Он отступил на шаг, под его босыми ногами заскрипели осколки камня.

— Чего ты хочешь?

— Разве это не очевидно? Тебе нужна ночь любви, а не камень, Гонвалон, — голос ее звучал довольно низко. Более чувственно…

Она понравилась ему. Еще тогда, когда он впервые увидел ее. Но он не должен. Он поклялся себе! Это принесет им обоим несчастье. И, в отличие от нее, он это знал. Нельзя поддаваться на эту игру. Даже если ему очень хочется снова не быть одиноким.

Гонвалон взял полотенце и принялся вытирать пот с тела.

— И ты решила, что сжалишься надо мной… На ночь или две.

— Ты знаешь, что я не самоотверженна. Я хочу тебя. Мне нравится запах пота. И о тебе идет определенная слава, в отношении того, что касается твоих учениц.

— Да, это правда. Они умирают.

Она рассмеялась.

— Я уже говорила тебе, когда мы были у Лазурных: я не такая, как другие. Меня тяжело убить.

Почти то же самое говорила и Талинвин. И он уступил ей. А потом…

— Я одинока, — Нандалее положила его руки себе на грудь. От нее пахло ванилью. Знакомый запах. — Я давно не ложилась с мужчиной. От этого киснут кровь и душа.

Что это за поговорка? Может быть, она хочет разыграть его?

— С чего ты взяла, что я могу желать тебя?

— Есть определенные указания, — она поглядела на его чресла и подмигнула ему.

Кровь прилила к щекам Гонвалона. Он отвернулся.

— У тебя красивый зад.

Ну, все! Еще ни одна женщина не была с ним настолько прямолинейна.

— Вы в Карандамоне все такие откровенные? Такие бесстыжие!

— А зачем тратить много слов на очевидное? Что такого плохого в том, что мы на одну ночь подарим друг другу радость? Я не собираюсь привязывать тебя к себе никакими клятвами. Это ни к чему тебя не обязывает.

Гонвалон чувствовал полнейшую растерянность. Никогда еще ни одна женщина не просила его так откровенно о ночи любви. Заигрывание друг с другом было великим искусством. Обычно он писал стихи, а одна из учениц просила однажды разрешения позировать для одной из его скульптур. В конце концов, все закончилось тем, что ему только что предложила Нандалее. Только медленнее. Гораздо медленнее.

— В полумиле отсюда бьет родник. Ты знаешь это место. Там неподалеку ты вытесал мое лицо в обрывистой скале, — она улыбнулась. — Этой ночью я буду там. Там сухо. Такое место, как описывают в любовных стихах. Может быть, нам даже споет соловей или деряба, — и с наглой улыбкой она повернулась и в мгновение ока исчезла в лесу.

Она знает стихи! А Нандалее полна сюрпризов. Он разочарует ее и не придет к источнику. Он не может сделать этого! Это было бы совершенно безответственно. Действительно ли она может учуять, была ли у него ночь любви? Даже после ванной с розовой водой? Это наверняка бахвальство! Впрочем, она не ошиблась; Давно уже он не ложился с женщиной. А она красива…

Гонвалон снял свою одежду с ветки, на которую повесил ее, и пошел навстречу негромкому шуму ручья. Он всегда старался выбирать скалы неподалеку от русла ручья, потому что когда он уставал, то всегда долго принимал ванную в ледяной воде.

Внезапно в нос ему снова ударил аромат ванили. Может быть, здесь проходила Нандалее? Он встревоженно огляделся по сторонам. Эльф не заметил следов, но это ничего не значило. Она — дитя леса. Она может становиться здесь невидимой. Совершенно без помощи магии.

Внезапно он рассмеялся. Аромат ванили. Теперь он понял, почему он показался ему таким знакомым. Такие духи были у Бидайн. Нандалее действительно постаралась. Он не мог припомнить, чтобы хоть раз чувствовал на ней хотя бы каплю духов. Не ее стиль… Она изменилась. Вчера он видел ее за душевным разговором с Ливианной. Именно с ней. С темной! Никто не знал, что делает Ливианна, когда иногда исчезает на годы. Она пугала его. И не только его. Ей здесь не место. Ей нужно быть наставницей в Лазурном чертоге. Нет, подумал он, ей вообще нельзя никого обучать.

Он дошел до ручья. Он был мелким, но для его целей этого будет достаточно. Ему нужно помыться. Только помыться! Смыть всю кровь с рук. Кровь своих жертв и своих учениц. Он лег плашмя на круглые камешки в русле ручья, и ледяной холод обхватил его. Заглушил всю боль. Стер все мысли. Осталось только одно воспоминание, чистое, как лед, и жгучее, колючее, словно холод. Он вспомнил зимнюю ночь. Они нашли его в Аркадии. Брошенного. Он знал лишь истории. Он был еще слишком юн… Был ребенком. Но достаточно взрослым, чтобы была необходимость помнить. Родителей, свою жизнь до этой ночи. Но в его памяти и душе не осталось ничего, кроме воспоминаний о том, что его похитили. Его не только лишили родителей, но и стерли прошлое. Задолго до этой зимней ночи не существовало ничего. Не было детства. Не было лиц, запахов, звуков. Ничего! Первое впечатление его новой жизни — это чувство холода. Пронизывающего, всепоглощающего холода. Волчий вой. В руках он сжимал длинный нож с окровавленным клинком.

Таким они нашли его, княгиня Аркадии и слуги, которые сопровождали ее на охоте. Его и трех мертвых волков рядом с ним. Вместе со вторым рождением началась история мастера клинка. Действительно ли его рука убила волков? Этого он тоже не помнил, но все верили в это. Княгиня Аркадии забрала его. А поскольку он не смог назвать своего имени, она дала ему имя. Имя, которое никогда не позволит ему забыть о том, как началась его вторая жизнь. Гонвалон. Дитя зимы.

Он запрокинул голову, погружая ее в поток горного ручья. Холод пронизывал до костей. Нет, еще глубже. До самых мыслей. Он уносил сомнения. Он боролся. Его последнее желание должно угаснуть. Потушить весь жар! И тоску по теплу и защищенности.

Легкие жгло огнем. Пламя распространялось! Его голова устремилась вверх. С трудом переводя дух, он хватал ртом воздух, устало выбрался из ручья и положил голову на заросший мхом камень среди белой пены. За что его прокляли? Почему альвы позволяют все это? Неужели им все равно, что будет с их детьми, как утверждают небесные змеи? Гонвалон никогда не встречал альва. Его наставниками были драконы, они были реальны, и Золотой иногда смягчал его боль. Но проклятье с него не снял даже он. Золотой не позволил ему оставить наставничество.

Какой от него прок Белому чертогу, в отчаянии подумал Гонвалон, если его ученицы обречены на смерть? На слишком быструю смерть. Зачем все эти годы, которые они тратят на обучение, на то, как выжить посреди бури клинков? Даже на то, как уклоняться от стрел!

На Нандалее легло проклятие с того самого момента, как он стал ее наставником. Она переносила все, смеясь легким юношеским смехом, считала себя непобедимой. А он считал ее высокомерной. До самого их визита в Лазурный чертог. Там она поразила его. Ей удалось восторжествовать над самой собой. Перебороть свое упрямство. Вернуться к магистрам, которые встретили ее побоями. Вот это величие!

Он выбрался из холодного ручья. Вода смыла с его тела каменную пыль.

Гонвалон снова вспомнил их первую встречу. Как она, обнаженная, стояла в снегу. Затравленная. В шаге от смерти. Со льдинками в волосах. Она была не такой, как все ученицы, которых ему поручали до сих пор. Она была похожа на него. Брошена среди зимней ночи на волю судьбы. Еще тогда он почувствовал влечение к ней. Он нашел ее в тот самый час, когда рассталась с жизнью Талинвин. Все сплелось. Рождение, любовь, смерть.

Ее сделали его ученицей, несмотря на его отчаянный протест. А теперь она пришла и бросила ему вызов. В любом случае Нандалее потеряна, вне зависимости от того, встретятся ли они в лесу у источника. Они оба обречены. Новая любовь отвлечет его от душевных терзаний. По крайней мере, на пару лун. Спасения нет. Эту надежду он уже давно оставил. Тепло и защищенность никогда надолго не приходят в его жизнь. Его все время лишают их — так же, как он потерял это в детстве. И однажды он сгорит от отчаяния. Это тоже было в числе его ранних воспоминаний. Может быть, эта мысль помогла ему выжить в ледяном холоде. Он не замерзнет — он сгорит. Холод не может причинить ему вреда — сколько бы он ни купался в горных ручьях.