он не хотел, чтобы их любовь стала темой для разговоров в Белом чертоге. Поэтому Нандалее не рассказывала ничего даже Бидайн. Впрочем, она была практически уверена в том, что ее подруга по меньшей мере догадывалась о происходящем.

Мысли о Гонвалоне принесли сладкую боль. Величайшим открытием в ее жизни было познание любви. И то, что ее так неожиданно и внезапно отняли у него, потрясло ее сильнее, чем расставание с кланом. Может быть, потому, что в пещере дракона практически нечего было делать, кроме как думать. Если бы она могла полететь к павильону! Хотя бы увидеть Гонвалона. Пип долетел до леса и опустился на голую ветку березы. Он с опаской глядел на небо. В поисках силуэта сокола или другого хищника. Нандалее чувствовала, что движет им. Он был голоден и немного растерян. Он чувствовал ее присутствие.

Сможет ли она заманить его к павильону? Подумала о колоннах, наполовину скрытых побегами роз. О чудесной мозаике на полу. Интересно, как видит эти вещи Пип? Морская мозаика, наверное, была для него всего лишь собранием пестрых камней, столь же произвольной, как галька, лежащая на берегу ручья.

Нандалее вспомнила о маленьких желто-зеленых гусеницах, которых особенно любил есть Пип. Она попыталась мысленно представить их себе. Представить во всех подробностях. С си- не-черными волосками, темными глазами. Четко представить себе, как они сгибаются, чтобы проползти вперед. Сосредоточив все свои воспоминания на гусеницах, она представила себе мозаичный пол павильона. И представила себе, как по нему ползет гусеница.

Пип беспокойно переступил с одной лапки на другую. Нандалее чувствовала его голод. Он оттолкнулся от тонкой ветки и полетел. Он спешил навстречу павильону. Она перехитрила его. Птицу! Тут гордиться было нечем.

Гонвалон уже ждал. Ветер играл его просторными белыми одеждами. Полностью погруженный в себя, он глядел на мозаику павильона. Изображения моря исчезли под тонким слоем холодной белизны.

Пип приземлился прямо в центр павильона. Резко огляделся по сторонам. Он искал гусеницу. А затем в его сознание вломилась Нандалее. Она начала свой танец, рисуя тоненькими когтистыми лапками и кончиками крыльев, но, написав первые две буквы своего имени, она не могла вспомнить, что идет дальше. Она пыталась снова и снова. Как будто ее волей тоже управлял кто-то чужой. Может быть, Темный здесь? Может быть, он наложил на нее ограничения?

Три раза написала она НА в снегу. Затем она попыталась сообщить место, в котором оказалась в заточении. Сад Ядэ. Потаенная долина, куда удалялся Темный.

Она снова принялась за свой беспокойный танец. Скакала, прыгала и терпела неудачу. ЯД. Вот и все, что она смогла написать.

Она замерла в изнеможении. В голову лезли образы пестрых гусениц. Голод.

Гонвалон глядел на нее. Буквы были написаны не четко. Некоторые накладывались друг на друга. Что она может сделать? На снегу было нацарапано «НА ЯД»! Что он подумает? Что кто- то позволяет себе шутить с ним?

Ей в голову пришла последняя, отчаянная идея. Если не получается ничего передать с помощью письма, то надо попытаться изобразить один-единственный знак. Знак, который не означает ни ее имя, ни место, где она находится. И несмотря на это, она хотела сообщить Гонвалону самое важное. То, что она жива.

Нандалее боролась со своей неловкостью и слабостью Пипа. Она слишком многого захотела от своего маленького друга. Оставалось надеяться, что Гонвалон увидит, как устала птица.

Наконец маленькая птичка закончила работу. И отскочила назад, резко повернула голову и выжидающе поглядела на своего возлюбленного. Поймет ли он то, что видит? Достаточно ли это ясно?

Гонвалон опустился на колени. Его пальцы коснулись линий, которые она нарисовала на снегу, а потом посмотрел на нее. В глазах его стояли слезы. Он протянул к ней руку, и она прыгнула на подставленную ладонь. Он осторожно прикрыл ее второй рукой. Она почувствовала его тепло.

Что-то потянуло ее. Гонвалон заговорил. Но она слышала его толос очень глухо, словно кто-то окунул ее головой в воду. Ее тянули обратно за магическую нить.

Что-то сжало ее руку. Левая щека горела. Она глядела в слепые глаза цвета опала.

— Смотри на меня! — кричала на нее газала.

Нандалее резко повернула голову в сторону. По ее бородатой щеке ударила ладонь. Она дернулась назад, хотела расправить крылья, чтобы удержать равновесие. И покачнулась.

— Ты не должна делать этого! Ты полностью потеряешь себя. Он хочет, чтобы ты нашла себя. А вместо этого ты начинаешь растворяться.

Растворяться? Что это за чушь?

Рука газалы коснулась ее лица. Ненавистной бороды. Замерла на морщинистом лбу.

— Превратить собственное тело — это одно. Но если ты вытесняешь душу, чтобы украсть у нее тело, ты ступаешь на путь тьмы. Это путь быстрых побед. Поначалу. А в конце всякий, кто идет этим путем, проигрывает.

— О чем ты говоришь? — Никогда прежде ни одна газала не говорила с ней так долго.

— Однажды, в час великой нужды, ко мне придет твоя дочь. Сюда, в тронный зал перворожденного. Это — один из бесконечно огромного количества вариантов будущего. Всего час назад она снилась мне, и поэтому я пришла сюда. От тебя зависит, станет ли твоя дочь порождением тьмы или воительницей света. Быть может, она будет разрываться между тем и другим. Она будет еще могущественнее тебя, Нандалее. Она будет управлять судьбами Альвенмарка. Но тебе решать, по какому пути пойдет твоя дочь. То, что я пришла сюда и нашла тебя, прежде чем свершились непоправимые изменения, — счастливое стечение обстоятельств.

Нандалее поглядела на газалу. На ее странное, исковерканное тело. Похожее на эльфийское и вместе с тем звериное.

— Не обманывайся внешним видом! Легко угадать, о чем ты думаешь. Мы все наблюдали за тобой. Мы знаем твой упрямый характер, твои поспешные суждения относительно других. Но знай, важно не тело. Важна живущая в нем душа. А ты как раз собиралась навеки исказить свою. Если это уже произойдет, то душа отправится во вместилище душ навеки измененной. И такой родится снова. Этот изъян уже не исправить.